Аарон Дембски-Боуден - Хельсрич
Она улыбается, но я вижу, как губы кривятся от злости. Это в некотором роде даже красиво. Нет ничего чище ненависти. Из ненависти выковали человечество. Ненавистью мы поставили галактику на колени.
— Я вижу, что ты не показываешь на этот раз лицо, рыцарь. Ты видишь меня, покажи, что ты скрываешь за посмертной маской своего Императора.
— Нашего Императора, — напоминаю я. — Ты только что совершила вторую ошибку, Зарха.
Я разомкнул на горжете замки шлема и снял маску. Воздух пах потом, маслами, страхом и насыщенными химикатами жидкостями. Я игнорирую всех и всё кроме Зархи. И, несмотря на это, я чувствую, как злость усиливается вокруг меня с каждой секундой — приятно стоять без шлема, ограничивающего чувства. Со времени планетарной высадки я только дважды снимал шлем на людях, оба раза при встречах со Старейшей.
Она внимательно смотрит на меня. — При нашей прошлой встрече я сказала, что у тебя добрые глаза.
— Я помню.
— Это так. Но я сожалею об этом. Мне жаль, что я вежливо говорила с тобой, богохульник.
Мгновение я не знал, что ответить на такое обвинение.
— Ты встала на опасный путь, Зарха. Я капеллан Адептус Астартес, я верен на своём посту благодати Экклезеархии Терры. Ты в моем присутствии заявила, что Император Человечества не твой бог, в то время как Он бог всего блистательного Империума. Я не слеп… к сепаратизму среди механикус, а теперь ты произносишь еретические речи перед реклюзиархом, перед избранным Императора.
— Ты богохульствуешь, а я обладаю полномочиями пресечь любую ересь, с которой столкнусь в Вечном крестовом походе. Нам нужно быть сдержанней, тебе и мне. Ты не будешь оскорблять меня ложными обвинениями в богохульстве, а я отвечу на твои вопросы относительно Западного Д-16. И это не просьба, соглашайся или я казню тебя за ересь, прежде чем твоя команда успеет обделаться от страха.
Я вижу, как принцепс сдерживает злость, а её улыбка полна изумления.
— Забавно общаться в подобной манере, — почти задумчиво произносит она.
— Я допускаю, что твоё понимание событий отличается от моего, — мой пристальный взгляд встречается с её оптической аугметикой. — Но достаточно разногласий. Говори, Зарха. Я отвечу на твои вопросы. Ради блага Хельсрича мы должны договориться.
Она поворачивается и медленно плавает в заполненном жидкостью саркофаге, затем, в конце концов, возвращается к моему лицу.
— Скажи мне почему, — спрашивает она. — Почему ты сделал это.
Я не ожидал такого первого вопроса. — Это Ординатус Армагеддон. Одно из величайших орудий, которым владеет Человек. Это война, Зарха. Для победы мне требуется оружие.
Она качает головой. — Этого мало. Ты не можешь использовать ”Оберон” только потому, что тебе захотелось. Она подплывает ближе и прижимает лоб к стеклу. Трон, она выглядит очень уставшей. Изнурённой, утомлённой и потерявшей надежду. — Он запечатан, потому что должен быть запечатан. Он не используется, потому что не может использоваться.
— Владыка кузни сам решит так ли это, — говорю я.
— Нет. Гримальд, пожалуйста, останови его. Ты причинишь боль всем силам механикус на планете. Это величайший дар слугам Бога-Машины. ”Оберон” нельзя оживлять. Будет богохульством использовать его в бою.
— Я не проиграю войну из-за марсианских традиций. Когда Юрисиан войдёт в последний зал он изучит Ординатус Армагеддон и даст предварительную оценку о пробуждении духа-машины. Помоги нам, Зарха. Мы не должны погибнуть тут напрасно. Трон Императора, ”Оберон” выиграет для нас войну. Ты что не видишь этого?
Она снова кружит в жидкости, ища ускользнувшую мысль.
— Нет, — наконец произносит она. — Не будет этого и не будет никакой реактивации.
— Меня огорчает необходимость проигнорировать твои желания, принцепс. Но я не остановлю изыскания Юрисиана. Возможно, оживление ”Оберона” за пределами возможностей Владыки кузни. И я готов умереть, зная эту правду. Но я не умру, пока не сделаю всё, что в моих силах, чтобы спасти город.
— Гримальд. — Она снова улыбается, как при нашей первой встрече. — Я получила приказ от своего командования убить тебя, прежде чем ты продолжишь свои действия. Исход может быть только один. Я говорю тебе сейчас, пока мы окончательно не разругались. Пожалуйста, не делай этого. Оскорбление механикус будет безграничным.
