Дэн Абнетт - Лучшее из "Молот и Болтер"

С разумов защитников Шаденхольда спала пелена, и они увидели брата-космодесантника в богато украшенном доспехе ярко-синего цвета. Под рукой воин держал шлем с плюмажем, на боку в ножнах висел гладиус. Поверх ослепительного великолепия его доспеха ручной работы со знаками боевых отличий и наград был надет сюрко. Знак на правом плече свидетельствовал о том, что это Ультрамарин; украшенный драгоценностями Крукс Ауреас на левом — что он чемпион легиона, тетрарх Ультрамара и член почетного караула самого Робаута Жиллимана.

— Ты хорошо справился со своей ролью, тетрарх Никодим. Часто ли Ультрамарины прибегают к таким театральным приемам? — спросил Дантиох.

— Нет, милорд. Не часто, — ответил чемпион, чьи коротко остриженные волосы и красивое патрицианское лицо выдавали в нем элитного воина Ультрамара. — Но времена теперь особые и требуют соответствующей тактики.

— Позволь мне говорить откровенно, Ультрамарин. Когда ты появился на Малом Дамантине с клеветническими обвинениями и сухими разведданными, я чуть не приказал Вастополю сбросить тебя с бастионов Шаденхольда. — Кузнец Войны поднялся с колен с помощью Тарраша. Тетрарх метнул в него суровый взгляд. Вокруг одного из его глаз была нанесена искусная татуировка со знаком его ордена.

— Нелегко Железному Воину слышать о слабости своих собратьев, — продолжал Дантиох. — В этом я согласен даже с Идриссом Крендлом. Ты опорочил моего отца и обесчестил Четвертый легион обвинениями в мятеже, ереси и убийстве. Мы позволили твоим оскорблениям остаться безнаказанными. Ты предоставил нам редкую возможность узнать об измене собратьев из первых рук. Наш договор скреплен правдой. Итак, чего хочет от нас Робаут Жиллиман?

Таврон Никодим оглядел собравшихся. Суровая гордость Тарраша и Жнева была под стать гордости самого Кузнеца Войны. Почтенный Вастополь существовал лишь для того, чтобы сражаться, а безоговорочная преданность полковника Круйшанка была написана у него на лице — верность Императору, дарующая ему утешение перед лицом бедствий.

— Ничего такого, что вы бы не дали сами, — твердо ответил Никодим. — Откажите магистру войны в ресурсах и подкреплении. Продержитесь так долго, как только сможете. Усилия немногих верных способны замедлить продвижение изменника. Минуты. Дни. Месяцы. Сколько угодно, чтобы дать Императору время укрепить Терру перед надвигающейся бурей, а моему лорду — пробиться через посеянное Хорусом замешательство и подготовить ответ верноподданных Императора.

— Если мы собираемся пожертвовать собой ради этого, Железный Воин выступит против Железного Воина, было бы неплохо знать, какая стратегия есть у Жиллимана, — заметил Дантиох.

— Да, милорд. Как всегда, у лорда Жиллимана есть план, — невозмутимо ответил чемпион Ультрамаринов.

Когда все покидали залитый кровью Большой Реклюзиам, Дантиох окликнул:

— Никодим?

— Да, Кузнец Войны?

— Почему я?

— Лорду Жиллиману известно о вашем мастерстве и большом опыте в осадном деле. Он думает, что эти умения понадобятся.

— Он мог бы рассчитывать на мои умения, но как насчет верности? — настаивал Дантиох. — В конце концов выяснилось, что верности у моего легиона маловато.

— Вы были откровенны, милорд. Дозволено ли мне ответить вам тем же?

Дантиох кивнул.

— Магистр войны воспользовался слабостью вашего примарха — его гордостью, — осторожно пояснил тетрарх. — Ваша история с Пертурабо — не секрет. Лорд Жиллиман полагает, что может положиться на ту же самую слабость в вас.

И снова Кузнец Войны кивнул — Никодему и самому себе.

Я был там. На этом крошечном мире, в позабытой системе, дальнем закоулке Галактики. Там, где нанесли могучий удар по изменнику, магистру войны, и его союзу заблудших и проклятых. Там, на Малом Дамантине. Я был среди немногих, вставших против многих. Братом, пролившим кровь брата. Сыном, изменившим слову сбившегося с пути отца. И словом этим была… Ересь.

Мы сражались целый древнетерранский год и еще один кровавый день. Все мы были олимпийцами. Железные Воины, откликнувшиеся на зов своего примарха и Императора. Холодные глаза обоих следили за нами издалека. Оценивающе. Выжидающе. Желая, чтобы их Железные Воины продолжали бой. Как отсутствующие боги, которых влечет к делам смертных смрад сражения — неповторимая смесь крови и пожаров.

