Тень Королевы (ЛП) - Джонстон Эмили Кейт

“Если вы помните, - холодно произнесла Падме,-мое предложение состояло в том, чтобы охранять особо важные цели с помощью республиканского боевого корабля.”

Падме могла бы сказать, что Мон Мотма выдвигала крайний аргумент, но в присутствии доверенных свидетелей и советников было роскошью спорить более страстно, чем позволял пол Сената.

“А когда пираты объединятся в еще большую армию?- Спросила Мон Мотма.

“Возможно, тогда мы сможем их поймать, - сказала Падме. “Как бы то ни было, их небольшие атаки слишком трудно отследить, даже для наших дроидов-зондов. Массированные усилия с их стороны могли бы облегчить нам их выслеживание.”

“Слишком велик риск— - начала было Мон Мотма, но Сенатор Органа прервал ее:.

“Мне кажется, мы немного отклонились от темы, - сказал он. “Если вы помните, мы обсуждали, как лучше всего включить предложение о запасах топлива из Маластара, чтобы облегчить доставку пермакрита в Койерти.”

Они вернулись к менее бурному обсуждению, и Падме уже не в первый раз подумала, что заметила намек на улыбку на лице Мон Мотмы. Она бы ничуть не удивилась. В отличие от уродливых споров об ионном импульсаре НАБУ, Падме скорее наслаждалась этими спорами. Споры с кем-то, кто почти соглашался с ней по большинству вопросов, помогали ей оттачивать свои тезисы, и она многому научилась. Падме обнаружила, что позиции Мон Мотмы были крайними в начале большинства разговоров и почти всегда двигались к середине, когда они вырабатывали компромисс. Это был полезный навык, и Падме знала, что ей придется им овладеть.

Это было нелегко. Ей было трудно превратить их дебаты в академические мысленные эксперименты вместо реальных тем, затрагивающих реальных существ. Ей не нравилось говорить что-то и иметь в виду что-то другое, даже как средство достижения соглашения.

“Я не думаю, что это плохо, - сказал ей Онаконда Фарр.

Это был редкий момент уязвимости для Падме, и она смутилась своей неуверенностью с другом семьи, а не с коллегой-сенатором. Он был достаточно умен, чтобы понять это, и дал ей такой совет.

“Вряд ли ты наивна, - продолжал он. “Или, по крайней мере, вы осведомлены о предметах, в которых вы наивны, а это больше, чем я могу сказать о себе, я уверен. Будучи хорошим и честным человеком, вы не станете беднее сенатора. Ты найдешь свой собственный баланс.”

“А что, если я сделаю это недостаточно быстро?- Спросила Падме.

“У тебя еще много времени, - сказал он, но это был единственный момент, в котором Падме не была уверена, что он прав.

По словам Сабе, общественное мнение о Падме было на подъеме. Никто на Корусканте по-настоящему не заботился о Сенате или сенаторских процедурах, но они действительно читали новостные сети, и Амидала все еще фигурировала в них с некоторой регулярностью. Однако его тон изменился. Прежде, когда они отвергали ее изысканную манеру одеваться как безделушку молодой аристократки, теперь они обсуждали ее с точки зрения соблюдения традиций и адаптации обычаев НАБУ, находясь в столице. Они больше не использовали ее личность, чтобы сбить ее с ног. Это было неприятно, потому что новостные сети сообщали обо всех тех же самых предметах, что и раньше; они просто писали о них под другим углом зрения.

“Ну что ж, - сказал Сабе, - по крайней мере, всем нам будет легче, когда Мон Мотма будет командовать.”

“Это так бессмысленно!- Возразила Падме. "Новостные сети должны быть беспристрастными, а не контролируемыми предвзятыми инвесторами, и все же вместо этого они контролируют общественное мнение всех нас и манипулируют правдой. А что, если мы с Мон Мотмой поссоримся? Тогда мы бы вернулись к тому, с чего начали, хотя я не думаю, что она такая мелочная, как Нут Ганрей.”

“Они должны как-то зарабатывать деньги, - сказала Сабе. “Ты могла бы поработать над управлением голоновостями, если бы захотела, но я думаю, мы оба знаем, что у тебя есть другие планы.”

