Анатоль Нат - Шишки без ягод

— Кто сматывался из дома под любым, самым неблаговидным предлогом, чтоб только не тереть эту гадость? А! — возмущённо посмотрел он на заискивающе глядевшего, на него Сидора.

— Да ладно вам, профессор, — заканючил Сидор, заискивающе глядя ему в глаза, — всего пять капель. На пробу.

— Пшёл вон, — рявкнул на понурившегося Сидора профессор. — Сказал же, что через полтора месяца, значит через полтора, — и, отобрав у него пустую кружку, выгнал из чулана.

Но, что им стоило наиболее дорого, так это бутылки. Пришлось купить в городе у местного кабатчика целую сотню. Для профессорских опытов, конечно.

Как-то Маня попыталась, было, приспособить одну из них под свои нужды, взяв с собой в лес воду, или ещё какую-то бурду, но тут профессор закатил им самый безобразный скандал. Носясь по землянке с отобранной у перепуганной Мани бутылкой, он размахивал ею, разбрызгивая вокруг налитую в неё колодезную воду, и кричал, что бутылки покупались только для него и того, что есть, ему и так мало. А для своих нужд пусть покупают ещё.

Никто, естественно, ничего покупать не стал, больно дорого, но Маня профессору тут же отомстила лишив его вечерней выпечки.

— Фиг тебе, старая чернильница, — мстительно заявила она в ответ на молчаливую, жалобную просьбу профессора выделить персонально для него ещё один кусочек пирога с капустой. — Мне тоже водички попить в лесу хотелось, а ты, гад, бутылку зажал. Так вот мучайся теперь, глядя на остальных.

И ведь так, вредина, и не дала ему пирога, к откровенному веселью всех прочих.

Глава 10 Димон и Фокс

Одинокая жизнь в уединённой долине, отрезанной от всего мира страшной топью, пробраться через которую можно только зная извилистую стёжку притопленной гати, для кого-нибудь показалась бы ужасной, но для Димона, склонного к уединению и отшельничеству была восхитительна.

Никто не досаждал ему своими проблемами и даже простыми разговорами, просто некому было. Лишь изредка к нему забредал Сидор, соскучившийся без его общества, да ещё реже заскакивала Маня с Корнеем. Но ему и этого было достаточно.

И всё бы было хорошо, если бы у него в долине кто-то не принялся шкодить.

Привыкнув за последнее время к совершенной безлюдности вокруг, к тому, что во всей долине не было никого крупнее мышей, он как-то незаметно для себя взял за обычай каждый раз оставлять на столе возле входа в свою пещеру объедки. Уверенный что никто на них не позарится, он спокойно оставлял огрызки на завтра, рассчитывая в другой раз обойтись без долгой готовки. Будь то оставшийся после обеда кусок колбасы, пирога, принесённой Сидором, какой-нибудь здоровущей рыбины, которую за один присест при всём желании не съешь, или ещё что. Это для обленившегося Димона было весьма комфортно и лениво.

И вот уже несколько последних дней, с конца прошлой недели, Димон начал замечать, что рядом с ним поселился какой-то мелкий, шкодливый воришка. У него последнее время постоянно стали пропадать объедки, а если он вечером оставлял на улице неубранную посуду, то на утро она оказывалась вся перевёрнута, как будто в ней что-то искали, и изгваздана непонятно в чём.

Пока у него пропадали только мелкие объедки, он не обращал на это внимания, списывая происки неизвестного воришки на семейство соседских бурундуков или приблудившихся мышей. Но когда у него исчез большой шмат сала, забытого им на улице после какой-то пьянки с Вехтором, а от соседского семейства бурундуков на месте осталось только разорённое кем-то жильё с валяющимися вокруг их норы ошмётками барсучьих шкур, он всерьёз задумался и стал присматриваться.

Случай повторился, когда Димон оставил на сковороде, прикрытой тяжёлой крышкой, кусок здоровущей рыбины, которую он вечером не стал доедать, потому что уж здорово объелся накануне, а рыбина была уж больно жирная.

Утром кусок пропал. Причём крышка лежала так, как будто никто её и не трогал.

А дальше Димон стал экспериментировать.

Каждый вечер он оставлял на столе куски рыбы или мяса, проверяя что таинственный похититель предпочитает на вкус. Оказалось, что похититель предпочитает всё.

Похитителя интересовало не разнообразие, а количество. Похититель ел всё, и чем больше, тем лучше. Но, всё-таки, Димон выявил и предпочтения похитителя. Это был копчёный сом, которого Димон даже не думал оставлять воришке, а элементарно забыл убрать со стола после ухода Сидора, принесшего недельный паёк. И забыл даже не вечером, а в полдник.

Как здоровущего сома весом не менее десяти килограмм можно было съесть за один присест, а именно об этом говорили оставленные там же на столе рыбьи кости, в его голове просто не укладывалось.