Я был там, когда Кузнец Войны Крендл напустил на нас стаю «Грозовых птиц». Исторгнутые из тучного крейсера «Бентос» и до предела набитые воинами и оружием, летательные аппараты затмили звезды и посыпались в наш мир, будто стая крылатых молний. Сумей они пробиться сквозь толстую пелену туч над недружелюбной поверхностью Дамантина, промчались бы по системам пещер и выплеснули весь свой запас ужаса на наши подготовленные позиции. Однако Кузнец Войны Дантиох лишь несколько часов назад приказал обрушить Орфические Врата, и все, что сумела найти стая, — это камни и следы разрушения. Одна за другой они разбились о поверхность планеты.

Я был там, когда могущественные богомашины Легио Аргентум, которым также не позволили пройти сквозь врата, были вынуждены пробиваться сквозь кислотные бури Малого Дамантина. Словно ослепшие измученные чудовища, они брели, спотыкаясь, сквозь шквалы и циклоны; их бронированные панцири покрывались ржавчиной, гигантские движительные системы разъедала кислота. Печально знаменитый «Омниа Виктрум», разрушитель сотни миров, был одной из трех освежеванных боевых машин, сумевших доковылять до карстовой воронки — достаточно огромной, чтобы вместить их гигантские тела. И там визжащие орды, составлявшие экипаж богомашин, столкнулись с непостижимым лабиринтом исполинских пещерных систем планеты и с пониманием того, что могут навеки затеряться в его темных глубинах.

Я был там, когда Кузнец Войны Дантиох приказал запустить гигантские земляные насосы, и озеро с жидким прометием вышло из берегов, растекшись по полу нашего огромного дома-пещеры, словно ядовитый черный ихор. Я видел, как юнтарианцы из Четвертой Надир-Мару с таким множеством осадных орудий, что человеку и не сосчитать, утонули в смертоносных маслянистых волнах. Я рычал от разочарования, когда колонны моих вероломных братьев по отмелям двинулись к насосам, чтобы испортить огромную технику. Я рычал от радости, когда мой Кузнец Войны приказал поджечь лоснящуюся поверхность прометия. Пламя было столь сильным, что не только изжарило Железных Воинов в их собственных доспехах, но и принесло в пещеру свет, которого ее глубины не знали никогда.

Я был на зубчатых стенах Шаденхольда, когда наши орудия и артиллерийские установки превратили резервных «Грозовых птиц» Кузнеца Войны Крендла в огненные шары из обломков. Я видел, как небольшие армии высаживались на наших донжонах и башнях и дождем сыпались вниз, навстречу смерти с перевернутых сооружений. Я сражался рядом с Сынами Дантиоха — генетически выведенными великанами чудовищных размеров. Они одну за другой вырывали руки и ноги юнтарианцам из Четвертой Надир-Мару в огневых мешках и внутренних дворах крепости. Я шагал вместе с Ангелойскими адамантифрактами полковника Круйшанка, когда их отработанный на тренировках лазерный огонь озарял бастионы и разрезал вероломных противников на дымящиеся куски. Я смотрел вниз на крепость, охваченную резней, где нельзя было пройти из-за трупов и невозможно дышать из-за брызг крови, висящих в воздухе, как смертоносный туман.

Под конец я сражался в узких коридорах и наводящих ужас сооружениях, возведенных Кузнецом Войны. Забирал жизни в неимоверных количествах, лицом к лицу с моими братьями — Железными Воинами. Убивал во имя Императора и не уступал братьям в холодной решимости. Убивал так же хладнокровно и с тем же огнем в груди, как и мой противник. Мерил свою силу кровью предателей, которые могли бы измерить свою силу моей кровью. Я был там. В Шаденхольде. На Малом Дамантине. Там, где немногие стояли против многих и среди кошмара братоубийственного сражения мои братья истекали кровью, а Ересь обретала свои очертания.

Шаденхольд содрогнулся.

С низких потолков посыпалась пыль, на полу донжона заплясали песчинки. Подземный блокгауз огрызнулся орудийным огнем. Грохот выстрелов бил по ушам, дрожащее марево, поднимавшееся над раскаленными стволами, застило глаза. Барабас Дантиох был уверен в своей кошмарной крепости. Он сказал Идриссу Крендлу, что Шаденхольд никогда не сдастся. Даже на этой стадии — после трехсот шестидесяти шести древнетерранских дней жесточайшей осады — он мог рассчитывать, что крепость сдержит данное им обещание. Хотя в подземельях рыскали титаны изменников и боевые машины Механикум, стаи «Грозовых птиц» на бреющем полете обстреливали башни цитадели, а вражеские Легионес Астартес штурмовали беспорядочное нагромождение ее стен, он знал, что убийственная логика проекта Шаденхольда и скала, из которой была высечена твердыня, не подведут его. Тактический гений Дантиоха простирался далеко за пределы безжалостной крепостной архитектуры: все Кузнецы Войны, достойные своей каменной соли, как бы ни похвалялись, заранее закладывали в план неизбежность поражения. Жизнь в осаде научила Железных Воинов тому, что противника нельзя недооценивать и что любая крепость падет — раньше или позже. Талант Кузнеца Войны состоял в том, что у него это происходило намного позже. Блокгауз был прекрасным примером данного принципа в действии.