Джеймс Сваллоу - Кровавые Ангелы: Омнибус

С мрачным лицом, он последовал за Чейном и шагнул в дверь.

— ТЫ УВЕРЕН? — Нокс понизил голос, чтобы он не разносился по капитанской рубке "Неймоса", как бывало обычно. Расчленитель наклонился и через плечо Кровавого Ангела заглянул в пикт-экран, заключенный в витиевато изукрашенную раму.

Пулуо кивнул с самым серьезным выражением лица:

— Не говорил бы, если б не был уверен. Посмотри сам.

Нокс прищурил глаза, внимательно изучая изображение на экране; оно показывало участок океана в кильватере подводного корабля, клиновидная, как кусок пирога, область, расчерченная черными и серыми пунктирными линиями статических помех. Картинку передавал звуковой сонар — прибор, который позволял "видеть" сквозь воду, используя сверхчувствительные аудиосенсоры, которые отслеживали малейшее движение в глубине

— Я не вижу его.

— Подожди, — ответил Пулуо. Он показал на небольшую белую область на дисплее:

— Смотри сюда.

Через мгновение экран мигнул, и на долю секунды Нокс увидел неясную тень — что-то вроде трассирующей пули с тонким, как проволока, следом. Он остановил изображение на экране и посмотрел на второго Астартес.

— Он вернулся?

— Да. Вернулся, — подтвердил Пулуо, мрачно кивая.

— Я думал, ты убил эту тварь.

Пулуо помотал головой:

— Как следует врезал ему. Думал, этого хватит.

Нокс взглянул на показания дальномера рядом с экраном:

— Он далеко. И плывет медленно. Он ранен.

— Он не так далеко, — заметил Пулуо, — судя по когитаторам, скорость кракена примерно равна нашей. Если мы по какой-нибудь причине остановимся — он догонит нас через несколько минут.

— Тем больше поводов поторопиться. — Нокс собрался уходить, но Пулуо схватил его за руку.

— Что еще? — рассерженно бросил сержант. Кровавый Ангел, нахмурившись, повернул дисплей:

— Подожди, еще не все. Смотри дальше, — он повернул тумблер, снова включая воспроизведение. Мерцание на дисплее переместилось к дальней части клина, и Нокс удивленно поднял бровь.

Как тиранид смог настолько быстро переместиться с одной части экрана на другую? Изображение затуманилось статикой, потом повторилось в отдельной картинке на экранах сканеров; теперь сонар показывал не один, а пять самостоятельных объектов.

У всех одинаковая, напоминающая пулю, форма, за каждым тянется тонкий след помех.

— Он вернулся, — снова повторил Пулуо, — и не один, а с друзьями.

Нокс слегка улыбнулся:

— По-моему, можно начинать гордиться. Эти жуткие твари собрались целой стаей, чтобы оставить от нас мокрое место.

Он помолчал, размышляя.

— Скажи сервиторам, чтобы они выжали из этой лохани максимальную скорость. Нам нужна каждая секунда преимущества перед этими тварями, потому что перед островом придется сбросить скорость.

— И если мы не выберемся на берег достаточно быстро, они набросятся на нас, — произнес Кровавый Ангел.

— Ага, даже не сомневаюсь, — ответил Нокс, — еще одна причина увеличить скорость, кузен.

Пулуо снова кивнул:

— Словно нас нужно подгонять.

ОН ОЖИДАЛ увидеть еще одну кунсткамеру, наполненную ужасами, и, в некотором роде, так оно и было.

Подгоняемый безжалостным оружием головорезов Чейна, Рафен следом за андрогином и его сервитором вошел в длинное помещение, которое больше напоминало галерею, чем зал. Здесь, на стойках вдоль стен или на цепях, тянущихся с низкого потолка, располагались сотни трофеев. Куски кермитовой брони, грудные пластины и наплечники, перчатки и шлемы, все эти разбитые части покоились в тишине, напоминая останки на поле боя. Выше, так, что невозможно было дотянуться, висел целый арсенал холодного и огнестрельного оружия.

Рафен онемел, когда обнаружил, что все находящееся здесь было стандартным вооружением Астартес. В этой комнате была собрана добыча Байла — трофеи, отнятые у пленников, которые оказывались в этом аду, скрытом от посторонних глаз.

Он заметил красную перчатку Багрового Кулака, ее пальцы были переломаны и разбиты; череп-шлем Космического Волка, наплечники, несущие на себе эмблемы Черных Драконов, Саламандр, Испивающих Души, и других.

— Отличное напоминание, — непринужденно промолвил Байл, шагая к булькающему резервуару в дальнем конце помещения, — мне нравится держать эти реликвии при себе, как напоминание о моих шагах по дороге к успеху.

Чейн посмотрел на Кровавого Ангела:

— Он думает о том, сколько времени их собирали. Они всегда первым задают именно этот вопрос.

