Йен Макдональд - Дорога Отчаяния
— Их, должно быть, сотни. — В голосе его мешались изумление и благоговение.
— Беги давай, — сказал Каан, проклятый прагматизмом.
— Нет, я хочу посмотреть, что будет. — Раэл–младший взобрался по нескольким стальным лестницам на вершину колонны каталитического конвертора. Каан, замешкавшись лишь на мгновение, последовал за ним. Он, разумеется, был прагматиком, но прагматиком любопытным. С мостков на самом верху колонны стал очевиден план операции. Лихтеры занимали позицию, имеющую форму огромного диска с центром в Дороге Отчаяния.
— Ох, да тут их тысячи, — сказал Каан, исправляя оценку брата. Воздушные корабли продолжали идти у них над головам. Лихтеры проходили над городом еще полчаса, прежде чем построение было завершено. В небе было черным–черно от них, в черноте сверкали золотые опознавательные огни — индустриальная буря, готовая обрушиться на Дорогу Отчаяния. Летательные суда были повсюду, куда только достигали зоркие глаза мальчишек. Мрачная неподвижность лихтеров пугала их. Они знали о могуществе Корпорации Вифлеем Арес, но способность затмевать небо вызывала благоговейный трепет.
Потом будто бы прозвучало заклинание.
Все дирижабли, одновременно, повсюду, распахнули грузовые отсеки и испустили потоки оранжевого дыма.
— Газы! — взвизгнули братья в ужасе, но оранжевый дым не расплывался, как газ, но висел, как колышущиеся занавески, вокруг Дороги Отчаяния. Он висел несколько секунд, а затем необычайно быстро опустился на землю.
— Хитро придумано, — сказал Раэл–младший. — Они использовали пропеллеры, чтобы создать нисходящий поток.
— Я хочу домой, — отозвался мальчик с большими планами на будущее.
— Шшш. Это же интересно. — Через минуту после открытия грузовых отсеков облако превратилось в толстый слой оранжевой дряни на красной поверхности Великой Пустыни.
— Я хочу домой, мне страшно, — повторял мальчик, который собирался стать богатым и знаменитым. Раэл–младший разглядывал дюны и высокие сухие плато, но видел только, как лихтеры один за другим покидают формацию.
— Я видел достаточно. Можем идти.
Дома они застали па в необычно приподнятом настроении.
— Идите сюда и взгляните на это, — сказал он, ведя сыновей на маисовое поле. — Что скажете? Раэл–младший вспомнил кристалл сульфата меди, который он вырастил в школе, но эта штука была полметра в длину и имела тускло–черный цвет с налетом ржавчины. Кроме того, она росла из середины маисового поля, чего не стал бы делать ни один кристалл сульфата меди. Лимаал Манделла изрек с ноткой гордости в голосе:
— Думаю, можно закопать его в качестве сувенира.
— Что это такое?
— Вы что, радио не слушали? — Это кристалл железного ферротропа! Ребята, мы с вами живем в самом центре самой большой в мире бактериологически активной зоны! — Они не могли понять, чем их отец так доволен. — Если вы возьмете бинокли и отправитесь на утесы, вы увидите эти штуки, растущие из песка по всей пустыне до самого горизонта. Кристаллические ферротропы! Вот как Корпорация Вифлеем Арес вытянет из песка все железа — с помощью бактерий, крохотных живых существ, которые едят бесполезную ржавчину и испражняются вот такими штуковинами. Умно? Блестяще! Это делается впервые — здесь, в Дороге Отчаяния! Никогда раньше такого не было. Мы первые!
— А что это такое вывалилось из лихтеров? — спросил Каан. Раэл–младший тычком заставил его замолчать, прежде чем он проболтался об экспедиции в Стальград, но па был слишком ослеплен сиянием технологии, чтобы замечать такие мелочи.
— Споры микробов. Вот что это было — споры микробов. Но знаете, что самое удивительное? Эта… зараза — я думаю, можно так ее назвать — поражает только ржавчину, только и исключительно оксид железа. Ничего больше не трогает: можно идти по пустыне километры и километры и километры — и не будет никакого вреда. Вифлеем Арес распылили эти споры на двадцать километров во все стороны отсюда. Я слышал, как один строитель сказал, прежде чем они уехали — богатейшее месторождение на всей планете.
— А этот как тут оказался? — Раэл–младший наклонился, чтобы рассмотреть инопланетную тварь, устроившуюся в кукурузе.
— Должно быть, железо было глубоко под почвой. Какие‑то споры занесло сюда и они принялись за ржавчину. Да что там, у Эда Галлацелли такие растут прямо из крыши сарая.
— Ого! Можно пойти посмотреть? — спросил Каан.
