Борис и Ольга Фателевичи - Волчья шкура
Дорога, ведущая к морю, вытекает, как ручей из озера, из большой площади-проплешины, вытоптанной перед входом в Шхем. Узкие ворота, через которые не смог бы протиснуться навьюченный осел, утоплены в воронке городских стен, сложенных из тесаных камней. В предрассветную мглу из ворот выходят сонные женщины, раздраженно подгоняя хнычущих детей.
Вокруг Шхема за зарослями кактусов начинаются огороды, окантованные желтеющими полями. Потом идут виноградники, за ними — оливковые деревья. В разгар лета здесь хватает работы, а все мужчины болеют, и сегодня их женам придется тяжело.
Чего только не придумают эти бездельники, чтобы не работать! А все из-за девчонки пришлой, что Шхем прячет у себя в доме.
Позавчера Хамор собрал у себя всех мужчин, наказав женщинам сидеть по домам и детей придержать. Те, кто поближе живет, рассказали остальным, что вождь долго бубнил что-то, голос его то повышался нараспев, то затухал в шепоте. А что говорил, не разобрать, много ли услышишь через кожаный полог!
Расходились мужчины поздно ночью. Еле шли, стонали. Теперь третий день отлеживаются. Все обрезание сделали теми ножами, что бреются, и Хамор с сыновьями
первыми.
Две ночи мужья не спали, маялись. Больной муж в доме — наказание хуже, чем глупый ребенок… На третью стало им немного лучше, облегчились под утро и уснули. Но работать еще не могут, а земля ждать не будет, каждый час на счету. Вот и приходится женщинам с детьми выходить из города затемно, чтобы управиться в полях и на огородах до захода солнца.
Женщины даже не подозревают, что за ними с вершины высокой горы наблюдают двое. Оба молодые, рослые, статные. Кожа у них белая-пребелая, глаза небесной голубизны, волосы и бороды их даже в предутреннем тумане, светятся серебром с тонкими переливами бирюзового и нежно-лилового цвета. Таких красавцев в Шхеме не видели.
Один из них, с длинными волосами и густой бородой, одет в роскошную сеннаарскую одежду. Он сидит на камне, подперев голову руками. Пришел он сюда, на гору, опираясь на посох, увенчанный бронзовым навершьем с изображением гордого оленя. Небрежным движением воткнул посох в землю и забыл о нём. У второго волосы едва отросли, а борода совсем молодая. На нём легкая, короткая туника, поэтому, спасаясь от рассветной сырости, кутается он в меховой плащ красновато-коричневого цвета. Богатый плащ, на шитье его уходит ровно тридцать три каракаловые шкурки.
Серна, которая ни за что не подпустит к себе человека, спокойно щиплет траву рядом с ними, косясь на рогатый шлем, лежащий у ног того, что в плаще.
— К свадьбе готовятся… Добился Хамор своего, привязал Якова со всеми его домочадцами к Шхему. Пышная будет свадьба, всем на зависть, — нарушил молчание владелец шлема.
— Это как посмотреть, Яков тоже не прогадал. А вот свадьбы не будет.
— Ну что ты говоришь! Сегодня к вечеру мужчины Шхема поднимутся, а завтра Яков с семьей и рабами придет в город. У него уже все готово.
— Ты уверен? А я нет. Чем не повод для спора?
— Повод хороший. А условия помнишь — твоя жизнь и ожерелье? Я видел его в руках у Шхема, когда он спешил к винограднику.
— Помню и не отказываюсь. Отойди от шлема, теперь он не твой.
Наказал Яков пасти ночью коз Звулуну, брату-погодку Дины. Шимон угостил его вечером сладким вином, разрешил выпить полную чашу. Вкусно-о-о! Мальчишка уснул под кустом.
Козы и рады, перепрыгнули через хворостяные огородки и разбрелись в разные стороны. Не слышно хозяйского окрика, значит позволено всё! Нет ничего лучше сочных ночных огурцов, нежного салата на заре, хрустящей капусты, холодной от росы! Забыта жесткая трава, которая совсем недавно казалась такой вкусной. Не понять этой радости людям: у козлят первый в их жизни пир.
Но праздник, как всегда, оказался слишком коротким. Завизжали женщины, завыли в голос старухи, тряся широкими рукавами. Залились злорадным смехом мальчишки. Козы нехотя оторвались от лакомства, прислушались, подрагивая вислыми ушами. Нет, не дадут спокойно позавтракать, слишком быстро приближается толпа разгневанных женщин. Да еще и хворостины по дороге успевают они выбрать покрепче и подлиннее.
И понеслись козы по огородам, переминая все, что попадется под копыта. Что не успевает одна вытоптать, другая приканчивает. Не один десяток перепуганных животных мечется по огородам, зеленые ошметья и комья красной земли летят из-под копыт, трещат и валятся загородки, гнусавое блеяние мешается со звонкими проклятиями. Весело только детям и козлятам, они играют в догонялки.
