Сергей Волков - Чингисхан. Книга 2. Чужие земли
— Эх-ма, усугубить, что ли? Где-то у меня было…
Он стремительно вскакивает с места, кидает под мышку костыль и устремляется в ванную комнату. Я слышу жестяной грохот, невнятную ругань. Возвращается дядя Гоша с торжествующим лицом. В свободной руке его зажата бутылка-чебурашка с незнакомой мне этикеткой «Алиот».
— Во, нашел! Заначка.
Я смеюсь.
— У тебя, дядя Гоша, этих заначек по всей хате натыкано, небось.
— Есть такое дело, — весело соглашается он, зубами скусывая блестящую крышечку из фольги. — Ну, будешь?
— Буду, — решительно трясу головой, а про себя думаю: «Чего уж там. После всех приключений мне уже все по барабану».
Мы выпиваем. «Алиот» оказывается жутким пойлом, напоминающим разбавленную водку, в которой прополоскали ломтик лимона. Я беру из мятой пачки «Монте-Карло» сигарету, прикуриваю.
— Во-от, — многозначительно говорит дядя Гоша. — Курево на фронте — всему голова. Солдат без пайка, на подножном корме неделю может воевать. А без курева — шабаш, вот какое дело.
— Чего там дальше-то было? — интересуюсь я, выпуская струю сизого дыма.
— Дальше… Дальше, Артемка, пошла потеха. Ворчать народ начал — что за придурь у командования, боевую часть в тылу на мокрых камнях гнобить без толку? И тут разведка, что на гору ходила, докладывает: парашюты! Не то тридцать, не то тридцать пять штук, вот какое дело. Немцы! То ли диверсанты, то ли спецгруппа какая. Они к концу войны большие мастера стали на такие штуки. Муссолини из-под ареста вывезли, сына венгерского правителя, адмирала Хорти, выкрали, в ковер закатав. Прямо из дворца! От гвардейцев, что дворец охраняли, только перья полетели. Был у Гитлера специалист, Отто Скорцени. Вот он эти дела и проворачивал. В общем, боевая тревога у нас, вот какое дело. Сидим, в темноту пялимся, автоматы наготове. А Шибанов и НКВДшник по развалинам ползают, как муравьи, ищут чего-то. Искали-искали — и вроде не нашли. Холостой выстрел. Погода была, я говорил уже — вот как сейчас. Дождь, холодно, ветер. Мы оборону держим, двойную, чтобы мышь не проскочила, вот какое дело. Немцы с горы нас щупают, мы огрызаемся. То тут, то там вдруг — стрельба, ракеты осветительные, трассеры в ночь улетают, вжик-вжик. Красиво, но холодно.
Кречет у Шибанова и майора из НКВД спрашивает — мол, сколько еще сидеть, чего мы ждем, товарищи офицеры? Дайте отмашку и мои молодцы фрицев в мелкий винегрет покрошат. А Шибанов злой стал, как черт. Орет, руками машет. Сколько, говорит, надо, столько и будете сидеть, капитан. Держите оборону, говорит, и никаких гвоздей! Кречет тоже психанул, оттянул всех по матери и ко мне. Мой пост на скале был, прямо над развалинами. Комбат мне пулемет дегтяревский выделил и приказал:
— Смотри, Георгий, ты у нас последний рубеж. Без нужды не высовывайся, потому как ты — козырный туз. Понял?
— Так точно, понял, — отвечаю.
А чего тут не понять? Лежу, накрывшись плащ-палаткой промок весь. А внизу, между скал, под брезентовым навесом подполковник этот, Шибанов, планшетку на коленке пристроил и строчит чего-то, фонариком потайным себе подсвечивая. Майор, НКВДшник, рядом, тушенку из банки жрет. Пожрал он значит, банку выкинул и покурить решил. Чиркнул спичкой Шибанов на него глянул и засмеялся. Тихо, но так, что мороз меня продрал от того смеха, вот какое дело.
— Что, товарищ майор, нашли все-таки предмет? — спрашивает Шибанов.
Майор в ответ — какой такой предмет? Ничего, мол, я не находил. А Шибанов ему: тщательнее надо с документами работать. Прокололись вы, дорогой товарищ. На глазах прокололись. У всех, кто предметами владеет, глаза цвет меняют, разными становятся, вы этого не знаете, а я знаю. Майор в ответ зашипел чего-то, ровно змеюка. Мне слышно плохо, но я лежу, не шевелюсь. Думаю — заметит меня Шибанов и все, хана героическому бойцу Советской армии сержанту Дзюбе. Почему-то именно Шибанова я опасался, вот какое дело. А он как раз и говорит:
— Вы, товарищ майор, правильно сделали, что предмет нашли. Сейчас вы его мне отдадите…
Майор ему:
— С чего бы это? Приказывать мне вы не имеете права, я вам не подчиняюсь. У меня свое начальство имеется.
— Отдадите, отдадите, — смеется Шибанов. И вдруг как гаркнет: — В глаза смотреть!
Чего промеж них там дальше было, я не знаю. Заплохело мне, вот какое дело. Фрицы в этот момент как раз на наших навалились всерьез, бой начался. У них автоматы были новые, штурмгеверы, вот какое дело. Лупят они, что твой пулемет «Максим». В общем, рвутся немцы к развалинам, а я, вместо того, чтобы ребят. что внизу засели, огнем поддержать, лежу, точно пьяный: всe вижу, все слышу, а ни рукой, ни ногой пошевелить не могу. Шибанов майору говорит тем временем:
— Вы спите. Я считаю. Раз. Два. Три. Четыре. Повторяйте за мной: драм-ба-ба, дрим-ба-ба, дрим-ба-ба, дирим-ба-ба.