— Конечно, — сказал Па. — Я тоже пойду. Возьмем бинокли и залезем на утесы. Все уже там, любуются представлением. Идешь, Раэл–младший?
Раэл–младший не пошел. Он ушел в дом, читать книгу про поезда, а когда отец, брат, мать, дедушка и бабушка вернулись, полные впечатлений от зрелища громоздящихся кристаллов, прущих из песка, вырастающих, вырастающих, вырастающих до десяти, двадцати, пятидесяти метров, прежде чем рухнуть под собственным весом, он притворился, что играет с кошкой, но на самом деле он ненавидел их — отца, брата, мать, бабушку, дедушку, потому что не знал, как ненавидеть пилотов и проектировщиков, так сокрушительно изменивших его вселенную. Он не понимал, откуда взялась эта ненависть, почему он чувствует себя уничтоженным, опустошенным и подавленным. Он попытался рассказать об этом брату, матери, даже витающему в облаках отцу, но они не понимали, что он имеет в виду — никто из них, даже мудрая Ева Манделла с мудрыми руками старой ткачихи. Единственным человеком во всей Дороге Отчаяния, кто мог бы понять душевную боль Раэла–младшего, была его тетушка Таасмин, которая одна знала, что значит проклятие непостижимой мистической судьбы.
43
Сирены взвыли в шесть часов шесть минут.
Они ревели, как ангельские трубы. Они ревели, как летние шторма ревут в вышках насосов и в красной черепице. Они ревели как Глас Судного дня, как лопающиеся небеса, как дыхание Панарха, вдыхающего жизнь в безжизненную материю.
В шесть часов шесть минут сирены взорвали воздух пустыни, и все двери на всех улицах нового города одновременно распахнулись, выпустив людей — людей со всех континентов мира и из‑за его пределов, из Метрополиса, всегда бегущего задом наперед, чтобы поспеть за сами собой, люди с кишащего плотью Материнского мира; все они шли лить сталь для железных дорог и сельхозтехники, ткацких станков и рикш, мостов и зданий юной, энергичной планеты, все покидали дома, чтобы лить сталь для могущественной Сталелитейной Компании Вифлеем Арес: рабочие торопились на фабрики, приток соединялся с притоком, образовывая целую реку голов, рук и сердец, затопившую улицы Стальграда. Младшие руководители в прекрасно подогнанных бумажных костюмах, только что извлеченных из автоматов, проносились мимо на электрических трициклах, дети плелись в школы и детские сады, лавочники и продавцы кооперативных магазинов поднимали жалюзи и выставляли на веранды стулья, показывая всем, что они открылись.
По сигналу сирен двести желтых грузовиков зашевелились, как сонные собаки, и выползли из своих гаражей. На кристаллоносных дюнах дрегляйны и шагающие экскаваторы перешли от молитвенного стояния к кормежке. С грохотом и ревом двадцать четыре черно–золотых откатчика класса 88 разожгли токамаки и застучали по стыкам рельс к главной магистрали.
С криком сирен из сотен трубы вырвались клубы дыма: облачка, потом кольца, потом непрерывные черные, белые, оранжевые столбы, поднимающиеся в яркие небеса бабьего лета. Конвейеры застучали, придя в движение, горны запылали, раскаленные добела графитовые электроды опустились в кипящие чаны жидкого жара, набрали скорость дробилки, а в самом сердце комплекса, за стенами из бетона, звука, стали, свинца и магнитных полей, плазменный джинн вырвался из своей бутылки и вдохнул в город магическую мощь.
Под крик сирен охранники в черно–золотой форме с черно–золотыми погонами на плечах широко распахнули сетчатые ворота, выпустив наружу двести грузовиков, понесшихся через Дорогу Отчаяния к рудным полям.
Под крик сирен Бедные Чада Непорочного Изобретения высыпали из своих картонных и пластиковых лачуг, окружающих базилику, и повалили по улицам старой Дороги Отчаяния к воротам, распевая псалмы и мантры, чтобы успеть осыпать молельными конфетти колеса грузовиков, каждое из которых было размером с дом. Охранники улыбались и приветственно махали руками, водители в клетчатых рубахах мигали фарами и давили на гудки. Бедные Чада, обряженные в лохмотья, плясали для них и пели. Молельные воздушные змеи извлекались из пластиковых мешков и взмывали в потоках утреннего ветра, привязанные к сетке ограды: славным было празднование первого дня Явления Стального Мессии! Грузовики грохотали мимо: пятьдесят, сто, две сотни. Рев моторов заглушал гимны верующих, крутящиеся колеса забрасывали их красной пылью. Рассвет разгорался, заливая геометрические формы фабрик, бросая прекрасные индустриальные тени сквозь забор на танцующих Бедных Чад. Прожекторы гасли по мере того, как вступал в свои права день.