Я касаюсь бронированного воротника и активирую вокс-связь. В ответ приходит единственный импульс — подтверждение сигнала.
— Угрожая мне, ты совершила третью ошибку, Зарха. Я ухожу.
Со стороны тронов пилотов раздаются голоса.
— Моя принцепс, — произносит один.
— Да, Валиан.
— Мы получаем данные от ауспиков. Поступают четыре тепловых сигнала. Они над нами. Настенные орудия не отслеживают их.
— Нет, — говорю я, не отводя взгляда от Зархи. — Городская оборона не будет сбивать четыре моих ”Громовых ястреба”.
— Гримальд… Нет…
— Моя принцепс! — закричал Валиан Карсомир. — Забудьте о нём! Немедленно отдайте приказы!
Слишком поздно. Зал задрожал. Огромные бронеплиты титана приглушали шум снаружи, но гул всё равно был слышан: четыре корабля зависли в воздухе, их ракетные ускорители ревели, а чёрные силуэты затмевали лунный свет, сияющий сквозь окна.
Я оглядываюсь через плечо и вижу четыре десантно-штурмовых ”Громовых ястреба” — они нацелили тяжёлые болтеры и установленные на крыльях ракеты.
— Поднять щиты!
— Не нужно, — тихо говорю я. — Если вы попытаетесь включить щиты и воспрепятствуете моей попытке уйти, то я прикажу открыть огонь по капитанскому мостику. Пустотные щиты не успеют подняться вовремя.
— Ты убьёшь себя.
— Убью. И тебя. И твой титан.
— Не поднимать щиты, — говорит она, злость возвращается на её лицо. Команда мостика подчиняется, но нежелание чувствуется в каждом их движении и сказанном шёпотом слове. — Ты не понимаешь. Ввести ”Оберон” в бой это богохульство. Священные военные орудийные платформы должны быть благословлены лордом Центурио Ординатус. Без благословления дух-машины придёт в ярость. ”Оберон” никогда не будет функционировать. Разве ты не видишь?
Я видел.
Но видел и компромисс.
— Единственная причина, по которой механикус не вверяют одно из своих самых величайших орудий войны на спасение Армагеддона, состоит в том, что ”Оберон” не благословили?
— Да. Дух-машины взбунтуется. Даже если его удастся пробудить, он придёт в ярость.
В этих словах я вижу выход из нашей патовой ситуации. Если ритуалы механикус требуют благословления, которое невозможно дать, то мы должны просто сделать требование более приемлемым.
— Я понимаю, Зарха. Юрисиан не будет пробуждать Ординатус Армагеддон, и доставлять его в Хельсрич, — говорю я принцепс. Она смотрит на меня в упор, её зрительные рецепторы щёлкают и жужжат в жалком подобии человеческих эмоций.
— Он не будет?
— Нет. — Пауза длится несколько сердцебиений, пока я не продолжил. — Мы снимем пушку ”Нова” и доставим её в Хельсрич. В любом случае именно она нам нужна.
-Тебе не позволят осквернять тело ”Оберона”. Снять пушку это всё равно, что отрубить голову или вырвать сердце.
— Обдумай это, Зарха, поскольку мне уже надоело стоять здесь и выслушивать банальности механикус. Владыка кузни обучался на Марсе под руководством Культа Машины согласно древней клятве между астартес и механикус. Он относится с уважением к ”Оберону” и считает свою роль в его пробуждении величайшей честью в жизни.
— Если он верен нашим принципам, то он не сделает это.
— А если ты верна Империуму, то сделаешь. Подумай об этом, Зарха. Нам нужно это орудие.
— Лорд Центурио Ординатус направляется сюда с Терры. Если он прибудет вовремя, и если его корабль прорвёт блокаду, то у Хельсрича появится шанс увидеть, как ”Оберон” будет развёрнут. Больше я ничем не могу тебе помочь.
— Пока это всё что мне нужно.
Я думал, что всё закончилось. Пусть и не самым лучшим образом. Но это было не совсем так.
Едва я стал уходить, как она окликнула меня.
— Подожди секунду. Ответь мне на вопрос: почему ты здесь, Гримальд?
Я снова стою лицом к лицу с ней — с искривлённым древним существом в заполненном жидкостью саркофаге — она смотрит на меня механическими глазами.
— Поясни вопрос, Зарха. Мне не верится, что ты именно об этом хочешь сейчас поговорить.
Она улыбается. — Нет. Не об этом. Почему ты в Хельсриче, Гримальд?