Бедные женщины, все на их головы! Это что же такое делается? Хоть бы половину дел успеть переделать до свадьбы Шхема и Дины, а тут с козами воюй, не спавши! До полудня с ними не управиться, значит, после обеда отдохнуть не удастся.
Те, на горе, видят все. Зрение у них, как у птиц. Видят они и серого скорпиона, притаившегося между серых камней городской стены, и хамелеона, слившегося с крышей на доме Хамора в противоположном от ворот конце города, и слезу на щеке женщины, бросающей камни в коз, и щербинку во рту хохочущего мальчишки… Заметили они две тени, что скользнули в ворота, оставленные без присмотра.
Шимону и Леви не нужно тратить время, на то, чтобы осмотреться, они знают, что все дома в Шхеме расположены по кругу, а задняя стена каждого жилища — это внутренняя поверхность городской стены; в центре, напротив ворот, — дом Хамора, самый высокий в Шхеме. Знают они и то, что измученные болью мужчины сейчас спят лицами кверху, широко раскинувшись в постелях. Только храп слышен из глубины каждого дома.
В правых руках у братьев черные бронзовые мечи, обведенные желтыми полосками остро наточенных лезвий. Рукоятки в форме рыб перевиты тонкими ремешками кожи, чтобы мечи не скользили в окровавленных руках. Левые руки обмотаны овечьими шкурами мехом наружу.
Легко ступая, они расходятся в обе стороны от ворот, одновременно скрываются в дверных проемах, одновременно выходят назад и кивают друг другу перед тем, как откинуть следующий полог, оставив на нем первую полосу крови.
Один из белокожих удивленно поднял брови. Другой усмехнулся и по-хозяйски посмотрел на шлем, лежащий под оливой: «Не будет свадьбы…»
Но не могут видеть они, как братья в густо-душной полутьме вбивают в рот спящим вонючую, жесткую овчину, и засаживают клинок им в шею, поворачивая его в ране, когда выдергивают. И не могут слышать хруст внутри пронзенного горла, плеск крови из раны…
У ворот Шимон и Леви остановились перевести дух. Кровь пропитала их одежду, капает с мечей, мех слипся бурыми прядями. От дома к дому, от порога Хамора до городских ворот пролег кровавый след. Серая тишина застыла в городе. Ее не под силу растопить даже всемогущему солнцу, поднимающемуся к зениту.
На плече Шимона длинный куль. Это в одеяле, еще хранящем тепло юных тел, уносят братья Дину-невесту из дома жениха.
Нет жениха, не будет и свадьбы…
*****
Ирина увлеклась и еще что-то бормотала про омфалы, Древнюю Грецию, вспоминала какие-то полузнакомые Анчару имена богов и героев, а он уже не слушал. Нужно выманить Биляля из дому, и, если получится то, что задумал Анчар, то древняя Греция со всеми ее богами может отдыхать.
— Стоп, Ирина, достаточно про героев. Сейчас мы с тобой в героях походим. Боевики любишь?
Ира умолкла на полуслове, не понимая, чего от нее хочет этот странный Андрей.
— Какие боевики? Нет, не люблю.
— Ну, и не нужно. Значит, будешь героиней любовного сериала. Ну-ка, губки бантиком, глазки нараспашку. Увидишь незнакомую рожу, ручкой помаши так, чтобы цацки звякнули, и улыбнись. Сделаешь?
— Постараюсь, — озадаченно пожала плечами Ирина.
— Вот и молодец, постарайся, ради Миши постарайся. Не бойся, все будет хорошо. И молчи, молчи, чтобы не случилось.
Машина остановилась возле дома Биляля, Анчар посигналил. Тихо. Как бы соседей не переполошить, но придется гудеть, пока Биляль не выглянет. Анчар вышел из машины, очень надеясь, что сделал все, чтобы в палестинской деревне его приняли за араба. Еще посигналил. А вдруг спальня выходит во двор?
Штора в узком окне второго этажа отодвинулась, в щели показался заспанный Биляль. Есть!
Анчар растянул рот в приветливой улыбке, от искренней не отличить. Этому он давно научился.
Биляль протер сонные глаза, открыл окно.
Теперь рукой помахать, как всегда Анчар делал, приветствуя бригаду перед работой.
— Аллан! Помнишь, Казем спрашивал про «русскую», на которой жениться можно?
Он показал пальцем в окно машины.
Биляль заинтересованно кивнул. Чудак этот Андрей! Когда еще Казем просил его присмотреть девку с израильским гражданством, что согласится замуж пойти за араба! За деньги, конечно. И ей хорошо, и у Казема гражданство появится, и Андрей подработает. Тогда он улыбнулся, плечами пожал, как обычно, а сейчас вдруг вспомнил, прямо к дому привез. Жаль, что Казему сейчас не до этого, нужно будет, он и без Андрея обойдется, но посмотреть интересно. На «русских» девок всегда интересно посмотреть, а там как получится. Этого отправить, а девку — к брату, не домой же приглашать. Сон из глаз улетучился.