Андрогин вызывающе вскинул голову:

— Как думаешь — скоро ты оправишься от потрясения, если узнаешь что прошли десятилетия с тех пор, как мой хозяин начал здесь свою работу? — Чейн насмешливо фыркнул. — А теперь напряги свои сверхчеловеческие мозги. Сколько боевых братьев объявлены пропавшими без вести и предположительно мертвыми за последние десять лет, двадцать, тридцать, а? Интересно было бы посчитать, сколько из них закончили свои дни здесь, как ты думаешь?

Он пробежался своими длинными пальцами по проломленной, покрытой засохшей кровью лобовой части шлема, принадлежавшего Ультрадесантнику.

Рафен пытался ответить — но не смог. Его взгляд был прикован к алой нагрудной пластине, которая, словно ненужный хлам, валялась под одной из стоек. На ней красовались золотые крылья, обрамляющие рубиновую каплю. Он приблизился, взял ее в руки. На секунду Рафен подумал, что это часть его доспеха — он предполагал, что сростки, сорвавшие с него священное одеяние, когда он попал на их корабль, каким-то образом переместили ее сюда — но его бросило в дрожь, когда он понял, что это не его броня. С благоговейной осторожностью он перевернул пластину и увидел список сражений, начертанный на внутренней стороне. Последняя запись о боях и имя воина, который носил эту броню, были покрыты сажей. Рафен стер ее большим пальцем.

— Брат Риар, — хрипло произнес он, читая имя вслух. Он не знал этого воина, но его гнев вспыхнул с новой силой при мысли о том, что собрат по Ордену умер в этом месте до него, одинокий и всеми покинутый.

— Еще один в списке павших в бою… — прошептал он, надеясь, что поблизости все еще витает и слышит его речь дух павшего товарища, — клянусь, я отомщу за тебя.

Он развернулся и встретил угрюмый взгляд Фабия, в его глазах полыхнуло пламя.

— Посмотри на него, — произнес Байл, обращаясь к своему помощнику, — он в бешенстве, ярость настолько охватила его, что он едва может сопротивляться ей.

— Кровавые Ангелы славятся своей сдержанностью, — пропел Чейн, словно они обсуждали тончайший букет вина, — или, может быть, он хочет подраться, но боится?

Рафен сделал медленный глубокий выдох, представляя, какие звуки будет издавать андрогин, когда он наконец возьмет его за горло и как следует сожмет; он до сих пор сопротивлялся острому желанию броситься на них с голыми руками. Но он знал характер этих отродий Хаоса: они были без ума от собственного высокомерия, от запутанных интриг, и присущего им непомерного чувства превосходства над всеми и вся. Они не могли действовать молча и позволять своим деяниям говорить самим за себя. Такие, как Фабий Байл, всегда любили злорадствовать, эффектно размахивать клинком, прежде чем нанести последний удар; и какое бы неприятие ни вызывало у него то, что он вынужден стоять здесь и выслушивать оскорбление за оскорблением, Рафен знал, что должен вынести это, чтобы узнать истину, сокрытую в глубинах этого отвратительного места. Он молча добавил это оскорбление к счету, по которому ему очень скоро заплатят.

— Я должен поблагодарить тебя, Кровавый Ангел, — произнес Прародитель, — тебя и твоих дебильных родственичков. Вы помогли мне, я сделал огромный шаг в моей величайшей работе — и все благодаря самонадеянности одного из ваших боевых братьев.

— Цек… — имя сорвалось с губ прежде, чем он успел удержаться и не произносить его.

Байл кивнул:

— Он был в отчаянии. Его пугало будущее Ордена — но он был достаточно самонадеян, чтобы считать, что именно он сможет все исправить. Вместо этого он выболтал мне все ваши тайны, — он тонко улыбнулся, — он достоин твоей жалости.

— Он мертв, — бросил Рафен, — погиб от моей руки. Но в конце он осознал все ошибки, которые совершил. Он умер, приняв ответственность за содеянное.

— Как благородно, — хихикнул Чейн.

"Я буду навеки проклят за мою гордыню", сказал апотекарий Цек. Рафен вспомнил вес болтера в своих руках, когда он произносил смертный приговор своему брату — и эхо единственного выстрела. Кровавый Ангел хотел чувствовать ненависть к убитому, но не мог. Байл, пусть сгниет его душа, был прав, вместо этого он чувствовал к Цеку только жалость. Безуспешно пытаясь восстановить численность Кровавых Ангелов, ряды которых выкосила смута Аркио, старший Апотекарий отважился обратиться к тайному искусству клонирования. Его неудачи в конце концов привели к тому, что он заключил сделку с биологиком по имени Гаран Серпенс — и это стало его фатальной ошибкой: он не знал, что за этим именем скрывается Фабий Байл.