Джеймс Сваллоу - Кровавые Ангелы: Омнибус
"Я буду навеки проклят за мою гордыню", сказал апотекарий Цек. Рафен вспомнил вес болтера в своих руках, когда он произносил смертный приговор своему брату — и эхо единственного выстрела. Кровавый Ангел хотел чувствовать ненависть к убитому, но не мог. Байл, пусть сгниет его душа, был прав, вместо этого он чувствовал к Цеку только жалость. Безуспешно пытаясь восстановить численность Кровавых Ангелов, ряды которых выкосила смута Аркио, старший Апотекарий отважился обратиться к тайному искусству клонирования. Его неудачи в конце концов привели к тому, что он заключил сделку с биологиком по имени Гаран Серпенс — и это стало его фатальной ошибкой: он не знал, что за этим именем скрывается Фабий Байл.
Голос Рафена звучал негромко и ровно, но в нем слышалась угроза:
— Ты обокрал нас, предатель. Ты забрал частичку наших сердец. Я здесь, чтобы вернуть ее и увидеть, как ты заплатишь за свои преступления.
Байл рассмеялся отвратительным скрипучим смехом:
— Мои преступления? Я совершил их столько, что ты загнулся бы от старости прежде, чем смог бы составить их полный список. И у тебя, скулящий щенок, сосущий высохшую сиську своего дохлого бога, хватает глупости думать, что ты сможешь наказать меня за них?
Лицо ученого стало жестким, глаза сверкнули, словно два темных драгоценных камня:
— Скажи мне, это то, что ты ищешь, воин?
Механическая рука появилась из тускло блестящей латунной рамы экзосооружения на спине Байла и опустилась в заполненный жидкостью резервуар. Когда она вернулась наружу, когти манипулятора за горлышко сжимали кристаллическую склянку.
У Рафена перехватило дыхание: святая кровь! Он почти различил алую жидкость внутри трубки, малую часть жизненной силы самого Лорда Примарха, сохраненную силами сангвинарных жрецов его Ордена. Прежде, чем он смог остановиться, его рука потянулась к сосуду.
Байл фыркнул и бросил фиал обратно в резервуар, словно нечто, не стоящее внимания.
— Какую ценность приписывают вещам, подобным этой… хотя, если подумать, это всего лишь комплекты белковых цепей, углеводов и базовых молекулярных соединений. Впрочем, в правильной комбинации, они действительно бесценны.
Он отшагнул в сторону, подметая пол своим плащом — теперь можно было увидеть все остальное содержимое резервуара. Маленькие узелки плоти висели в плотном растворе, едва заметно колыхаясь от слабого движения жидкости. Слабый туман крови окрашивал содержимое резервуара разводами, как на куске мрамора, и, с нарастающим ужасом, Рафен узнал очертания странных органов.
— Ты же знаешь, что это такое, а? — спросил Байл. Рафен прилетел на этот загубленный мир, считая, что предатель вынашивает какие-то грязные планы, связанные с генетическим наследием его Ордена, но теперь он начал понимать, что Кровавые Анкелы были не единственными, кто удостоился его внимания. Предметы в резервуаре оказались извлеченными прогеноидными гландами.
Каждый Космодесантник, независимо от того, из какого Ордена он происходит, носил в своем теле эти импланты, которые получал при инициации, становясь равным своим боевым братьям. Со временем, прогеноиды вбирали генетический материал и созревали. Новое генное семя, возросшее среди других органов, может быть извлечено и помещено в генетические хранилища Ордена, чтобы использовать его в новых циклах. Прогеноиды всегда были истинной сутью, живой кровью Адептус Астартес, сырьем для создания новых поколений воинов. Некоторые утверждали, что они — ценнейшее из сокровищ, более драгоценные, чем святые реликвии или сокровенные знания, потому что несут в себе будущее.
А здесь Фабий Байл самодовольно демонстрировал коллекцию этих бесценных органов, которые он вырезал из тел убитых им воинов.
— Я собирал их многие годы, — произнес он, улыбаясь звуку собственного голоса, — поначалу я крал их или выменивал у воинов, чьи легионы порвали с Императором и избрали путь восьми стрел… Но я мало преуспел. Мощь наших новых богов столь велика, что она изменила саму природу Детей Императора, Гвардии Смерти, Повелителей Ночи, Несущих слово, и всех остальных…
— Они исказили вас! — прошипел Рафен. — Отравили!
— Как скажешь, — продолжил ученый, — впрочем, если говорить о том, чем я занялся, ты совершенно прав. Мне нужен был более… стабильный источник генетического материала. Что-то более близкое к истоку.
