Андрей Валентинов - Нарушители равновесия. Если смерть проснется. Печать на сердце твоём
— С кнесной? — от неожиданности он рассмеялся, но девушка не шутила.
— Почему бы и нет? Горяйна красива. Говорят, она холодна, как ледышка, но она — правительница, и любому мужчине будет лестно увидеть ее на своем ложе. Великий боярин Асмут когда-то думал посвататься к ней, но сейчас он задумал иное. Теперь ему нужен ты, а не она. Как быстро вы сговорились! Иногда мне кажется, Згур, что ты такой, как Асмут…
— Почему? — Ее слова болью резанули по сердцу. Разве он похож на чернобородого убийцу?
— Он тоже умен, его слушаются люди. Ты моложе, Згур, ты просто еще не ведаешь, чего хочешь. Но меня ты заметил! Тогда, в ту ночь, ты был готов повалить меня на землю и взять силой. Разве нет? Такую, как я, не обмануть. Меня слишком часто брали силой, Згур! Если бы ты знал, что такое, когда дышат вонью в лицо, сопят, давят на горло локтем… И все-таки я тебя полюбила! Сегодня ты опять набросился на меня, как голодный волк, а я хотела показать тебе одну старую фолию. Она о богах, но там есть и о любви. Свиток не нужен, я помню и так…
Ивица помолчала, вздохнула и заговорила медленно, словно прислушиваясь к каждому слову:
— Положи меня, как перстень, на сердце твое, как перстень на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь;
люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные… Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Ибо ласки твои слаще вина…
— Как перстень на сердце твое… — тихо повторил Згур. — Я не умею так говорить, Ивица! Я вообще ничего не умею! Только воевать…
— И я нужна тебе как лазутчица у Асмута… Девушка резко приподнялась, накинула рубаху.
— Он приезжает завтра. Сначала встретится с тобой, а вечером позовет меня. Сперва прикажет вымыть ему ноги, затем — зажечь светильники и раздеться… Ненавижу светильники! Он говорит, что любит смотреть на меня…
Згур сцепил зубы. «Люта, как преисподняя, ревность…» Раньше он и не знал, что это такое.
— Ты похож на него, Згур Иворович! Скоро ты поймешь, чего хочешь, и тогда забудешь рыжую наложницу. Наверно, я зря пришла к тебе. Прощай!
— Погоди!
Згур вскочил, но девушка уже уходила. Он знал — Ивицу не удержать. На душе было горько. Что он мог сделать? Чернобородый убийца — его союзник. Без латников Асмута, без его серебра войну не выиграешь. И с кнесами соседних городов договорился тоже он! А без лазутчика в скандском стане они были бы просто слепы.
Згур долго искал светильник, возился с непослушным огнивом. Отсвет огня упал на забытую фолию. Згур развернул мягкую кожу, но маленькие незнакомые литеры не желали открывать свои тайну. «Ибо крепка, как смерть, любовь…»
Ни в чем не повинный свиток отлетел в угол. Згур накинул плащ, долго застегивал фибулу. Скорее бы кончилась эта ночь! Он всегда боялся ночи. Днем проще, самые трудные дела становятся простыми — протяни руку. Достаточно расставить их по порядку, словно кметов на смотре. Утром он зайдет к кнесне, затем надо будет поговорить с кузнецами, а потом… Ну конечно, он же обещал заглянуть к «чугастру»! Ярчук вернулся вчера, а они так и не поговорили.
Скромное подворье венета еле вместило гостей. Пришла, наверно, вся улица. Многих Згур узнавал. Был, конечно, могучий Долбило и все десятники его сотни — один другого крепче и бородатей. Пришел и кое-кто из «катаки-тов». За последние недели фрактарии стали относиться к Яртаку совсем по-другому. И немудрено! Лохматый «ди-кун» был теперь не слугой — сотником, да не простым, а Воеводой Леса. Никто уже не смеялся над заплетенной в косички бородой и грубой курткой мехом наружу. Воеводе Леса и положено быть таким. Да и смеяться над «чугаст-ром» было небезопасно. Лучевцы же, не считая, конечно, позабытых всеми бояр, только что не боготворили венета. Ярчук же…
Ярчук же немало смущался такой славой. За обильным столом он всячески отвергал здравицы в свою честь, постоянно кивая на «боярина». Гости охотно начинали славить «большого воеводу Иворовича», заставляя в свою очередь смущаться Згура. К счастью, любое застолье когда-нибудь кончается, и гости, выпив отходную, начали мало-помалу расходиться. Наконец настало время поговорить. Но Згур не спешил. Он уже заметил, как переглядывались за столом хозяин, черноволосая Вешенка и Гунус, который даже пытался подмигивать, несмотря на каменный глаз. Что-то затевалось. Уж не свадьба ли?
Но до свадьбы дело пока не дошло. Ярчук кивнул Ве-шенке, та — Гунусу. Мудрец не спеша встал, поднял худую руку:
— Грядем!
В этот миг солнце позолотило его обширную лысину, что придало Гунусу поистине величественный вид. Згур не спорил. Куда это они «грясти» собрались?