Ладно бы это был какой оголодавший медведь, прибившийся к его жилью чтобы не умереть зимой с голоду, так ведь нет. Следы, в изобилии оставленные воришкой вокруг входа в его пещеру однозначно говорили о том, что это какой-то мелкий хищник.

Жалко только что как раз в следах то, Димон совершенно не разбирался. Ну ни чуточки.

А потом Димон поймал воришку.

Ему в конце концов надоело это еженощное озорство с беспардонным звоном переворачиваемой, а порой и бьющейся посуды. И он устроил простейшую ловушку с натянутой над приманкой сетью, куда в первую же ночь и влетел таинственный вор.

Когда в темноте что-то яростное, грозно шипящее перестало биться, Димон решил зажечь лампу, чтобы осветить место побоища, устроенного на кухне неизвестным гостем.

Осторожно поднявшись из места засады, Димон, чиркнул фосфорной спичкой, зажигая керосиновую лампу.

— Бли-ин, — вырвался у него невольный возглас удивления. — И это мой шкодливый сосед?

Глядя на небольшого, тощего лисёнка, запутавшегося в рыболовной сети и теперь судорожными рывками пытавшемуся выбраться из сети, но ещё больше от того запутывающегося, Димон молча стоял над ним с высоко поднятой над головой лампой.

— Ну, у тебя и видуха, брателла, — с тяжёлым вздохом присел Димон перед спутанной в колтун сетью в которой выдохшийся от бессмысленной борьбы лис наконец-то затих. — Боже ты мой. В каком же ты виде. Драный, рваный, тощий. Хвост, — Димон задержал сочувствующий взгляд на хвосте лиса. — Хвост и тот весь облезлый. Да ещё весь в репьях и какой-то парше. А ведь у лисы хвост первое дело.

— А уши! — Димон с искренним сочувствием покачал головой. — Все уши пообкусаны, как будто их жевал какой-то крокодил. Господи, но уши то кто тебе так обгрыз? Шерсть сбита в колтуны. Это даже не шерсть, а какое-то драное ватное одеяло….

— Да…. Ты, братец, у нас явно больной, — снова с тяжёлым вздохом поднялся он на ноги, бросив напоследок взгляд на прилипший буквально к хребту живот несчастного животного.

— Что же мне с тобой делать? — с задумчивым видом запустил он пятерню в свою шевелюру. — Отпустить? Так ведь помрёшь же, — с задумчивым видом продолжал он его рассматривать.

— Надо тебя лечить. Но как?

— Придётся тебя мазать мазью сквозь сетку. А потом отпустить.

— Я же не могу тебя кормить, когда ты связан, — мрачно заметил он, рассматривая кусок сети, туго стянувшей челюсти лисёнка, так что тот не мог даже ощериться, беспомощно оскаливая зубы.

— И как тебя, братец, угораздило так запутаться, — покачал он головой. — Захочешь — не получится, а тут ты сам. И так, что кормить тебя с ложечки у меня не выйдет.

— Что же нам всё-таки делать?

— Ладно, — тяжело вздохнул он. — Пока буду думать, так хоть подлечу тебя немного.

Димон решительным шагом направился к двери, закрывающей вход в пещеры. Буквально через пару минут он вернулся обратно, неся в руках туесок с какой-то густой, приятно пахнущей мазью.

С задумчивым видом насвистывая весёлый, разухабистый мотивчик он принялся тщательно и аккуратно обмазывать спеленатого сетью лиса, особенное внимание уделяя местам в выпавшей шерстью, и покрывавшим практически всё его тело язвам.

Закончив, он с удовлетворённым видом обозрел плоды своего труда и снова обратился к лисёнку, не сводившего с него своих внимательных, настороженных глаз.

— Ну, я кончил. И что дальше? Как же я тебя отпущу? — опять запустил он пятерню в свою шевелюру. — Ты же кусючий, наверное? Что же мне с тобой делать то?

— Придётся сетку резать, — внимательно осмотрев запутавшегося в сеть лиса, наконец-то вынес он вердикт. — Ты же не дашь себя спокойно распутать. А оказаться покусанным я не хочу, — продолжал он свой односторонний разговор с лисёнком.

— Меня Сидор убьёт, — обречённым видом вынес он окончательный вердикт доставая из голенища засапожный нож.

— Между прочим, — сердито обратился он к притихшему лисёнку. — Эта сеть денег стоит, а приходится её резать, чтобы ты меня не покусал.

— Правда, ты меня ещё ни разу не покусал, но быть укушенным лисой я не хочу. А вдруг ты бешеный, как все лисы у нас под Москвой? Что я тогда делать буду? Тут, между прочим, противостолбнячной сыворотки нет, как нет и уколов от бешенства. Вот навязался на мою голову.