Мария Захарова - Вой лишенного или Разорвать кольцо судьбы
- Не делай так больше, - похрипел Перворожденный, скидывая со своих плеч удерживающие его руки Сальмира. - Спроси, я отвечу. Всегда отвечу, но не так.
Лутарг кивнул, соглашаясь и мысленно ругая себя. Он не хотел причинить боль, не думал, но и не оправдывал себя.
- Только слова, - минуя кол в сердце, выдавил молодой человек. - Только то, что захочешь рассказать.
Обращаться к рьястору желания больше не было.
Глава 17
Окаэнтар в глубокой задумчивости ходил по комнате, неосознанно прокручивая в пальцах перо, то в одну сторону, то в другую. Он всегда что-то теребил в руках, размышляя о насущном. Это помогало мужчине отрешиться от всего остального, хоть и выдавало другим, находящимся рядом, его внутреннее состояние.
Например, как сейчас. Окаэнтар настолько погрузился в собственные думы, что совершенно не обращал внимания на своих соратников, наблюдающих за его медлительным продвижением по воображаемому кругу встревоженными взглядами. Не замечал, как те задаются вопросом, столь явно отражающимся на лицах - что же настолько сильно взволновало их предводителя?
Встреча с так называемым Освободителем поразила мужчину. Мало того, что это наконец-то произошло - он появился, но еще и оказался не настолько прост, как хотелось бы. Окаэнтар не мог забыть этот взгляд, вернее глаза, столь о многом сказавшие ему, но еще больше оставившие сокрытым. Горящие глаза, принизывающие насквозь даже его, повидавшего достаточно, чтобы не бояться.
Он был силен, смел, дерзок, возможно, даже безрассуден, раз позволил себе такое - соревноваться с ним. Но то, как он смотрел - с вызовом и обещанием отпора! - было достойно похвалы.
"Хороший противник", - признался себе тресаир, когда взгляды мужчин скрестились, там, в коридоре, на входе в замок. Было бы глупо отрицать очевидное, а Окаэнтар не был глупцом и не собирался им становиться.
Но не это являлось главным и тревожило тресаира. Освободитель был необычным, не таким как все остальные смертные, что Перворожденный и его команда ловцов приводили в Саришэ для поддержания сил спящих. Он был рожденным с духом, и эта новость стала для мужчины неожиданным и неприятным откровением.
Что же такого сделали Нерожденная и Антаргин? Откуда в этом человеке взялась сила рьястора?
Любой из тресаиров был в состоянии отличить этот особый глаз, данный лишь повелителю стихий и никому другому. Окаэнтар не знал, что это должно было значить, но хотел и собирался разобраться.
Подобное открытие могло существенно повлиять на его дальнейшие действия, наложить свой отпечаток на их ход, и даже полностью изменить, что раздражало мужчину в достаточной степени, чтобы ошибиться, толкая на совершение необдуманных поступков.
Мало того, что Освободитель - "Тарген", - напомнил себе мужчина - уже не тот мальчик, на приход которого он рассчитывал когда-то, так еще и обладающий способностью противостоять ему, становясь тем самым серьезной помехой его столь долго вынашиваемым планам.
Свободная рука мужчины потянулась к груди, чтобы коснуться скрытого под одеждой медальона. Он всегда был с ним, с тех самых пор, как Риан, не приняв отказа или не поверив в него, швырнул эту вещицу к ногам мужчины, сказав: "Я буду ждать тебя". Тогда Окаэнтар поднял его и сохранил, чтобы передать Риане (хоть и не сделал этого впоследствии), но сейчас, осознав возможности и власть, радовался, что его встреча с Нерожденной не состоялась, когда он столь сильно к ней стремился.
Окаэнтар часто вспоминал, а с тех пор, как Риана начала слабеть, слишком часто, о предложении ее брата, которое имел глупость когда-то отвергнуть. Теперь он считал, что нужно было встать на сторону сильнейшего еще тогда, но он оказался недальновиден, за что сейчас винил себя. Слепая преданность не принесла ему ничего, кроме долгих лет жалкого существования в мире, который в ближайшем времени грозил исчезнуть совсем и забрать его с собой. Мужчина не мог этого допустить, не хотел становиться ничем, пустотой, у которой нет шансов вновь обрести форму или хоть какое-то подобие жизни. Такая участь не для него.
Ладонь Окаэнтара коснулась груди, до боли впечатывая в кожу уже не отвергаемый подарок Нерожденного. Это украшение было его пропуском в нормальную жизнь - ту, что на другом конце запечатанной пока тропы. Ему всего лишь нужно выбраться, и медальон приведет его к Риану, который сможет, как когда-то и обещал, разорвать зависимость Окаэнтара от своей сестры, и тогда мужчина избавится, наконец, от бесконечного прозябания, в которое превратилась жизнь тресаиров после перехода.
