Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев" - Игорь Игоревич Николаев
— У нас нет господина. Мы сами себе хозяева и господа. Платим подати, аренду и церковное. Мы никому не обязаны…
Он красноречиво умолк, не договорив очевидное «но и нам никто не обязан».
— А меч? — спросила Хель, с прищуром кинув острый взгляд на стену.
— Собственность общества, — ответил уже десятский, который, видимо, еще и управлял скарбницей деревни. — Куплено и принадлежит. Об том и запись есть.
— Понятно.
Хель задумалась, прочие терпеливо ждали. Гаваль удивился тому, с каким вниманием сельское общество ждет, что скажет… баба. Тем более, здесь новомодные веяния насчет равенства по закону явно признания не нашли — за столом сидели сплошь мужики. Паузу вдруг нарушил Бьярн. Рыцарь-искупитель, не чинясь, встал, подошел к стене, взял меч, сняв перевязь с медного гвоздя. Вытянул клинок из ножен до середины, осмотрел.
— Неплохо, — пробормотал увечный громила, щелкнул ногтем по металлу, слушая короткий, исчезающе слабый звон. — Весьма неплохо…
Он перевернул оружие другой стороной, скривился при виде травленой надписи, которая удостоверяла принадлежность меча деревенскому сообществу.
— Мы его не украли, — сумрачно и недовольно вымолвил казначей.
И не забрали у раненого рыцаря, добив его после, закончил про себя менестрель. Да, разумные и осторожные люди, не отнять…
— Одобряешь? — отрывисто спросила Хель.
— Вполне, — сказал Бьярн. — Оправу сменить, полотно зашлифовать, чтобы пакость эту начисто убрать. И будет хорошо.
Искупитель в отвращении скрыл травленую надпись в ножнах, вернул меч обратно, и беседа возобновилась.
— Арендодатель за вас не вступится? — спросила Хель.
— Нет, — лысый старик говорил кратко и по делу. Косо глянув на Артиго, он пояснил чуть подробнее, видимо желая таким образом продемонстрировать уважение сословию в целом. — Господин Бертраб желает выплат и подношений. А лишних неприятностей не желает.
Бертраб, начал вспоминать Гаваль. Не тот ли замотанный и задерганный суетами кавалер, встреченный ранее? Ему Хель еще подарила меч, точнее преподнесла куртуазную взятку. Странно, деревня вроде доход приносит, наверняка есть и другие арендаторы, но выглядел тот дворянин, скажем прямо, как бедняк.
— И ему все равно, что добрых и честных арендаторов сожгут на корню? Нет деревни — нет дохода.
— Да, — межевой ответил без колебаний. — Что по ветру пеплом разлетится, после отстроится.
— А в бою и убить могут, — задумчиво предположила Хель. — То, что год-другой дохода не будет, риск не оправдывает. Верно?
— Земля останется, — подтвердил казначей, его пальцы были испачканы чернилами, выдавая грамотность. — Будет земля, будет и мужик на ней.
— Рискну предположить, — подумала вслух рыжеволосая. — Барону это все даже выгодно… Так? Новые жители — новый договор.
— Так, — согласился межевой. Гаваль отметил, что в основном деревенские смотрят на Артиго, воспринимая женщину как голос благородного человека. А вот маленькие, не по-стариковски чистые и внимательные глаза лысого знатока границ уставились прямо на Хель с нескрываемым любопытством и, пожалуй, некоторым уважением. Кажется, этот человек сразу понял, кто здесь ведет переговоры по-настоящему, а кто символизирует.
— Если все сгорит дотла, деревня будет записана в церковной книге как исчезнувшая, — сказал межевой, и остальные закивали, молча соглашаясь. — Старые договоры… — старик пошевелил пальцами, стараясь подобрать ученое слово.
— Утратят силу, — подсказала Хель.
— Да. Тех, кто будет отстраиваться заново, можно и в крепостные сразу записать.
— Ну, это вопрос интересный, — качнула головой женщина. — Есть над чем подумать… ладно. Значит, что я скажу
Хель взглянула на Артиго, и мальчик вновь степенно кивнул, будто разрешая перейти к следующей части беседы. Раньян скрипнул зубами, перечеркнутое свежим шрамом лицо бретера замерзло, подобно гипсовой маске. Гавалю подумалось, что, кажется, у любовников намечается размолвка. Один фамильяр гнет в ту сторону, которая совсем не по душе второму. При этом второй обязан первому жизнью Непростая… эта, как ее… коллизия, так вроде бы.
— Вы готовы чем-то жертвовать? — прямо, без экивоков спросила Хель.
— Обскажи яснее, — потребовал встречь «межевой». — Об чем разговор.
Все-таки он волновался, и крепко, в речи стали проскальзывать плебейские словечки.
— Что я предлагаю…
Женщина обстоятельно, будто сидя в одиночестве за своим же столом, достала кожаный вощеный тубус, где хранила чернильницу, снасть для замешивания чернил, а также иные принадлежности. Хель аккуратно все расставила на желтых досках и положила перед собой чистый лист хорошей бумаги.
— Подставить вас под удар «живодеров», затем перезаключить договор с теми. кто останется в живых или другими, пришлыми… Это разумно. Подло, жестоко, но расчетливо и разумно.
Артиго чуть откинулся на спинку простого деревянного стула, скрестил руки на груди. Юному господину не понравилось, как спутница отзывается о человеке чести за глаза. Но мальчик не проронил ни слова, предпочитая наблюдать, и Гаваль последовал его примеру, вспомнив, что вообще-то долг летописца — все видеть, все запоминать, сохраняя для истории.
— Однако барон кое-что упускает, — продолжала рассуждение Хель. Женщина говорила в абсолютной тишине, которая захватила дом, как густая паутина, заглушая шум с улицы. Может быть, у Хель когда-то имелась более внимательная аудитория, но… вряд ли.
— Если я все понимаю верно… А я думаю, что понимаю верно, — Хель взяла перо и маленький ножик для очинки. — Люди умирают, голодают и разбегаются. Очень скоро не человек будет искать землю, а наоборот, земля человека. Чтобы тот ее обработал и снял урожай. Так что землевладелец рискует потерять не годовой доход, а куда больше. Если все это расписать… — она приступила к очинке гусиного пера. — Кто знает, может быть, он предпочтет синицу в руках? Конечно, придется отдать что-то взамен. Но лучше расстаться с частью, чем безысходно терять все. Я так думаю. Это первое.
Хель подняла перо, указывая, что речь еще не закончена. Раньян, чьи руки лежали на столешнице, сжал кулаки в перчатках. Кадфаль размеренно качал головой, будто соглашаясь с услышанными тезисами. Гамилла смотрела главным образом на юного повелителя, интересуясь лишь тем, что скажет он, а сельские проблемы дворянку-арбалетчицу. кажется, вообще не задевали.
Женщина, что раньше принесла еду, тихонько убрала опустошенные Кадфалем деревянные тарелки, поставила другой кувшин. Судя по запаху, питье там было куда пристойнее разбавленного пива, что ставили прежде. Марьядек, не смущаясь, тут же налил себе
