Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев" - Игорь Игоревич Николаев
— Не поможет, — вновь ухмыльнулся Бьярн. — «Живодеры» не местные и никому не служат. Им эта земля чужая, портить отношения ни с кем не забоятся. Эти частью не удовольствуются, они заберут все. А деревню все равно сожгут.
— Зачем? — как это уже случалось не раз, Елена сначала задала вопрос, а затем поняла его наивную глупость.
— Потому что весело, — исчерпывающе ответил рыцарь, поправив меч на плече. — Ты когда-нибудь видела, как в сумерках горят крестьянские дома?
— Нет.
Елена неожиданно почувствовала, как желчная горечь подступила к основанию языка, так что пришлось сглатывать рвотный позыв.
— Очень красиво, — вымолвил Бьярн, глядя куда-то вдаль затуманенным взором, будто уйдя вглубь воспоминаний. — А поле горит еще красивее. Перед жатвой, когда стебли и листья уже высохли. Особенно когда нет луны, и ветер дует, колышет стебли. Кажется, что пылает неспокойное море.
Кадфаль стиснул зубы до скрипа, руки его сами собой сжались на дубине.
— Красиво, — повторил Бьярн и кивнул, будто вернувшись из далекой страны грез и воспоминаний. — Если не думать о том, каково будет выживать на пепелище тем, кому повезло выжить. Или не повезло.
Кадфаль со свистом выдохнул и разжал пальцы на полированном дереве. Кажется, искупитель был в шаге от того, чтобы проломить (или попытаться хотя бы) череп раскаявшемуся бетьяру. Но сдержался.
— Ты однажды задумался? — неожиданно спросил Гаваль, который сидел так скромно и тихо, что про него все забыли (в очередной раз).
Зная нрав и склочный характер Бьярна тут можно было ждать чего угодно, начиная с оплеухи. Однако рыцарь с неожиданным спокойствием вымолвил:
— Нет. Мой путь был иным.
Он машинально провел кончиками пальцев по толстым шрамам на лице и умолк, всем видом показывая, что дальше ничего рассказывать о себе не намерен.
— Так сколько времени нужно? — вернулась к прерванной теме Гамилла. — Чтобы дойти сюда.
Вместо ответа Бьярн дернул резаной щекой и в свою очередь спросил у Кадфаля:
— Известно, как далеко накрыли соляных воров?
— Они ничего не воровали, — огрызнулся бывший крестьянин и уже спокойнее припомнил. — Место не называли. Девочка упоминала, что нападение случилось на восходе.
— Угу… — Бьярн задумался, шевеля пальцами свободной руки. — А мы ее встретили ближе к закату. Мул скачет не быстро, но долго. Животное не было ранено, поклажа легкая. За день полный переход вполне пройти мог, а при удаче и полтора.
Елена перевела в уме расстояния, получилось километров тридцать, но с огромной погрешностью, могло быть и двадцать, и все пятьдесят.
— Полсотни рыл, к тому же обшаривают округу насчет пограбить… с обозом наверняка, и немалым. Ту же соль, овес, жратву и другой профит как-то надо тащить.
Елена опять вздрогнула, теперь от слова «профит». Женщина привыкла, что так называют честную добычу, взятую с большой опасностью в страшных местах.
— Я бы сказал, пойдут не быстрее одной перемены лошадей за день.
Рыцарь использовал специфический оборот, подразумевающий расстояние между «лошадиными станциями» в тех местах, где имелась курьерская или почтовая служба. По прикидкам Елены это составляло что-то около десяти километров.
— То есть понадобится им от четырех дней. Скорее полная неделя или даже больше.
— А они не поспешат, чтобы крестьяне растащили по схронам поменьше? — уточнила Гамилла.
— Это неважно, — опять же со знанием дела отмахнулся Бьярн. — Что спрячут, обо всем расскажут. Эти спрашивать будут умеючи.
— Я слышала, крестьяне к такому привычные, — задумалась вслух арбалетчица, притом с абсолютной серьезностью. — А зерно отдавать нельзя, без него до весны не доживет никто. Перетерпят мучения?
Бьярн посмотрел на нее, и единственный глаз рыцаря светился печальным знанием. Искупитель вздохнул, продолжил практический ликбез:
— Мужики привычные к обычным лиходеям. Тем, кто злодействует с оглядкой. А то вдруг егеря подоспеют. Вдруг баронская дружина придет. Вдруг еще кому наниматься тут будет оказия. Так что рыло мужику начистить до крови, ну, может палец-другой отрезать, бабу на сеновале оприходовать толпой… это нормально. Зашибить кого-то даже, но без излишеств, по необходимости. А бывшие наемники, ставшие на путь разбоя… — он помолчал немного. — Уж поверь, они не люди. Похожи на людей, да, внешне. Но в сути своей — поганые твари, для которых нет ничего святого или запретного. Мужик может крепиться, но когда станут навоз в глотку через воронку лить… детишек пятками в огонь совать. Или головами… Все начинают говорить. Скотину приведут, зерно выкопают — и будут молить, чтобы еще согласились взять.
— Сегодня третий день. Значит, у нас есть время? — отметил главное практичный Марьядек. — До заката выйдем, всяко успеем подальше свалить. Дорога приличная, дождями не размытая. Идти будем всю ночь под фонарем и весь завтрашний день. Оторвемся, а там уже этот ваш… Дрефехан.
— Да-да! — заволновался Шапюйи, про которого тоже забыли, а он сидел рядом, тихий, как мышь под веником, внимательно слушая умудренных опытом спутников поневоле. — Пойдемте скорее!
— Не пришпоривай, не седлал, «Шляпа», — укоризненно оборвал его Бьярн. — Дай обтолковать это все.
Елена оглянулась на деревню, где уже, видимо, забыли, что надо сторожить ворота и не пускать пришлых. Суета умножалась, кажется, в лес уводили не только скотину, но и малых детей. Очевидно, страшная мудрость бывшего злодея с мечом была ведома и селянам.
И что же делать?..
— Славный город Дре-Фейхан поможет? — прямо спросила Елена. — На любых условиях. Это же в его интересах.
— Нет, — сразу и без колебаний ответил Шапюйи. — Даже если согласятся, то спор на неделю, самое меньшее. Сколько сил можно отправить. Кто заплатит и как можно сэкономить. Сбор. Провиант и другой запас. Поход сам по себе. Но скорее все решат, что деревней больше, деревней меньше, это неприятно, но благополучие города прежде всего. Ослаблять наши силы в виду происков Молнара… нет. Точно нет.
— То есть недели две, скорее три, — подытожил практичный Кадфаль, судя по всему, полностью согласный с арифметикой горожанина. — Тут и думать не о чем.
Елена и не ждала иного ответа, однако считала своим долгом проверить. Что ж, проверила… Лекарка поймала взгляд Виторы. Служанка убрала буквицы в мешочек, лицо крестьянской девушки побелело, зрачки расширились, превратившись в темные кружки почти без просветов. Кадфаль перебирал пальцами по дубине, словно полируя и так выглаженное дерево заскорузлыми
