Стивен Эриксон - Буря Жнеца
– Да ладно! – Теол хлопнул в ладоши. – Фейерверк уже был, пора начинать парад.
***Сиррюн Канар бежал по коридору. Прочь от битвы. Проклятые иноземцы уже в Вечной Резиденции, они учинили резню – никаких призывов сдаться, никаких требований сложить оружие. Только смертельные стрелы, рубящие мечи и всё опустошающие гренады. Его приятели – гвардейцы умирали десятками, их кровь оросила некогда прекрасные стены.
Сиррюн поклялся, что не разделит их участь.
Они не убьют Канцлера. Он им понадобится. К тому же он старик. Явно безоружный. Миротворец. Цивилизованный человек. Даже личный его охранник – что же, у него только кинжал на поясе. Ни меча, ни щита, ни шлема, ни даже доспехов.
«И это я. Я сберегу жизнь, встав рядом с Канцлером».
Но где он?
Тронный зал пуст.
Император на арене. Безумный глупец все еще ведет бессмысленные, жалкие поединки. И Канцлер должен быть там, он ожидает – иронический свидетель последних нелепых выходок тупоумного Эдур. Последнего Эдур в городе. Да.
Он спешил. Звуки битвы остались далеко за спиной.
«День безумия… неужели он никогда не окончится?»
***Канцлер Трайбан Гнол сделал шаг назад. Осознание ударило его с силой молота. Рулад Сенгар не вернется. Император Тысячи Смертей… умер последней смертью.
«Тоблакай, Карса Орлонг, я не знаю, что ты сделал, не знаю как – но ты расчистил дорогу.
Ты расчистил ее. Спасибо».
Он огляделся и увидел, что остатки присутствующих разбежались – да, Вечная Резиденция захвачена, враг уже внутри. Он повернулся к стоявшему рядом финеду: – Варат Таун.
– Господин?
– Мы закончили. Соберите солдат и проводите меня в тронный зал. Там будем ожидать завоевателей.
– Слушаюсь, господин.
– И возьмите с собой ведьму – мне нужно знать, что тут произошло. Я хочу понять, зачем она разрезала себе руку ножом. Я хочу понять все.
– Да, Канцлер.
Капитан с неожиданной вежливостью взял бледную женщину под руку; кажется, он даже шепнул ей на ухо нечто, принятое с усталым кивком. Глаза Трайбана Гнола сузились. Нет, он не доверяет новому финеду. Был бы здесь Сиррюн…
Удаляясь с арены, канцлер бросил последний взгляд на жалкую фигуру, что лежала на кровавом песке. «Мертв. Он действительно мертв.
Я всегда верил, что это будет именно Карса Орлонг. Да, верил!»
Он испытывал искушение вернуться на песок арены и встать над телом Рулада Сенгара. Плюнуть в лицо Императору.
«Нет времени. Удовольствия – на потом.
Клянусь, что сделаю это».
***Каракатица позвал взмахом руки. Скрипач и остальные солдаты его взвода присоединились к саперу на пересечении коридоров.
– Это главный проход, – заявил Каракатица. – Ничто иное.
Скрипач кивнул. Коридор изящно украшен и впечатляюще широк, на сводчатом потолке светятся золотые листья. Вокруг никого. – Тогда где стража, и куда именно нам идти?
– Без понятия. Но думаю, что налево.
– Почему?
– Неясно. Разве вот потому, что все, кого мы перехватывали, стремились именно в том направлении.
– Хорошая причина. А может, они хотели выбежать через заднее крыльцо? – Скрипач утер пот со лба. Ох, это была кровавая баня, но он позволил солдатам всё, не обращая внимания на сердитые взгляды Быстрого Бена. Проклятый Верховный Маг и его нос по ветру – и откуда же у него такая магия? Быстрый никогда не владел ничем даже отдаленно напоминающим…
Он оглянулся на Ежа.
Старый добрый Еж. Не старше, чем в последнюю их встречу. Боги, это кажется нереальным. Живой, дышащий, пердящий… Он протянул руку и отвесил приятелю затрещину.
– Эй, ты чего?
– Ничего. Я уверен, что задолжал тебе одну.
– Кто спас тебе жизнь в пустыне? А под городом?
– Видеть духов – не к добру, – отвечал Скрипач.
– Худ, белая борода делает тебя древним старцем. Сам себя видел, Скрип?
«Ох, не надо».
– Эй, все зарядили арбалеты? Хорошо. Веди, Каракатица, но осторожно и медленно. Понял?
Пять шагов по коридору… в правом проходе замелькали фигуры… Резня началась снова.
Тарр первым заметил старика, что был во главе. Если бы не заметил его – выстрелил бы в любого другого. Стрела глубоко погрузилась в череп старика, прямо в середину левого виска. Из правого виска брызнули осколки и кровь.
