Борис и Ольга Фателевичи - Волчья шкура
— Все в порядке! Бригадир хочет видеть твою подругу. Ты останешься здесь, я сам отвезу ее.
— Ну, нет! Так я не согласен. Она мне верит, сколько пришлось уговаривать, с тобой и не поедет, правда, Наташа? Если не хочешь меня брать, мы домой поедем. Я ей лучшего мужа найду. Желающих много. Вот на следующей неделе и спрошу на заводе. Не ребятам, так кому-то из их родственников удружу. Может, и денег больше дадут.
— А в Наблус, Шхем, по-вашему, ехать не боишься? Там тебе голову открутят — и моргнуть не успеешь.
— Чего бояться, я же с тобой и с Каземом буду. Мы же друзья. Смотри, я и оделся по-вашему, когда к Билялю собрался, и волосы уложил, как ты. Никто и не поймет, пока рот не открою. А чего мне его открывать в людном месте? Отойдем в сторону, поговорим потихоньку, все обсудим. Девку — Казему, деньги поделим, и по домам. Мне еще машину Билялю вернуть нужно.
Мансур усмехнулся. Можно бы заманить «русского» в дом, да вокруг в пятницу утром больше, чем нужно, глаз и ушей. Наверняка уже все приметили. За информацию о том, что происходит в арабских деревнях, евреи хорошо предателям платят. Придется в Наблус ехать с «русскими». Туда втроем, а назад он и один доберется. Этого там пристукнуть и тело спрятать — никто в жизни не найдет. И командиру об этом знать не обязательно. Ну что остается, если дурак сам лезет в ловушку? Поделиться обещал, щедрый какой! Он сам все деньги получит. А девка, что девка? Понравится — пожалуйста, будет у Казема вторая жена. Нет — сама назад дорогу найдет. За неделю до дома доберется, еще и заработает, если здоровья хватит.
За руль сел Мансур. Анчар примечал дорогу, не упуская ни одной детали. Он настроился на серьезную работу. На перекрестке Тапуах свернули налево по указателю на Шхем, «Наблус, по-вашему», — усмехнулся про себя Анчар. Мансур велел отстегнуть ремни безопасности: а то сразу евреев в вас признают, наши с ремнями не ездят. Ехали недолго. Справа и слева вдоль дороги тянулись бесконечные кладбища машин, со скучающими продавцами запчастей при них.
На въезде в Шхем душу Анчара приятно согрел прямо таки советский по виду навес для часового возле открытого шлагбаума. Возле него скучал сам часовой в ярко-зеленой форме с родным «калашниковым» через плечо.
Шхем обрушился на приезжих неухоженными улицами, обшарпанными домами, частыми и громкими гудками автомобилей, которые не соблюдали даже подобия правил. Но Мансур привычно рулил, увиливая от соседей и норовя врезаться какому-нибудь зеваке за баранкой в бок или в зад. Ирина перепугано таращила глаза, схватив Андрея за плечо. А он вдруг почувствовал такой кураж и прилив сил, что начал находить удовольствие в этой дорожной круговерти.
Остановились на большой неасфальтированной стоянке, где теснилось множество автомобилей.
Мансур повернулся назад. Тон его изменился. Глаза жестко и насмешливо смотрели на Анчара.
— Сиди в машине, а я пойду с Наташей. Теперь ты никуда не денешься, подождешь. Это наша территория, а ты тут вообще никто.
Он жестом хозяина открыл дверь и протянул Ирине руку.
Сердце Анчара сжалось, но опасений его никто не должен заметить: ни Ирина, ни тем более Мансур.
— Иди с ним. Ничего не бойся.
Мансур что-то скрывает, Казем прячется. Это еще одна тонкая ниточка в запутанном клубке, но, разыгрывая роль «большого человека», «шестерка», не подозревая, потянул за нее и дал в руки Анчару.
Теперь спокойно, не суетись, Анчар, пусть отойдут. Это хорошо, что Мансур шагает впереди, а Ирина семенит за ним. Он делает вид, что «Наташа» не при нем, но время от времени, едва поворачивает голову и, сохраняя осанку победителя и хозяина, косится назад, проверяет, не отстала ли женщина. Когда Анчар пойдет за ними, Ирина прикроет его.
А теперь — вперед! Между Мансуром и Анчаром много прохожих, и Ирина его не заметит, даже если ей придет в голову оглянуться. Мансур уверенно идет по многолюдной улице с серыми домами и выходит на площадь с фонтаном посередине. Какой-то клоун весь зелено-оранжево-голубой, в турецкой феске предлагает прохожим воду с листиками мяты и дольками лимона из большого сосуда на плече. Чтобы налить воды, он наклоняется вперед, и пластиковый стаканчик наполняется до краев.