— Мы собирали их так долго, — вздохнул Чейн.
Байл продолжал, словно ментор, обращающийся к ученику:
— Это нелегкое исследование.
Он подошел к Рафену, глядя с мрачным укором:
— Сложно оценить усилия, которые я вложил в эту работу.
Кровавый Ангел почувствовал, как им овладевает тошнотворный страх. Одна часть его души стремилась остаться в неведении, ничего не желая знать о целях Байла и о планах, которые он строит для их достижения; но именно для этого он здесь, ему необходимо узнать правду. Ренегат наслаждался моментом, зная, что Рафен все равно спросит, несмотря на то, что ответ страшит его.
— Какую… работу?
— Я сотворил множество великолепных вещей, — произнес Байл, слегка кивнув в сторону Чейна и остальных Новых Людей. В ответ Чейн изобразил преувеличенно женственную невинную гримаску.
— Ты был на Ваале. Ты видел моих Кровавых демонов.
Рафен содрогнулся от воспоминаний о чудовищных зверях-вампирах, созданных из генетического материала Астартес. Сражение с этими тварями было ожесточенным и кровавым.
— Видел. Мы уничтожили этих поганых выкидышей. Сожгли всех до единого.
Ноздри Байла раздулись от раздражения:
— Нечасто встречаются те, у кого хватает ума, чтобы оценить высокое искусство. Иногда меня переполняет горе при мысли о том, что в этом проклятом тысячелетии нет никого, чей разум смог бы охватить масштаб моей гениальности.
Он подошел к Кровавому Ангелу:
— Я — Повелитель Жизни, Астартес. Прародитель и владыка плоти. Не то, что ваш глухонемой Император, который, ни жив, ни мертв, прячется за армиями измельчавших людишек, которые тем временем распиливают на части трухлявый остов галактики.
— Да ты — пустое место по сравнению с Ним! — прорычал Рафен. — Ты был бы прахом и пылью, если бы Он не коснулся тебя! Император сотворил твой Орден предателей вместе со всеми остальными, из Своей собственной плоти!
— Я сделал то же самое, — ответил Байл, его настроение снова изменилось, — из обломков воссоздал живое, дышащее великолепие. Я вернул к жизни величайшего воина всех времен, после тысяч лет смерти…
Чейн хрипло выдохнул:
— Великого Гора…
Байл кивнул:
— Я воссоздал его.
Рафен слышал темные слухи о возрожденном Горе еще в бытность свою скаутом, но он всегда считал это не более чем пропагандистскими историями, распространяемыми архиврагом. Похоже, он ошибался.
— Ты создал мерзость! Чудовище настолько отвратительное, что даже твои союзники не вынесли его присутствия среди живых!
— К сожалению, это так, — согласился ренегат, — этот неблагодарный душегуб Абаддон должен был приветствовать мое творение с распростертыми объятиями…
— Но вместо этого он послал своих шавок из Черного Легиона убить его и сравнять с землей мою лабораторию. Он назвал это "святотатством", словно такая вещь существует, — фыркнул Байл, — кодекс, мораль, принципы, этика, да называй как хочешь. Это умозрительные конструкции, построенные слабаками, у которых не хватает смелости идти своим путем!
Кровавый Ангел медленно, едва заметно повернулся. Сейчас ренегат стоял совсем близко от него. Он ощутил легкую дрожь и покалывание в пальцах, когда стало ясно, что именно сейчас он может осуществить задуманное. "Я могу напасть. Еще шаг ближе, и в этот раз Чейн не сможет меня остановить". Рафен облизнул губы, дотронулся языком до кончиков клыков. Он задумался, какова на вкус кровь такой твари?
— Я знавал множество слабаков, — продолжал Байл, — многих, считавших себя способными прозреть будущее, но ограничивавших себя путами, которые они накладывали сами на себя, путами так называемого "достоинства"… Твой Император был как раз из таких.
— Ты не имеешь права говорить о Нем! — Рафен не смог сдержаться; ни один Астартес не в силах молчать, слыша, как возводят хулу на его бога.
— Нет? — Байл пристально вгляделся в него. — В отличие от тебя, сопляк, я когда-то ходил по той же земле, что и твой идол. И дышал с ним одним воздухом. И я рассказываю тебе об этом без всякого вранья и уловок. Он никогда не хотел стать тем, что вы из него сотворили! Он не хотел стать вашим божеством. Сама мысль об этом была ему отвратительна! Да если б сейчас он своими глазами увидел рабскую покорность вашего слепого, искалеченного Империума — его бы вывернуло наизнанку.
Он скрестил руки на своей бочкообразной груди:
