Гай Хейли - Гибельный клинок

… Однако следует проявлять осторожность. В районах природного образования психоактивных кристаллических матриц люди, не обладающие псайкерскими способностями, могут быть подвержены галлюцинациям, явлениям, напоминающим активность полтергейста, или истерическим припадкам.

<см. ссылка: «Призраки Калидара»>

ГЛАВА 22

Банник проваливался глубже и глубже, его затягивало в удушающую пыль. Когда снаружи больше невозможно было получать воздух, включились автономные системы очистки, которыми был оснащен его респиратор. В наушнике послышался звуковой сигнал; миниатюрная система переработки углекислого газа сможет снабжать его кислородом двадцать минут, не больше. После этого он начнет задыхаться.

Еще более тяжелой проблемой — Банник почти засмеялся при мысли о том, как иронично это звучало — была тяжесть песка. Чем глубже он проваливался, тем сильнее давил на него зыбучий песок. Было уже трудно дышать. Усилием воли Банник заставил себя дышать реже — частое дыхание израсходовало бы запас воздуха куда быстрее.

Он опускался все глубже. Прозвучал еще один сигнал — воздуха оставалось на десять минут. Песок сильнее сдавливал его руки и ноги, сжимал голову. Перед глазами поплыли черные точки, и Банник ощутил, что теряет сознание.

Вдруг что-то под ним провалилось. Давление на его грудь внезапно ослабело, и Банник вдохнул большой глоток переработанного воздуха с металлическим привкусом. Он почувствовал, как все быстрее проваливается вниз с потоком хлынувшего песка.

Он вывалился в открытое пространство, подхваченный потоком песка. Вспышки туманного света то появлялись, то исчезали, и Банник почувствовал, что падает. Едва он успел расслабиться перед падением, как рухнул на кучу песка и покатился вниз по склону, больно ушибаясь о свое снаряжение.

Трос, связывавший его с Ганликом, натянулся, сработав как якорь и не позволив Баннику падать дальше в яму, до дна которой было еще примерно сто метров.

Банник осторожно встал. За исключением синяков, он был невредим. Держась за трос, он начал подтягиваться вверх по склону, до того места, где трос исчезал в песке. Банник попытался вытянуть его, но трос был словно вмурован в камнебетон. Банник бросился на песок и начал бешено копать руками, как собака. В выкопанную им яму сыпался песок, нескончаемые потоки песка. Банник стал копать еще быстрее, и, наконец, наткнулся на кусок одежды, чье-то плечо — Ганлик.

Загородив собой товарища от потоков песка, Банник упорно продолжал откапывать его. В конце концов, он освободил из песка верхнюю часть тела Ганлика.

Банник поднял голову Ганлика. Второй наводчик был мертв. Видимо, в какой-то момент с него сорвало респиратор, и нос и рот забились песком. Коротко стриженые волосы и недавно отросшая борода были полны песка, глаза тоже залеплены им. Банник насколько возможно очистил лицо Ганлика и закрыл ему глаза. Склонив голову, лейтенант прошептал молитву за его душу и осторожно уложил тело товарища на песок.

Не отрывая взгляд от лица мертвого, Банник встал, достал нож и перерезал трос, связывавший их с Ганликом, после чего вознес благодарственную молитву Императору. Ганлик, даже после своей смерти, спас жизнь Баннику, послужив якорем и не позволив лейтенанту падать дальше, вглубь зыбучих песков, на самое дно шахты.

Лишь после этого Банник отошел в сторону и огляделся. Он оказался в глубокой шахте, подобной тем, которые были в городах-ульях планеты. Было сумрачно, но сверху, со штормового неба, проникало немного света. Банник понял, что, должно быть, каким-то образом оказался в том самом недостроенном городе, о котором говорил Ганлик несколько дней назад.

Строители успели выкопать шахту и боковые туннели, прежде чем работы были прекращены. Банник не знал, насколько глубоко могут уходить туннели — они выглядели просто как черные дыры в скале. Ветер выл в туннелях, то громче, то тише, сверху в шахту постоянно сыпалась тонкая пыль, время от времени струились потоки более тяжелого песка, но в глубине, там, где ветра не было, воздух был спокойный.