Толпа становится все гуще. Анчар догадался, что они подходят к знаменитому шхемскому рынку: в одну сторону движется поток людей с пустыми руками, в обратную — с покупками. Заметно, что поток к рынку редеет. Скоро пятничная молитва, и рынок закроется. Часы на башне показывают одиннадцать пятнадцать.
Мансур заговорил с кем-то, протянув руку за водой. Ирине даже не предлагает, животное…
Анчар спрятался за спину женщины, одетой в черное. Руки ее затянуты в перчатки, лицо скрыто под глухой паранджой. Анчар думал, что такое только в старых книжках осталось, а тут, на улице, таких — туча! И не похожи они на забитых «Гюльчетай»: шагают широко, метут подолом тротуар, глаза, как из бойницы танка, цепко смотрят по сторонам. Такая сама кого угодно задавит и забьет.
Стоп! А собеседник-то Мансура — Казем! Он кивает Ирине, и отворачивается, не сомневаясь, что она пойдет за ним. Бедная она, бедная! А Анчар был уверен, что Казем и спать ложится со своей широкой улыбкой.
Пока Мансур рассчитывался с «клоуном» и пил, Анчар обошел его, прячась за спинами прохожих и не выпуская из виду Казема с Ириной. Казем, как и Мансур, тоже делает вид, что не знаком с женщиной. Прохожие мужчины задерживают на ней взгляды, но тут же отворачиваются. Здесь привыкли к туристам со всего мира.
Под сводами рынка Анчар удивился: он никогда не видел восточных базаров: входишь, будто в древний город-государство, и сразу от ворот разбегаются узкие, тесные улочки, каждая со своим внутренним, не сразу понятным характером и направлением. В сумрачных нишах — лавки, лавочки, магазины; серый каменный потолок; ни окон, ни дневного света — полумрак, как в подземелье с далеким выходом. В улочках между лавками — толпа в обе стороны. Все женщины в длинных платьях-галабиях, дети спят на плечах у матерей. Какой-то турист решил сфотографировать умилительную сценку, но юная мать, сердито бормоча, повернулась боком, заслонив малыша от объектива.
Войдя в лавку со специями, Казем остановился у прилавка, поджидая «Наташу». Не ко времени эта затея, но слаб человек, даже самый мужественный. Жениться, конечно, не обязательно, а воспользоваться случаем никто не помешает, и платить не нужно, девка еще будет рада, что живой осталась. Слизняк-Мансур до вечера с места не сдвинется, а, если понадобится, то и до утра. Хотелось бы послушать, как он о деньгах заикнется! Дисциплина в отряде военная. Пусть сначала с «русским» разберется. Он свое дело сделал. И даже два… Пора отдохнуть. Наблус большой, свалок много. А с Билялем он потом поговорит, чтобы не смел впредь, мальчишка, своевольничать!
Обогнув прилавок, Казем откинул грязный, захватанный сотнями рук полог и вместе с Ириной скрылся. Анчар повел глазами. Покупатели выбирают специи, продавец тщательно взвешивает пахучие пакетики, хозяин обернулся к женщине со спящим младенцем: не нужно ли ее защитить от назойливого иностранца-фотографа? В этот миг Анчар скользнул за полог, и оказался в небольшой комнате, заставленной, как склад, бочками, кулями, мисками со специями. От непривычных запахов, в которых, кажется, смешались все представления европейца о восточной тысяче и одной ночи, повело голову. И тут же захотелось чихнуть. Нужно подождать, сопли могут помешать. Казем с Ириной, кажется, никуда не денутся.
Анчар остановился перед дверью у дальней стены, собрался. Теперь он готов ко всем неожиданностям, даже к бою. Дверь не подалась под пальцами, но это уже неважно.
Ахмед и Мухамед подняли глаза от доски с нардами, проводили взглядами Казема и женщину, пока те не скрылись за плотной шторой, и переглянулись. Ахмед закатил глаза и покачал головой: нашел время Казем баб водить, будто других дел нет. Мухамед пожал плечами: он командир, наше дело маленькое — мальчишку охранять. Не сговариваясь, они обернулись к монитору. Ого! А это еще что? Возле входной двери, со стороны склада, маячила фигура. На хозяина магазина не похоже. Кто-то из продавцов? Было же строго настрого приказано: в складе не шастать, обходиться тем, что есть у прилавка. Ахмед поднялся, но Мухамед жестом остановил его: смотри… Не веря глазам, оба подошли ближе к монитору. Андрей? «Русский» из бригады? Не может быть. «Точно, он», — кивнул Ахмед, когда незнакомец поднял голову, осматривая дверь. Теперь и Мухамед не сомневался: «Он…» За работу! Видать, парень не простой, если здесь в такое время появился… Мухамед метнулся через комнату предупредить Казема.
Ахмед одним движением сорвал пеструю шелковую скатерть с низкого стола, взмахнул ею, опустил на пол и вжался спиной в угол за дверью так, чтобы она, открывшись, не ударила, а скрыла его. Мухамед беззвучно нырнул под стол и затаился.
