Раскол Церкви - Дэвид Вебер
И никто из них никогда прежде не представлял себе катастрофы такого масштаба.
- Кем, черт возьми, эти ублюдки себя возомнили? - Аллейн Мейгвейр, генерал-капитан Церкви Ожидания Господнего, был раздражен. По всем правилам толстые, дорогие листы пергамента на столе перед ним должны были вспыхнуть самопроизвольным пламенем под жаром взгляда, который он направил на них.
- При всем моем уважении, Аллейн, - резко сказал викарий Робейр Дючейрн, - они думают о себе как о людях, которые только что уничтожили практически все остальные военно-морские силы в мире. И люди, которые точно понимают, кто послал эти флоты, чтобы дотла сжечь все их королевство.
Мейгвейр перевел взгляд на Дючейрна, но главного казначея Церкви Ожидания Господнего, казалось, на удивление не смутил его очевидный гнев. В выражении лица Дючейрна было даже больше, чем намек на "я же тебе говорил". В конце концов, он был единственным членом "храмовой четверки", который настойчиво советовал не предпринимать поспешных действий против королевства Чарис.
- Они гребаные еретики, вот кто они, Робейр, - наполовину огрызнулся Жэспар Клинтан опасным голосом. - Никогда не забывай об этом! Обещаю всем, что инквизиция этого не сделает! Архангел Шулер говорит нам, как справиться с грязным поступком Шан-вей!
Губы Дючейрна сердито сжались, но он ответил не сразу. Клинтан был в отвратительном настроении в течение пятидневок, еще до того, как пришли сообщения из Чариса. Хотя он был известен своими вспыльчивыми выходками и способностью вечно таить обиду, ни Дючейрн, ни кто-либо другой никогда не видели великого инквизитора в такой ярости - или в такой постоянной ярости, - в какой он был с тех пор, как церковная семафорная система сообщила о катастрофических последствиях сражений у рифа Армагеддон и в проливе Даркос.
Конечно, нет, - с отвращением подумал Дючейрн. - Вся эта катастрофа - следствие того, что мы позволили Жэспару поторопить нас с его проклятым "окончательным решением проблемы Чариса"! И неудивительно, что Мейгвейр так же зол, как и Жэспар. В конце концов, именно он заставил все это звучать так просто, так надежно, когда изложил свой блестящий план кампании.
Он хотел сказать именно это вслух, но передумал. Он не сказал этого по нескольким причинам. Во-первых, как бы ему ни хотелось в этом признаться, потому что он боялся Клинтана. Великий инквизитор, несомненно, был самым опасным врагом внутри Церкви, которого только можно было нажить. Во-вторых, как бы Дючейрн ни возражал изначально против принятия мер против Чариса, это было не потому, что он каким-то волшебным образом распознал военную опасность, которую никто другой не видел. Он возражал против этого, потому что, будучи главным казначеем Церкви, он понимал, какую часть доходов Церкви Клинтан намеревался уничтожить вместе с королевством Чарис. И, в-третьих, потому что катастрофа, которая произошла в результате, была настолько полной, настолько ошеломляющей, что влияние храмовой четверки на остальных членов совета висело на волоске. Если бы они проявили хоть малейший признак внутреннего разлада, их враги среди викариата в мгновение ока набросились бы на них... А остальные викарии были напуганы не меньше самого Дючейрна. Они собирались искать козлов отпущения, и последствия для любых козлов отпущения, на которых они нацелятся, будут... ужасными.
- Они вполне могут быть еретиками, Жэспар, - сказал он вместо этого. - И никто не оспаривает, что вопросы ереси по праву находятся в ведении твоего офиса. Но это не делает все, что я только что сказал, неправдой, не так ли? Если только у тебя случайно не припрятан где-нибудь еще один флот, о котором никто из нас ничего не знает.
По неприятному багровому оттенку, окрасившему тяжелое лицо великого инквизитора, Дючейрну на мгновение показалось, что он все равно зашел слишком далеко. Жэспар Клинтан всегда напоминал опасную атакующую собаку (некоторые даже очень тихо использовали термин "бешеная собака"), и этот человек достаточно часто демонстрировал свою абсолютную безжалостность. Вполне возможно, он мог решить, что его лучшая тактика в данном случае заключается в том, чтобы использовать власть своего офиса, чтобы обратиться против других членов храмовой четверки и превратить их в своих собственных козлов отпущения.
- Нет, Робейр, - сказал четвертый голос, упреждая любой ответ, который, возможно, собирался сделать Клинтан. - Это не делает то, что ты только что сказал, неправдой. Но это, как правило, ставит нашу проблему скорее в перспективу, не так ли?
У Замсина Тринейра было угловатое лицо, аккуратно подстриженная борода и глубокие, умные глаза. Он также был единственным другим членом храмовой четверки, чья личная база власти, вероятно, была такой же сильной, как у Клинтана. Как канцлер совета викариев, именно Тринейр по-настоящему формулировал политику, которую затем вкладывал в уста великого викария Эрика XVII. Теоретически, это делало его более могущественным, чем Клинтан, но его власть была в первую очередь политической. Часто это был косвенный вид власти, наиболее эффективно реализуемый постепенно, с течением времени, в то время как Клинтан пользовался лояльностью инквизиции и мечей ордена Шулера.
Теперь, когда Дючейрн и Клинтан оба повернулись, чтобы посмотреть на него, Тринейр пожал плечами.
- Жэспар, я согласен с тобой, что то, что мы видели за последние несколько пятидневок, и даже больше того, что содержится здесь, - он протянул руку и постучал по пергаментным документам, которые послужили поводом для этой конкретной встречи, - безусловно, является ересью. Но в словах Робейра есть смысл. Еретики они или нет, но они уничтожили - не победили, Жэспар, уничтожили - то, что по сути и целям составляло объединенную силу всех других флотов Сэйфхолда. В данный момент мы ничего не можем сделать, чтобы атаковать их напрямую.
Мейгвейр сердито пошевелился, выпрямляясь в кресле, но Тринейр пригвоздил его к месту одним-единственным холодным взглядом.
- Если ты знаешь о каких-либо существующих военно-морских силах, которые могли бы противостоять чарисийскому флоту в бою, Аллейн, я предлагаю тебе рассказать нам об этом прямо сейчас, - сказал он холодным, четким тоном.
Мейгвейр гневно покраснел, но тоже отвел взгляд. Он хорошо знал,
