Анатоль Нат - Шишки без ягод

— Ещё раз раздерёшь рюкзак, уши оборву, — сердито проворчал Сидор подымая буквально располосованный на тряпки бывший сидор. — Был у Сидора сидор походный, — скаламбурил он, — а остался кусок половой тряпки.

— Интересно, Маня его зашьёт? — вопросительно глянул он на Димона.

— Не советую, — ухмыльнулся тот. — Лучше выкинь, иначе увидит — прибьёт. Он же денег стоит, а этот рыжий его вдрыск разодрал.

— Значит, это то, что ему надо, — сделал глубокомысленный вывод Сидор. — Пойду, — вздохнул он. — Пока светло, успею до города добраться, а там и рюкзаком обзавестись. А то если Маня прознает, точно прибьёт. И меня, и тебя, и этого ушастого, — кивнул он на сидящего перед ними лисёнка, преданно глядящего ему в глаза.

Это холодное зимнее утро было хмурым и ненастным. Ещё с прошлого вечера из низко навалившихся на долину снеговых туч сеял редкий, колючий снежок, постепенно засыпая её и грозя окончательно отрезать их от болота, а следовательно и от города, и от цивилизации.

Тем не менее, звенящая тишина и отсутствие любых промышленных шумов вокруг создавали непередаваемую картину благолепия и умиротворённости.

Стоило Димону только появиться из пещеры, выпустив наружу большое белое облако тёплого воздуха из пещеры, и устроиться на большом бревне, лежащем возле самого входа в пещеру, как тут же рядом с ним, буквально из воздуха, материализовался облезлый, чуть ли не лысый лис.

Жалостливо посмотрев на тощего, прижавшего обгрызенные уши, какого-то всего грязно-рыжего лиса, видимо уже с самого раннего утра, терпеливо дожидающегося его возле входа в пещеру, Димон лениво потянулся, насмешливо глядя на животное, и стряхнул свеже выпавший снежок с бревна, на котором устроился. Поставив баночку с какой-то мазью возле себя на относительно ровную поверхность, он пристроил возле неё принесённый с собой свёрток с импровизированными кисточками, ещё с вечера сделанными им из неизвестно откуда завалявшейся у него в пещере верёвки. Развернув принесённую холстину, он скептически глянул на бедное животное.

— Ну что, мохнатый, — хмыкнул Димон, с сочувствием посмотрев на выпирающие из облезлой шкуры острые рёбра несчастного лиса, грозящие вот-вот проткнуть его грязную шкуру, — давай ужо сюда своё ухо. Счас чистить будем, — усмехнулся он, глядя, как несчастный лис прижимает уши.

Вжав голову в плечи, или во что там у него ещё осталось, он тем не менее покорно положил свою бошку на колени Димону, подставляя её для лечения.

— Не боись, — подбодрил его Димон, сочувственно вздохнув. — Сейчас тебе будет плохо. Но потом, — помахал он импровизированной кисточкой перед его мордой, — будет хорошо. Так что когтей не выпускать и за руки мне зубами не хвататься. А то Сидора позову, — пригрозил он уже смирившемуся лису. — Вот, — удивлённо заметил он, — другое дело. Стоило только Сидора помянуть, как сразу же уши расправил. А хвост прижал, — хмыкнул он, заметив, что того начинает потряхивать от страха.

— И чего ты его так боишься, — удивлённо спросил он лиса, продолжая односторонний монолог с ним. — Подумаешь, глистов выгнал. Ну, помучился брюхом немного. Так тебе же польза от того была. Ну, скормил он тебе не одно ведро ягоды, так ведь некоторые предварительно разогрел же на плите. Не мороженую же чай ягоду в рот твой совал, как в первый раз, а нагретую, — наставительно щёлкнул он кисточкой по носу бедное животное. — Ну так и что, что с косточкой. Он тебе что, мать Тереза, чтобы ещё и косточки для тебя выковыривать? Нет. Он у нас поработал Айболитом. И надо сказать, неплохо поработал, — Димон с задумчивым видом окинул взглядом начавшиеся постепенно затягиваться застарелые раны на боках лиса. — По крайней мере, поправляться стал, а то были одни кости, обтянутые облезлой шкуркой. Ты ему ещё спасибо сказать должен, что именно он догадался тебя ягодой накормить. Не вспомнил бы он, как нас несло на барже той проклятой, после отравления, так и не выходили бы мы тебя. Так бы черви твоё нутро и сожрали, вплоть до костей. А сейчас, — ещё раз окинул он лиса оценивающим взглядом, немного отстраняясь в сторону и внимательно присмотревшись к нему. — Красавец! Ещё немного шерстью обрасти, и ничего, нормальный лис будешь, даже жениться можно будет. А косточки что, — задумчиво пробормотал он, ещё раз окидывая шкуру лиса задумчивым взглядом, — косточки вышли. Почему бы им и не выйти, вышли ведь.