Это было что-то вроде больного места. Предложение канцлера Палпатина увеличить Республиканскую работу по борьбе с рабством провалилось в течение нескольких месяцев после того, как он пообещал ей, что будет работать над этим. Когда его наконец представили, он был настолько беззубым, что Падме могла сказать, что он ничего не сделает. А потом он все равно не получил достаточного количества голосов и снова исчез в комитете. Падме держалась в курсе событий но сама же по просьбе Палпатина находится в курсе дел Комитета.

- НАБУ нельзя считать слишком вовлеченной, моя дорогая” - повторил он, когда она снова спросила его о вступлении в комитет после провального голосования. “Это цена, которую мы платим за то, что у нас есть канцлер и сенатор одновременно. Я делаю все возможное, чтобы представлять ваш голос, потому что знаю, как много это значит для вас, но если станет известно общественности, что мы работаем вместе над такой потенциально Радикальной темой, я боюсь, что на нашем пути будет только больше препятствий.”

Она не была полностью согласна с ним, но уважала его позицию и доверяла ему достаточно, чтобы согласиться, по крайней мере сейчас. Однако она не переставала думать об этом и часто делала заметки на эту тему на тот день, когда сможет говорить об этом публично.

Даже с этим камнем преткновения Падме хорошо зарекомендовала себя среди различных сановников Сената. Сенатор Кловис по—прежнему заглядывал к ней в офис—всегда без предупреждения, к нескончаемому разочарованию Мариек,-чтобы поговорить, но в повседневной работе они практически не пересекались. Он следовал интересам банковского клана, и она не могла сказать, были ли у него какие-то собственные интересы или приоритеты Сципиона когда-нибудь расходились с интересами банка.

- Он очень умен, - сказала она Корде Однажды днем, после ухода Кловиса. Мариек проводила его до выхода и вернулась, ворча о том, как вежливо было бы позвонить заранее. “Но я не уверен, что он когда-нибудь будет действовать самостоятельно.”

“Не у всех такой стиль общения, как у тебя, - сказала Корде. “Кто-то должен следовать за нами, иначе Сенат будет кричать еще громче, чем сейчас.”

- Может быть, - сказала Падме. Конечно, от сенатора было мало толку, если все, что они когда-либо делали, это следовали за ним. Даже представитель торговой Федерации Лотт Дод-который почти наверняка был марионеткой для Нута Ганрея—время от времени использовал свое положение, чтобы высказаться, хотя Падме доверяла Неймодианцу настолько, насколько могла его бросить.

Тем не менее, когда сессия подошла к концу и различные сенаторы приготовились вернуться на свои родные миры на перерыв, Падме смогла взглянуть на то, что она сделала с момента своего прибытия на Корускант с некоторой долей гордости. У нее не было таких связей и влияния, как у Палпатина в качестве сенатора, но она была на верном пути к их созданию.

Она помогла Дорме закончить укладку последнего из того, что они собирались взять с собой на НАБУ на время отвуска, сложив полные чемоданы на подвесной поддон для Р2-Д2, чтобы отправить их в вестибюль, где Корде наблюдала за процессом погрузки. Это была успокаивающая работа-складывать ткань и заворачивать украшения в упаковочные ящики. Она скучала по работе своими руками, чему все НАБУ были обучены с рождения, чтобы делать и ценить это.

Это было единственное, что не давало ей покоя, несмотря на то, как хорошо все шло на Корусканте. Несмотря на то, что она была сенатором всего лишь около восьми месяцев, она обнаружила, что входит в образ сенатора Амидалы с гораздо большей определенностью, чем когда-либо была королевой. Когда она была королевой, она знала, что ее время кончится и что однажды Падме Наберри заставит ее вернуться к обычному населению и начать строить свою собственную жизнь. Теперь она понимала, что сенатор Амидала может быть той, кем она была всегда. Для сенаторов не существовало ограничений по срокам полномочий, и Падме знала, что она хорошо справляется со своей работой. Но она чувствовала, что это положение затягивает ее. Каждый раз она поступалась своими идеалами. Каждый раз она лгала по недомолвке ради общего блага. Она не была уверена, что это именно то будущее, о котором она мечтала, когда строила вещи словами, а не действиями или физическим материалом.