Сквозь испытания огнём - Дэвид Вебер
После зверств джихада нетрудно было понять почему. Также было нетрудно обвинить мирян и мирянок в том, что им было сложно провести различие между действиями такого монстра, как Жэспар Клинтан, и порядком, который он использовал для совершения своих массовых убийств. Ежегодный День Искупления имел совершенно особое значение для ордена Шулера, и сам Шулер подвергся пристальному… изучению. Никто не мог отрицать слова книги архангела об ужасных наказаниях, которые он назначил еретикам и богохульникам. Некоторые люди пытались возразить, что Книгу Шулера следует читать в переносном смысле, но это было маргинальное движение, которому Мать-Церковь не потворствовала. Непогрешимость Священного Писания была абсолютной, засвидетельствованной самим святым Лэнгхорном и святой Бедар, и это означало, что святой Шулер написал эти слова, установил эти наказания.
Сэмсин хотел верить, что великий викарий Робейр был прав, когда утверждал, что Наказание Шулера, которое при всей его специфичности и ужасающей суровости составляло едва ли двадцатую часть всей Книги Шулера, было предназначено в первую очередь для устрашения и на самом деле должно было применяться только к тем, кто сознательно и с сердцем, наполненным со злым умыслом, пытался соблазнить невинного на службу к Шан-вей. Просто заблуждающиеся, искренне заблуждающиеся должны были быть возвращены к Свету, а не уничтожены и навеки обречены на Тьму. Такая судьба ожидала только по-настоящему невозрожденного, который сознательно отдал себя на службу Шан-вей и отказался отречься от своей адской любовницы.
Большую часть дней Сэмсин действительно верил в это, но все же иногда случались ночи, когда сон ускользал от него, поскольку он боролся с возможностью того, что даже великий викарий мог ошибаться. И все же в Книге Шулера было так много другого, так много указаний для воспитания детей Божьих. Да, она была суровой повсюду, суровой во многих местах, но в падшем мире, который Шан-вей оставила после себя сломленным и испорченным, такая суровость была необходима. Это была суровость отца, который хотел, чтобы его дети росли духовно сильными и нравственно прямыми, и только собственная духовная гниль Жэспара Клинтана позволила ему нанести массовое Наказание в результате холокоста, который сам святой Шулер никогда бы не санкционировал.
Эти знакомые мысли понесли его по нефу, сквозь музыку, мимо скамей, занятых прихожанами, которые бросили вызов холоду, ветру и мокрому снегу, чтобы быть здесь в этот великий праздник — Праздник святого Шулера, посвященный радостному дню, когда архангел вернулся на заслуженный отдых в славном присутствии Самого Бога, оставив позади изношенное смертное тело, в котором так долго жила его душа. Это бренное тело было похоронено в склепе этого самого собора, который был возведен с особой целью — охранять и освящать его могилу. Эта служба, проходящая здесь сегодня, была эпицентром всех других торжественных месс, проводимых по всей территории Сейфхолда в память о святом Шулере в этот его день.
Сердце Сэмсина воспрянуло, наполняясь простой радостью и беспрекословной верой, которые слишком часто испытывались памятью о джихаде. Как бы ему хотелось цепляться за эту радость, за эту простую, проясняющую веру каждый день в году! Что мстительный, суровый Шулер, гнев которого Жэспар Клинтан смог исказить и извратить в своих собственных целях, мог каким-то образом превратиться в Шулера-учителя, Шулера-хранителя. Если бы только…
Арналд Сэмсин пошатнулся, вскрикнув, когда его руки поднялись, чтобы защитить глаза от внезапной, невыносимой вспышки света. Он никогда не видел — никогда не представлял себе — такого взрыва блеска, и он услышал другие голоса, испуганные, некоторые из них кричали, в шоке, замешательстве и внезапном страхе. Органная музыка умерла диссонирующей смертью, массовая гармония хоров распалась на отдельные крики тревоги, а затем заговорил голос, более глубокий, чем любой, который когда-либо слышал Сэмсин, более мощный, чем любая буря, которую он когда-либо испытывал.
— Не бойтесь, дети мои! — Его величие заполнило собор, скатываясь с высокого купола, растекаясь по нефу, как стена звука, и Сэмсин опустил руки, моргая, пытаясь разглядеть. Он не мог вполне…
Его зрение прояснилось, глаза вспыхнули, и он в благоговейном страхе бросился на колени, увидев могучую фигуру, возвышающуюся в святилище его собора.
Внутренний купол этого собора парил в сотне футов над полом; фигура, стоявшая под ним, возвышалась по меньшей мере на половину этой высоты. Она возвышалась, как титан, свет струился от него колышущимися волнами, и он знал это лицо. Он знал его!
— Не бойтесь, — повторил архангел Шулер. — Здесь вы в безопасности, потому что стоите на земле, освященной верой, посвященной надежде. В погруженном во тьму мире вы — маяк надежды и света, и я призываю вас быть сильными, всегда стоять за правду.
Сэмсин задрожал под суровым, но полным сострадания взглядом могущественного архангела. Он не мог отвести взгляд, хотя и слышал, как архиепископ шепчет слова Катехизиса Шулера, тоже преклонивши колени у ног архангела.
— Вы пережили темные времена, — продолжил архангел. — Ужасные, злые дела были совершены от моего имени. Поступки, которые любой благочестивый человек должен отвергнуть как грязное извращение, которым они были. Прошло достаточно времени, чтобы вы осознали эту правду, обдумали ее и поняли, что, хотя от моего имени совершались ужасные вещи, на это никогда не было моего одобрения.
Сэмсин подписал себя скипетром и почувствовал, как эти слова — слова, подтверждающие его любовь к Шулеру и уверенность в том, что Жэспар Клинтан действительно извратил волю и намерение архангела, — пронизывают его, как солнце.
— И все же теперь, когда те дни и годы прошли, пришло время поделиться с вами еще одной правдой, более глубокой правдой. Ибо знайте, что этот мир действительно далеко отклонился от плана, ради которого ваши предки и ваши праматери, Адамы и Евы, оставившие вам Свидетельства, были приведены на него. Вы действительно живете