— Вот что ты тявкаешь? — опять помахал он перед носом лиса кисточкой с мазью. — Что ты тявкаешь? Ведь нечего против сказать, а тявкаешь. А ну ка, давай сюда своё ухо, чистить буду.

И поудобнее устроив голову лиса у себя на коленях, углубился кисточкой с какой-то мазью лису в его ухо, старательно что-то там намазывая и продолжая одновременно разговаривать с ним.

— Ты, рыжий, если думаешь, что мы такие альтруисты, что взялись тебя лечить за просто так, то ты ошибаешься. Мы блюдём свой интерес. Видел бы ты, рыжий, сколько мышей развелось на плантации шишко-ягоды у Подгорного князя, ты бы не удивлялся. Жуть просто. Земля под ними, аж шевелится. Как у него ещё что-то растёт на его кустах, ума не приложу. Ведь они, по идее, должны были ему все корни у кустов подгрызть, а ничего, что-то ещё и растёт на них. И даже плодоносит, — помотал он головой с удивлённым видом. — Чудеса, — на миг прервался он, с удивлением качнул ещё раз головой.

— Но ты не боись, рыжий, — продолжил он, заново возвращаясь к намазыванию лисового уха лечебной мазью. — Мы ни тебя, ни твоих родственников гонять по плантациям не будем. И шкурами вашими торговать, тоже не будем. Если ты, конечно, будешь справно выполнять свои обязательства по охране и защите плантации, — всё же решил уточнить он. — У каждой твари на земле, рыжий, своё место положено, — продолжил он философствование, ненадолго прервавшись и разворачивая лиса другим боком, чтобы можно было легче ковыряться в другом его ухе, — и человеку, и лисе. А посему тебе место отводится на охране периметра и внутреннего порядка.

— Чтоб никаких мышей, — грозно помахал он пальцем перед носом лиса. — А то ты Сидора знаешь, он и выгнать может. Он у нас такой, — покачал Димон головой, старательно пряча улыбку, — он может.

— Ну вот и всё, — удовлетворённо заметил он, внимательно разглядывая внутреннюю поверхность второго уха и оценивая результаты своего труда. — Теперь можешь бегать дальше. Но к работе можешь пока не приступать. Пусть получше заживёт. Через пару недель приходи, опять проверим, и если что ещё осталось, то надо будет снова намазать. А то и для профилактики намажем, — оптимистически заметил он. — Не жалко!

— Через пару недель, не забудь! — заорал он вдогонку лису, опрометью бросившемуся в кусты на склоне.

Вздохнув удовлетворённо, как человек, хорошо выполнивший положенное ему задание, хоть и неприятное, но необходимое, Димон поднялся с бревна, на котором проводил операцию на ушах лиса, и, аккуратно завернув туесок с остатками мази в лежавшую под бревном шкурку, отправился обратно в пещеру.

— Пора досыпать положенный послеполуденный сон, — тихо пробормотал он сам себе под нос, душераздирающе зевая.

Но это только в дни чистки у Фокса ушей Димон мог себе позволить ничего не делать ни до, ни после обеда, сладостно предаваясь лени и пережидая таким образом медленно отпускавшее его сильное нервное напряжение после общения с лисом.

Чтобы он ни говорил, но лёгкости в общении с ним он так и не мог достичь. Что-то ему не хватало и не давало свободы и непосредственности, чтоб не обращать внимания на острые лисьи зубы рядом с собой. А может быть смущал внимательный, оценивающий взгляд всё понимающих лисьих глаз, тщательно следивших за тем, что он делает.

Что бы то ни было, но не было в его отношениях с лисом той лёгкости, что как-то естественно образовалась у того в общении с Сидором. Да, Димон, собственно ни на что и не претендовал, как-то сразу решив, что дружбы с рыжим у него не получится, а значит и обращать внимание на это, и уж тем более расстраиваться от того не стоит.

Так он и жил теперь одиноко в долине, лишь изредка принимая гостей с лице постоянно забредающего теперь к нему Сидора, да Фокса, что бы там он ни говорил, а сильно скрашивающего его одинокое существование.

Да и, честно говоря, не было у него времени расстраиваться из-за этого. Всё его свободное время занимала тяжёлая, изнурительная работа по раскорчёвке долины от пней, да засыпка образовывающихся на том месте здоровущих ям, для которых приходилось постоянно теперь искать где-нибудь грунт, которого вечно не хватало.

Но и здесь он, по совету Сидора нашёл выход. Стоило только взяться за осушение низины, расположенной сразу же за бугром, отделявшим болото от долины, и начать копать осушительные канавы, как грунта у него образовался даже больше, чем требовалось. И теперь ему наоборот — постоянно надо было найти в долине очередную ямку, куда можно было бы высыпать очередной отвал грунта, образовавшийся после осушительных работ.