Елизавета Дворецкая - Ясень и яблоня, кн. 1: Ярость ночи

Сольвейг оглянулась сперва на один дом, потом на другой. Словно желая стать повыше, она тянулась вверх, и вода поднималась, поднимая ее на своей спине. Мощный вал взметнулся, встал вровень с высоким берегом и, как живая гора, придвинулся к скале, окатил оконечность Дозорного мыса и отхлынул назад, оставив светлую фигурку Сольвейг стоящей на мокром гладком камне. Сильный ветер трепал ее волосы и края одежды, и казалось, что сейчас он сорвет ее с камня и унесет.

Легко и неслышно, как лунный луч, она приблизилась к первому из дружинных домов, постояла у двери, прижав стиснутые руки к груди. Живое тепло тянуло ее и отталкивало, привлекало и пугало, как огонь замерзающего зверя. Теперь это был не ее мир, но в ней осталось что-то, прочной цепью приковавшее ее к этим простым домам под дерновыми крышами.

Наконец она подняла руку и робко постучала в дверь. Подождав, постучала еще, теперь сильнее.

– Кто там? – вскоре донеслось изнутри. – Кому не сидится дома среди ночи?

–  Сюда идет опасность!  – шепнула Сольвейг, но ее шепот прозвучал так ясно, что за дверью разобрали каждое слово. –  На Аскефьорд идут враги. У них много кораблей и пять сотен воинов. Люди, спасайтесь!

Через некоторое время дверь слегка приоткрылась и в щель показалось сперва острие копья, потом всклокоченная борода. Синдир Ложка из дружины Асвальда ярла, чья очередь сегодня была посылать людей на Дозорный мыс, диким взглядом окинул площадку перед домом. И ничего не увидел, кроме мокрых камней.

– Сходи туда, к ним! – посоветовал ему из-за спины Глаф Углежог, имея в виду второй дружинный дом, откуда, по их предположениям, могли прийти с какой-то невнятной новостью. – Спроси!

– Сам спроси! – пробормотал Синдир и вместе со своим копьем снова скрылся в дверной щели.

И дело было не в том, что резкий ветер с моря продувал до костей, а снизу летели холодные брызги. Над Дозорным мысом веяло присутствием существа посерьезнее, чем «великан Кари» [10] , и ни за что Синдир Ложка не хотел остаться с ним наедине.

В усадьбе Устье Фьорда уже почти все легли спать, только последние полуночники, старая хозяйка фру Хельмфрид, ее внучка Ингерд и Хест управитель, любители страшных саг, сидели втроем возле очага на кухне, перешептываясь вполголоса.

– …И на следующий год бонду пришлось оставить дома младшую дочку, чтобы было кому приглядеть за скотиной и хозяйством, – полушепотом, чтобы не мешать спящей вокруг челяди, рассказывал Хест управитель. – А звали ее Одис. Все уехали, наступила полночь. Вот Одис уже приготовилась ложиться спать, сняла башмаки и села на лежанку. И только она села, как вдруг раздался стук в дверь и на дворе зашумели голоса, как будто там множество народу…

– Погоди! – Ингерд, девушка лет пятнадцати, вдруг подняла руку, прося его замолчать. – Вроде кто-то постучал?

– Что ты? – с сомнением отозвалась ее бабушка, но тоже прислушалась. – Хест, ты не слышал?

Тот не успел ответить, как снова раздался стук.

– Кого это несет? – Фру Хельмфрид обеспокоилась и встала с места, оправляя передник. – Для Торфриды уже поздновато, хоть она и охотница ужинать в гостях. Ингерд, поди узнай. Не открывай, только спроси.

– Это Кудрявый просится погреться! – усмехнулся Хест. – В такую ночь и ему не сладко без крыши над головой!

– Нет, я сама пойду, – решила хозяйка. – Ингерд, сиди, не высовывайся.

В итоге все трое поднялись и на цыпочках, обходя спящих, прокрались к двери. Навстречу им прозвучал новый стук: дробный, беспокойный, заразивший всех троих чувством какой-то лихорадочной тревоги. Некоторые из спящих домочадцев подняли взлохмаченные головы.

– Кто там? – боязливо спросила хозяйка.

–  К вам близится беда,  – дохнуло в ответ из-за двери. –  На Аскефьорд идут враги. Бегите, спасайтесь, утром будет поздно! Уходите!

Все трое замерли, не в силах двинуться или сказать хоть слово, и только смотрели на дверь выпученными глазами. Тихий, бесплотный, как лунный свет, голос снаружи проникал в самую глубину души и доставал до сердца, вливал в кровь холодную жуть. Совсем рядом была чуждая сила Иного Мира, и от недоумевающих и напуганных живых ее отделяла только деревянная дверь.

– Ты, Хест… – забормотала наконец фру Хельмфрид. – Ну, мы с вами доболтались! Мертвецы, привидения! Духи предков, что приходят в Ночь Поминания! Все ты с твоими сагами! «Колдун из Экхольма»! Вот мы и договорились! Самим уже привидения являются наяву. Хватит! Богиня Фригг, защити нас! Спать! Хватит!

– Но, может, это и правда… – дрожа, прошептала Ингерд. – Идут… враги! Кто это мог сказать? Вдруг это правда? Кто это был? Вроде бы женский голос…

– Спать! – непреклонно, хотя и шепотом, приказала бабушка. – Мы совсем с ума сошли! Идем спать, и больше чтобы мне в такую поздноту не сидеть!

В одном доме за другим, все дальше от горловины фьорда, спящие и засыпающие поднимали головы от стука в дверь, подбегали, спрашивали, кто там, и слышали в ответ тревожный, идущий из ниоткуда бесплотный шепот: «Люди, спасайтесь! Идут враги!» Кто-то отпрыгивал от порога, хватаясь за амулет, и спешил опять спрятаться под одеяло. Кто посмелее, те открывали двери, выглядывали наружу и видели только двор, только берег, только волнующееся море внизу. Кровь стыла от холода и от леденящей близости Иного Мира, и люди забивались назад в глубину домов, жались к очагам, разводили огонь пожарче. В ночи над Аскефьордом витало ощущение опасности; оно сгущалось, становилось все острее, никто не спал, но ни у кого не хватало решимости одеться и выйти в жуткую холодную ночь, чтобы под рев голодных волн, под нездешним взглядом Солнца Умерших добраться хотя бы до ближайшего дома. Да и что можно было бы увидеть в темном море в такую ночь?

В усадьбе Дымная Гора тоже все улеглись, стояла тишина, и неожиданный стук в дверь показался особенно громким. Сэла, до сих пор не спавшая, первой вскочила с лежанки, схватила тяжелый материнский плащ на меху, первый подвернувшийся ей под руку, и побежала через кухню к входной двери. Она даже не удивилась, услышав этот стук среди ночи: этот внезапный знак тревоги был для нее продолжением сна фру Ванбьёрг и смутных ощущений деда, которое она все это время ждала.

В кухне уже стояли Кетиль в одной рубахе и Коль в одних штанах – они спали ближе к двери и успели раньше других.

– Кто там? – как и все в Аскефьорде, спросил Коль.

–  Люди, уходите!  – дохнуло снаружи, и в таинственном бесплотном голосе слышалось страдание, почти мольба. –  Сюда идет беда, и некому вас защитить от нее! К вам идут враги, они нападут утром, а они непобедимы при свете дня! Вы слышите меня?