— Что, думаю, за хрень несет товарищ подполковник? И понимаю — вот ей-богу, Артемка, не вру! — что и сам я шепотом эти дурацкие и страшные слова говорю. Не хочу — а говорю! И майор говорит. А Шибанов свое гнет:
— Вы крепко спите. Вы слышите меня?
Майор, как из могилы, отвечает:
— Да-а…
И я то же самое шепчу.
— Когда вы проснетесь, вы ничего не будете помнить.
— Да-а…
— Вы готовы выполнить мою просьбу?
— Да-а…
— Отдайте мне предмет, который вы нашли в развалинах!
И чувствую я, Артемка, что моя рука против воли тянется к карману гимнастерки, понимаешь? Тяну я руку и вижу — майор внизу то же самое делает! Только у меня-то в кармане трофейная зажигалка, а у майора фигурка серебряная, какая — я не разглядел. Вынимает он ее и отдает Шибанову. А я зажигалку протягиваю в пустоту. Майор пальцы разжимает — и я. Шибанов фигурку берет, а зажигалка летит и бьется о камни. Тут он меня и заметил… Ну, по последней?
Дядя Гоша прерывает свой рассказ и берется за Чебурашку. Я сижу не жив, ни мертв. Придумать такое Джон Сильвер не мог. Вот если бы в его рассказе на скалы высадилась немецкая дивизия и он героически уничтожил ее командира — это да, это, что называется, в стиле. А про фигурки и СМЕРШевца-гипнотизера слишком для дяди Гоши сложно. Получается, что его рассказ правда. Что отсюда следует?
Я пью «Алиот» как воду. Хмель, разлившийся по телу, исчезает. Нефедов не врал! На свете существует по крайней мeре несколько подобных фигурок и ими уже в годы войны интересовались спецслужбы. Вспоминаю фразу профессора про загадочных «них», которые «знают» и вышли на мой след. Это «они» хотели убить меня тогда в госпитале. Становится понятно, почему Чусаев никогда не вынимал коня из шкатулки, выстеленной мехом соболя. Хриплым голосом спрашиваю:
— А потом что было?
— Что? Потом? — дядя Гоша недоуменно оглядывается. Похоже, выпитая водка «прибила» его. — Пото-о-ом… Эх, Артем-ка… Много чего было потом… Нас на юг перебросили, Белград брать… И на север, на Венское направление… И на Берлин! Потом Победа. Салют. Спирт мы пили с маршалом Коневым…
— Нет, я про Шибанова этого.
— Цыкнул на меня Шибанов — я и очнулся, — включается дядя Гоша. — Гляжу — мать честная, немцы уже к самой моей скале подходят, вот какое дело. Ну, я и ввалил из «Дегтярева». Да еще вторая рота из ущелья подошла. В общем, дали мы им прикурить. Ушли они и мертвяков своих унесли. Ушли с концами. Не сдюжили. А Шибанов в меня стрелял, да. Из браунинга своего стрелял. Не попал только. Он думал, что я не вижу, но я выстрел услыхал, вот какое дело. Пуля прямо возле башки моей в скалу ударилась. Ну, а утром он улетел вместе с майором. Тот и вправду ни хрена не помнил — про предмет. Вот с тех пор, как только непогодь да ветер, давит меня шибановское колдовство и пою я треклятую ту дримбабу, мать ее нехорошо. Ох, Артемка, что-то я нагрузился… Спать мне надо, спать…
Последние слова дядя Гоша выборматывает, вытягиваясь на кровати. Я тормошу его:
— Дядя Гоша, я у тебя заночую?
— Аха, — через силу шепчет он. — Раскладушка тама, в темнушке…
ГЛАВА СЛЕДУЮЩАЯ
Беспроигрышная лотерея
В телефонной будке выбиты все стекла. Холодно. Я достаю металлический жетон — теперь «двушки» не в ходу, звонить можно только по жетонам. Держа перед глазами сорванное со столба у остановки объявление, набираю номер.
— Алло? Здравствуйте, меня зовут Артем Новиков. Я по поводу работы…
Сердитый женский голос бьется в трубке:
— Штат сотрудников уже набран. До свидания.
И короткие гудки.
Черт! Еще один жетон потрачен впустую. Деньги на них мне выдал дядя Гоша. Несколько странных разноцветных бумажек, похожих на фантики. Больше всего меня убивает двуглавый орел вместо герба. Точнее, он и есть теперь новый герб новой России. Плохо это или хорошо — я не знаю. Я вообще ничего не знаю. Младенец — и тот лучше ориентируется в этом мире. Лучше, потому что он здесь хотя бы родился.
Пошел третий день, как я живу у дяди Гоши. Все это время я ищу работу и старых друзей-приятелей, которые смогли бы помочь. Легенду для себя я придумал с подачи все того же дяди Гоши: мол, попал в плен, содержался в высокогорном лагере в Пакистане. Вместе с другими пленными работал на строительстве дороги, пытался бежать, был посажен в одиночку, простудился, заболел, потом международный Красный Крест добился моего освобождения. Меня перевезли в Индию, где я жил несколько лет, а уж оттуда я попал в Россию. Документов, естественно, нет. Помогите, люди добрые, заработать на хлеб насущный. А чтобы не возникало вопросов по моей внешности перестал бриться. Говорят, борода старит. Посмотрим.