Оказалось — недалеко, на соседний выгон у самой городской стены. Там их уже ждали. Дюжина мальчишек деловито разводила костер. Рядом возвышался небольшой железный котелок на треноге и грубо сколоченный помост, на котором лежало нечто, напомнившее Згуру поваленный шатер.
— Зрите! — провозгласил Гунус, дав вволю полюбоваться дивными приготовлениями. — Истину возглаголю! Мы рождены суть, дабы сказку сотворить былью! Преодолеть пространство и простор! Дасть нам разум стальные руки-крылья, вместо сердца же — хитрую махинию! И бысть так! Пока же крылья куются, взлетим и без оных! Вот он, пупырь!
Згур, пораженный услышанным, с трудом вспомнил. Мудрец с каменным глазом обещал построить какой-то «пупырь»… Неужто сдюжил?
Выходило, что так. Гунус кивнул мальчишкам. Миг — и котел был водружен на огонь. Затем настала очередь шатра — его растянули на слегах как раз над котлом. Двое босоногих помощников под чутким наблюдением Гунуса принялись привязывать котел толстыми веревками, свисавшими по краям шатра. Убедившись, что все идет правильно, Гунус поправил сползший на щеку прозрачный камешек и наконец соизволил пояснить:
— Добрый вьюнош! Зришь ты не чудо, но штуку муд-рецкую, по диссертатам давним исполненную. Ведомо ли тебе, что воздухи, теплом наполнены, не на месте обретаются, но вверх сугубя стремятся? А ежели так, то должно силу сию, естеством порожденную, в должный объем поместить, яко же ветер в лодьях, что парусом ловлем…
Он величественно махнул рукой, и мальчишки принялись возиться с тем, что Згур принял за шатер, растягивая прикрепленные к нему веревки. Прочная ткань заколыхалась, начала медленно приподниматься.
— Идут воздухи! — возгласил Гунус. — Идут! Идут и тщатся пупырь оный к самим небесам сугубо направить. Разумеешь ли, вьюнош? А вы, разумеете ли?
Ярчук и Вешенка согласно кивали, внимая каждому услышанному слову. Згур же только затылок почесал. «Разуметь» нечего. Теплый воздух полотно колеблет. Ну и что?
Однако вскоре заинтересовался и он. «Пупырь» рос,
толстел на глазах, округлялся. Полотно дрогнуло, встало шаром, натянуло веревки…
— Сим взлетихом! — Каменный глаз Гунуса победно блеснул. — Но не в том штука, добрый вьюнош! Ибо вскорости охладятся воздухи, и не будет оному пупырю пути дальнего. А посему приспособил я бунзен славный, дабы гореть там огню и воздухи должным чином прогревать…
Худой палец указал на котелок. Згур присмотрелся -
«бунзен» был наполнен до краев чем-то черным, блестящим.
— В том и штука. Поместил я в бунзен жир земляной, но не простой, что горит чадно, но в скляницах хитрых перегнанный. А чтоб пупырю не сгореть, пропитал я полотно иной хитрой микстурией. Огнь бунзенный и повлечет пупырь в сугубые небеса! О, превеликий миг! Истинно написано в давних вершах…
Гунус приосанился, сверкнул лысиной. Згур чуть не попятился — ко всему еще и «верши»!
Худой палец взметнулся к небу. Гунус нахмурил брови и завел заунывным распевом:
Ведайте сугубо, кто того не знае:
Людь по поднебесью, яко птах, летае! До небес до самых достае рукою, И громам, и тучам не дае покою!
Мальчишки между тем уже привязывали к веревкам большое блестящее седло. Згур не знал, что и думать. Неужто полетит? Но куда больше его заинтересовал земляной жир. Именно он нужен для Пирас Танатой. Но не простой. Интересно, что за «хитрые скляницы» у этого каменноглазого?
— Откуда земляной жир? — поинтересовался он у Яр-чука, не отрывавшего восхищенного взгляда от рвущегося к небу «пупыря». Венет не удивился:
— В Сирковой пади берем, однако. Твои-то — Сажа да Чудик — тож смотрели, но для огня негодным нашли.
Оказывается, Ярчук подумал о том же. Згур вздохнул. В «горшке», что на лодье стоит, страшной смеси всего на один выстрел…
Гунус, убедившись, что «пупырь» готов к полету, неторопливо подошел к седлу, потрогал рукой жесткую кожу.
— Зрите! В сей миг подожжем мы бунзен… Он кивнул мальчишкам. Те, быстро отвязав веревки, стали кругом, придерживая висевший над землей «пу-
пырь». Один из них поднес к котелку горящую щепу. Гунус вновь кивнул…
Воздух дрогнул. Горячий ветер ударил в лицо. Громадный столб пламени с ревом вырвался из «бунзена». С криком разбежались мальчишки, взвизгнула от ужаса Вешен-ка. «Пупырь» рванулся вверх, увлекая за собой вцепившегося в седло Гунуса. Згур даже не успел рта раскрыть. Откуда-то из поднебесья донеслось громкое «0-о-о-й!» — и великий мудрец жабой рухнул на землю. Згур поглядел вверх — «пупырь» исчезал в ясном безоблачном небе.
