Ник Кайм - Саламандры: Омнибус

Он ждал в полутьме зала. Галогенные светильники были приглушены, в помещение попадал лишь свет снаружи. Они явились, один за другим: Агатон и Екбар первыми, один — суровый и многое повидавший, второй — тихий и задумчивый. Оба они были сержантами тактических отделений, как и сам Тсу'ган. Затем пришел Варго из одного из штурмовых отделений, ветеран многих походов. Де'мас, Кловий и Тифос явились почти сразу за ним. Последним пришел Навим, которому больше всех не нравилось это приглашение. Эти семеро Астартес, все опытные Саламандры, представляли пять тактических и оба штурмовых отделения третьей роты. Не было только сержантов Опустошителей, тех, кто сражался на Стратосе рядом с Н'келном. И конечно, отсутствовал Дак'ир. Он вполне четко показал свое отношение к недавнему назначению капитана.

Присутствующие братья-сержанты сняли шлемы, а Кловий и Тифос их вообще почти никогда не надевали, и в темноте вспыхнули их глаза. Тсу'ган подождал, пока все устроятся, пока будут произнесены взаимные приветствия и слова уважения, затем начал:

— Не сочтите меня изменником, ибо таковым я не являюсь.

Тсу'ган обвел пристальным взглядом собравшихся.

— Тогда зачем мы здесь, если не поговорить об измене, не отказаться от клятв, которые мы все принесли самому магистру ордена? — сердито, но в то же время не повышая голоса спросил Навим.

Тсу'ган примиряюще поднял руку, успокаивая Навима и одновременно предупреждая ответ брата Иагона, который стоял в темноте за спиной своего сержанта и наблюдал.

— Я хочу лишь сделать так, как лучше для роты и ордена, братья, — заверил присутствующих Тсу'ган.

— Если это так, Тсу'ган, то почему мы прячемся в темноте, словно заговорщики? — спросил Агатон, недовольно прищурившись. — Я пришел сюда, чтобы обсудить разлад в наших рядах и то, как мы можем это исправить. Все разговоры, что я слышал до собрания, касались несогласия и непригодности Н'келна к роли капитана. Так скажи мне, почему я не должен просто развернуться и пойти прямо к Ту'Шану?

Тсу'ган встретил напряженный взгляд брата-сержанта с искренним сожалением:

— Потому что ты, как и я, знаешь, что Н'келн не годится для этой должности.

Агатон открыл рот, чтобы ответить, но тут же захлопнул его перед неопровержимым фактом. Тсу'ган вновь обратился к собранию, разведя руки в примирительном жесте:

— Н'келн — прекрасный воин, один из лучших в Инфернальной Гвардии, но он не Кадай и…

— Никто из нас не Кадай, — мотнув головой, насмешливо произнес сержант Кловий. Благодаря коренастому, приземистому туловищу, мощным плечам и широкой спине он казался несдвигаемым, точно бронированный валун. — Нельзя оценивать одного человека сквозь призму памяти о другом.

— Я говорю лишь о его наследии, — возразил Тсу'ган, — и о его способности вести нас. Н'келну нужна направляющая рука, поддержка настоящего капитана. Он как один компонент сплава, который силен лишь в соединении с другим, но в одиночку он… — Тсу'ган покачал головой, — он наверняка сломается.

Прокатившийся по всей комнате ропот показал, что его слушатели вовсе не убеждены. Тсу'ган заговорил напористее:

— Н'келн унаследовал раздробленную роту, для восстановления которой нужна сила. Такой силы у него нет. Как еще объяснить эту глупость с возвращением в Адронный Пояс?

— Если бы мы не вернулись туда, то не нашли бы ларец, — низким голосом возразил Варго.

Тсу'ган повернулся к нему, его собственный голос прозвучал пылко и хрипло:

— Везение, которое едва не стоило нам бесславной смерти и обязало нас перед этими наймитами. — Он яростно выплюнул последнее слово, имея в виду Злобных Десантников. Упоминание об этих бесчестных собаках словно жгло рот.

— Второй ошибкой Н'келна было позволить Виньяру и его псам утащить оружие и доспехи, которые предназначались другому ордену. Они Астартес только по названию и просто воры. Но Н'келн их отпустил, не сказав даже грубого слова, не говоря уж о погоне.

Тсу'ган замолчал, чтобы его осуждающие речи дошли до слушателей.

— Не сочтите меня изменником, — повторил он, не без удовлетворения заметив, как потемнели лица сержантов. Даже Навим, казалось, начал поддаваться, — ибо таковым я не являюсь. Я служу лишь ордену. И всегда служил. Я горжусь, что я — огнерожденный, и останусь верным своим братьям до самой смерти. Но чего я не стану делать, так это стоять и смотреть, как рота катится к гибели. Как и не стану участвовать в безрассудных операциях, где единственная награда — бессмысленная смерть. Этого я сделать не могу.