Он собирался этого добиться для себя, а остальное не имело значения. Ничто не имело значения.
- Смотрите за ним, за каждым шагом, - сказал мужчина, взглянув на своих сторонников. - Я хочу узнать о нем все - все, что сможете добыть.
***Это был самый длинный год в жизни вейнгара, словно боги договорились меж собой растянуть его до бесконечности, погрузив мир в вечную ночь, где рассвет никогда не подоспеет на смену давно пришедшему закату. И каждый миг, каждое мгновенье вечности, что Кэмарн провел в этой непроглядной тьме, были посвящены думам о младшей дочери - его маленькой, но такой храброй Лурасе.
Собственная вина - что, не споря, согласился принять ее жертву - и не иссякающее, всеобъемлющее беспокойство не отпускали мужчину ни на секунду, сжимая сердце жесткими оковами непреодолимой печали и бередя душу. Кэмарн страшился, что даже когда подойдет время, о чем он непрестанно напоминал себе, тьма не рассеется, а все также будет окружать его удушающим туманом, наполненным повергающими в ужас видениями пыток ни в чем неповинных людей и оглушительными криками мучеников, пронизанными, обращенной к богам, мольбой о помощи, так как простой смертный уже не в силах освободить их.
Во всей этой мешанине чувств и эмоций, терзающих вейнгара, только одно оставалось незыблемым - слова шисгарского карателя "ты отдашь нам одну из них на год", в которые Кэмарн, несмотря ни на что, продолжал верить, как в самого себя.
Они были его единственным оплотом, сердцевиной удерживающей веры в то, что он сможет еще раз увидеть любимое дитя, прижать ее к груди и сказать, сколь сильно дорожит ею.
Отложив в сторону недавно законченный фолиант хроники, что летописцы принесли ему, правитель Тэлы подошел к окну, чтобы почерпнуть немного спокойствия у искрящейся в свете закатного солнца глади Дивейского моря. На протяжении всего последнего года мужчина часто стоял вот так, замерев и смотря перед собой, вглядываясь во что-то понятное только ему.
В такие моменты даже Сарин - верный друг - не тревожил его, предпочитая бесшумно покинуть покои вейнгара, если вдруг нахлынувшая тоска опускалась на плечи Кэмарна в его присутствии. Мужчина видел беспрестанные терзания своего господина, сопереживал им, но, в тоже время, понимал, что помочь здесь не в силах. Лишь одно могло вернуть свет от улыбки в глаза тэланского правителя - возвращение той, что отдала себя на откуп за остальных.
Сарин, знающий с кем Лураса покинула Антэлу год назад, старался не думать о том, что улыбчивой девочки, которая частенько посмеивалась над ним, уже нет в мире сменяющих друг друга светил. Что Гардэрн и Траисара теперь не освещают ее путь, а давно проводили в недоступный их взору подземный мир Аргерда, где холодные воды Урунаи проносят печальную душу меж пылающих костров Аруги и устремляются к месту последнего пристанища всех покинувших наземный мир живых - к вечно цветущим холмам Инаирга.
Наблюдая, как солнечный диск медленно клонится к горизонту, Кэмарн мысленно поторапливал его, с нетерпением ожидая наступления ненавистной им и столь же сильно ожидаемой темноты.
Месяц белого флага уже почти подошел к концу, лишь день и две ночи остались до его завершения, и вейнгар, неизменно, с момента его наступления, проводивший темное время суток у дворцовых ворот, мечтал поскорее заступить на ночное дежурство, приближающее миг возвращения дочери в его объятья.
"Сегодня, сегодня я увижу ее, - убеждал себя мужчина, прогоняя прочь сомнения и страхи. - Сегодня Раса вернется домой".
Это была его ежевечерняя молитва. Его заклятие, посылаемое богам, отчаянное требование оправдать его веру в них.
Когда от палящего диска Гардэрна осталось лишь марево над линией горизонта, в дверь покоев вейнгара постучали.
- Войдите, - отозвался Кэмарн и, покинув свой пост у окна, взял в руки массивный фолиант, чтобы по дороге к воротам вернуть книгу в замковую библиотеку под бдительный и бережный присмотр хранителей.
Он не хотел читать ее, не желал заново проходить по дням своей юности и пересматривать уже совершенные поступки. Во второй раз пережить бойню в Трисшунских горах было выше его сил. Столкнувшись с невидимой и непонятной силой, что поразила тэланских солдат, одного за другим лишая жизни без видимых на то причин, вейнгар не хотел воскрешать подробности давно минувших дней, и так являющихся ему в ночных кошмарах, предпочитая оставить осуждение или одобрение собственных поступков далеким потомкам, которые лишенным эмоций взглядом смогут оценить их с позиции непредвзятости.