Из стен шахты выступали платформы и балки, монтажные рамы для строительного и добывающего оборудования, или крепления для зданий, которые так и не были построены. На вершине склона, где стоял Банник, были видны каменные стены шахты и двойная спираль дорог, ведущих вверх и вниз. Дороги тоже были туннелями, пробуренными в мягком камне. Никакого покрытия или облицовки сделать не успели, и туннели были заполнены песком и забиты каменными обломками, их нижние участки скрывались в песке на дне шахты. Небо над шахтой темнело, становясь из тускло-желтого серым. Скоро наступит ночь. Баннику совсем не хотелось блуждать по шахте в полной темноте.

Он стал пробираться вдоль стены шахты к краю дороги, каждые несколько шагов проверяя ногой землю перед собой. Наконец добравшись до цели, он перелез через грубо обтесанное каменное ограждение и спрыгнул на дорогу. После этого Банник перевел дыхание, проверил снаряжение и подумал, что же делать дальше.

Так и не решив, что делать, он съел немного сухпайка из подсумка на поясе и, предельно уставший, заснул.

Проснулся Банник от холода, пронизывающего до костей. Стуча зубами, он свернулся клубком как можно плотнее и попытался согреться. С того момента, как их колонна вошла в котловину Озимандии, Банника не покидало чувство, что за ним следят, и он, как ни старался, не мог избавиться от этого ощущения. Снова и снова он поднимал голову и вглядывался в окружавшую его тьму. Но было так темно, что он ничего не мог разглядеть. В подсумках на поясе у него было несколько осветительных патронов. Он убеждал себя, что должен беречь все свои припасы, но, в конце концов, ощущение того, что на него кто-то смотрит, стало невыносимым, и он, привстав на колени, дрожащими руками потянулся к подсумку и, достав один осветительный патрон, чиркнул им о камень.

Патрон ярко загорелся, Банник, дрожа, пытался согреться его теплом. Подняв осветительный патрон высоко над головой, Банник встал, вглядываясь во тьму за пределами круга света. Осветительный патрон шипел, сгорая, расплавленные химикаты капали на пол туннеля.

Банник резко обернулся. Что-то двигалось в темноте.

Осветительный патрон затрещал и погас. В глазах Банника засверкало от остаточного следа.

Он зажег еще один патрон. Свет вспыхнул снова.

Прямо перед ним, лицом к лицу, стоял Тупариллио, глядя мертвыми глазами, его кожа была мертвенно-белой от потери крови. Он смотрел в лицо Баннику, взгляд безжизненных глаз, казалось, проникал в самую душу.

— Гордым был ты и бездушным, — прошептал он. — Убийца.

Нервы Банника не выдержали. Он закричал и бросился бежать вверх по дороге, размахивая осветительным патроном, отбрасывавшим пляшущие тени на стены дороги-туннеля. Он бежал, лавируя между каменными обвалами и кучами песка, мчась еще быстрее из-за низкой гравитации. Осветительный патрон догорел, и Банник отбросил его, побежав вслепую, спотыкаясь. Его позор преследовал его даже здесь.

Нога Банника, запнувшись обо что-то, подвернулась, и он упал.

Внутри у него все заледенело. Позади, слегка покачиваясь, двигался свет, приближаясь к нему.

— Тупариллио! Тупариллио! — закричал он. — Прости меня, пожалуйста, прости меня!

Его крик эхом прозвучал в туннеле. Свет неумолимо продолжал приближаться, словно призрачный блуждающий огонек, неупокоенный дух родича, которого он убил.

Он достал лазерный пистолет, маленький индикатор заряда зловеще светился красным в темноте. Подняв пистолет, Банник с ужасом посмотрел на него. Как поможет пистолет против призрака, даже если бы Баннику хватило твердости попытаться убить своего брата еще раз. Выронив пистолет, Банник зажмурил глаза.

— О, Император, помилуй меня, я хотел только служить! Прости меня, я был гордым и высокомерным, Тупариллио…

Из-под маски респиратора сквозь слой пыли по его лицу потекли слезы.

Чья-то рука опустилась на его плечо.

— Тсс! Тише, тише, не надо. Очнись, открой глаза, открой глаза!

Банник открыл глаза. Над ним стоял человек — в некотором роде человек. Его глаза, хотя и добрые, были слишком широко расставлены, перекошенный рот полон кривых зубов. Одна рука была огромной и массивной, ее изуродованные пальцы сжимали шест с фонарем. На другой руке, державшей Банника за плечо, было только четыре пальца. Мутант. Но всякое отвращение, которое мог бы испытывать Банник, было заглушено невероятным чувством облегчения.