Агатон озвучил общую мысль:

— Так чего ты хочешь от нас?

Тсу'ган кивнул, словно одобряя решимость собравшихся.

— Примите мою сторону, — просто сказал он. — Примите мою сторону, и мы пойдем к магистру ордена и потребуем сместить Н'келна.

После недолгого молчания заговорил Навим:

— Ни одного из фактов, что ты упомянул, не достаточно, чтобы снять капитана. Ту'Шан накажет всех нас за этот заговор. И отправит к Элизию с его хирургеонами-дознавателями, чтобы проверить нашу чистоту.

— Это не заговор! — рявкнул Тсу'ган, затем, поборов раздражение, понизил голос: — Я представлю наши сомнения магистру ордена, ибо это наше право. Ту'Шан мудр. Он узнает о расколе в роте и будет вынужден принять меры по его устранению.

— И кого же он поставит на место Н'келна? — спросил Агатон, встретившись взглядом с Тсу'ганом. — Тебя?

— Если магистр ордена сочтет нужным назначить меня, я не стану увиливать от ответственности. Но я не стремлюсь занять место Н'келна. Я хочу лишь того, что будет лучше для роты.

Агатон оглядел собравшихся в явной нерешительности:

— А что с Дак'иром, Омкаром, Локом и Ул'шаном? Почему их здесь нет?

Тсу'ган сохранил высокомерный вид, несмотря на уместный вопрос сержанта.

— Я их не звал, — сознался он.

Навим подскочил от такого признания:

— Почему? Потому, что они никогда с тобой не согласятся? Или потому, что не станут молчать о заговоре? — Он отмахнулся от собравшегося возразить Тсу'гана: — Избавь меня от своих ответов, брат. Мне они не интересны. Из верности своим братьям-сержантам я буду молчать, но в этом участвовать не стану. Я понимаю, ты думаешь, что действуешь из искренней заботы о роте, но ты заблуждаешься, Тсу'ган, — грустно прибавил Навим и вышел.

— И я не стану, брат, — сказал Агатон. — Не заговаривай со мной больше об этом, или мне придется пойти к капеллану Элизию.

Следом ушли Кловий с Екбаром. Остальные торжественно заверили Тсу'гана, что будут на его стороне, но без поддержки большинства сержантов шансов на успех почти не осталось. Вскоре и они последовали за недовольными собратьями, оставив Тсу'гана наедине с Иагоном.

— Почему они этого не понимают, Иагон? Почему они не хотят признать слабость Н'келна? — Тсу'ган опустился на одну из простых дощатых коек, которыми не пользовались уже десятки лет.

Иагон неторопливо показался из-за спины Тсу'гана.

— Я не считаю, что мы потерпели неудачу, брат-сержант.

Тсу'ган поднял вопрошающий взгляд.

— Верно, на нашей стороне всего три сержанта, но это все, что нам на самом деле нужно.

— Объясни.

Иагон улыбнулся, но в неприятном изгибе опущенного книзу рта не было ни следа тепла или радости. Здесь, в полумраке пустого общежития, он мог показать свою истинную природу.

— Пойдите со своими жалобами к Элизию. Сделайте так, чтобы Н'келн при этом был в пределах слышимости или хотя бы вскоре об этом услышал. — Иагон нарочно помолчал, внутренне аплодируя собственному коварству, а затем продолжил: — Н'келн — воин крайне сознательный. Как только он узнает о вотуме недоверия среди собственных сержантов, — прищуренные глаза Иагона вспыхнули, — он сам добровольно сложит с себя обязанности капитана.

Тсу'ган внезапно ощутил, что его разрывают сомнения. Он глубоко вдохнул, пытаясь от них избавиться.

— Правильно ли это, Иагон? Будет ли то, что я делаю, лучше для роты и ордена?

— Вы вступаете на тернистый путь, милорд, который должны пройти, если нам суждено когда-нибудь стать снова единым целым.

— И все же…

Иагон шагнул вперед, чтобы подчеркнуть свои слова:

— Если Н'келн достоин быть капитаном, так почему он не взял громовой молот Кадая? А молот сейчас пылится в зале Реликвий, забытый и оскорбленный тем, кто побоялся взять его в руки, хотя это положено ему по праву.

Тсу'ган неуверенно покачал головой:

— Нет. Н'келн отказался от молота из уважения.

Но прозвучало это не очень убедительно.

Иагон принял абсолютно невинный и беспристрастный вид:

— Разве?

Тсу'ган покинул общежитие в молчании, отягощенный собственными мыслями. Боль должна успокоить растревоженный разум. Он немедля направился к солиториумам. И там, в темноте, под взглядом своего тайного наблюдателя, отдавался пагубному пристрастию снова и снова, в надежде, в тщетной надежде, что со следующим касанием жезла его совесть успокоится. Но она не успокаивалась, и чувство вины грызло его всю дорогу, пока он шагал по длинным переходам зала Реликвий, укутанный лишь в простой зеленый плащ.