Еще не менее двух стрел попали в тощее тело, заставив его завертеться. Потом старик упал.
Горстка стражников, что шли за ним, попятилась. По меньшей мере двое приняли защитные стойки, и Тарр вдруг рванулся к ним, вытаскивая меч и выставляя щит. И столкнулся с Кораббом, сделавшим то же самое. Выругался, потому что тот оказался впереди.
Тарр воздел меч – им вдруг овладело жгучее желание срубить ублюдку голову – нет, лучше заняться врагами…
… но враги бросали оружие и отступали в коридор.
– Ради милостей Худа! – заорал Быстрый Бен, хватая Тара сзади и отпихивая Корабба. – Они сдаются, черт подери! Хватит резать кого попало!
Из группы летерийцев кто-то сказал по-малазански: – Мы сдаемся! Не убивайте нас!
Голоса оказалось достаточно, чтобы их охладить. Тарр повернулся и поглядел на Скрипача.
Чуть помедлив, сержант кивнул: – Возьмите их в пленники. Пусть проведут в проклятый тронный зал.
Улыба подскочила к трупу старика и начала срывать роскошные перстни.
Летерийский офицер вышел с поднятыми руками. – В тронном зале никого нет, – сказал он. – Император мертв – его тело на арене…
– Тогда ведите нас туда, – потребовал Быстрый Бен, сверкнув глазами на Скрипача. – Я хочу лично убедиться.
Офицер кивнул: – Мы только что оттуда, но как скажете…
Скрипач махнул солдатам, приказывая идти, и зловеще улыбнулся Улыбе: – Сделаешь это потом, солдат…
Она оскалилась, словно собака над добычей; затем вытащила нож и двумя решительными взмахами отрубила холеные руки старика.
***Тралл Сенгар ступил на песок арены. Он не отводил глаз от тела, лежащего в дальнем конце. Блеск монет, неловко откинутая голова. Он медленно шел вперед.
В коридорах и палатах Вечной Резиденции царит хаос. Позже он попытается отыскать родителей… хотя он не верил, что найдет их. Они ушли со всеми остальными Эдур. Назад, на север. На родину. Итак, и они в конце концов бросили Рулада, младшего сына.
Почему же он не шевелится? Почему не возвращается?
Подойдя к Руладу, он опустился на колени. Положил копье. Нет руки, нет меча.
Он протянул руку и поднял голову брата. Тяжелая. Лицо столь изуродовано шрамами, столь искажено болью, что его трудно узнать. Положил голову себе на колени.
«Уже дважды я делаю это. И снова лицо брата остается слишком застывшим. Слишком безжизненным. Это так… неправильно».
Как-то он попытался в последний раз урезонить младшего брата, воззвать к тому Руладу, какого знал раньше. До всего… До того дня, когда в глупом, но вполне понятном рвении брат схватился за рукоять найденного в ледовых полях меча.
Потом Рулад в припадке слабости объявил Тралла Сенгара отсеченным. Мертвым в глазах всех Эдур. Приковал его к камню, заставив ожидать медленной смерти от наводнения.
Тралл пришел, чтобы просить прощения. Это было криком сердца, криком, который не утихал в нем все это время. «Ты был ранен, брат. Так ранен. Он изрубил тебя, бросил полумертвым. Он сделал то, что было нужно для окончания кошмара. Но ты все понял не так. Ты не смог.
Вместо этого ты видел, что братья бросают тебя.
Так что, брат мой, простишь ли ты меня, как я простил тебя?»
Разумеется, ответов не будет. Не от этого навсегда застывшего, опустошенного лица. Тралл пришел слишком поздно. Поздно для того, чтобы прощать, поздно для того, чтобы быть прощенным.
Он гадал, не предвидела ли Серен то, что он найдет здесь.
Мысль о ней заставило дыхание застрять в горле. О, он не знал, что такая любовь может существовать. Сейчас – пусть вокруг пепелище – будущее распускается словно бутон, и аромат его превосходит воображение.
«Вот что такое любовь. Наконец я вижу…»
Нож вошел под левую лопатку, сразу пронзив сердце.
Широко раскрыв глаза от внезапной муки, от удивления, Тралл отпустил голову Рулада, и она упала ему на колени, выскользнув из ослабевших рук.
«Ох, Серен, любовь моя.
Ох, прости меня».
Оскаливший зубы Сиррюн Канар отступил, вытаскивая нож. Последний Тисте Эдур. Убит его собственной рукой. Чистое правосудие еще существует в мире. Он очистил Летерийскую Империю ножом, и поглядите, как сочится кровь, оросившая рукоять.
Удар в сердце, итог неслышного подкрадывания по песку. Последние три шага он сделал не дыша. Благословенная тень лежала под ногами – она не могла упасть вперед, предупреждая мерзавца. Был миг, когда над песком пронеслась иная тень – тень совы, но глупец и ее не увидел.
