Микенский цикл - Валентинов Андрей
– Ага, нашелся? Что, не идет?
Надо бы глаза протереть! Как две капли воды, как две стрелы из одной мастерской. Братья? Братья, конечно! Моих лет, чуть помладше даже... А ведь видел уже я их, этих здоровяков!
– У-у, скотина Герионова!
Тот, что подошел позже, покачал головой, схватил чернорогого за холку... Ой!
...На плечо взвалил, чуток встряхнул... Я закрыл глаза. Будь что будет!
– Ладно, Алкид! Остальных позже разыщем. Тут они где-то...
– Я еще посмотрю, Ификл...
Открыл глаза – нет быка. И парня, что вторым пришел, тоже нет. Да только не о быке сейчас подумалось. Aлкид и Ификл – знакомые имена! Да не просто знакомые!..
– Эй, парень, ты быков не видел? Таких точно, с шерстью золотистой? Разбежались, приблуды, от самого Региума за ними гонимся!
Это мне. Здоровяк по имени Алкид подошел ближе, наклонился, поглядел глазами знакомыми...
– Да чего с тобой? Голодный?
– Нет, дядя Геракл, – прошептал я одними губами. – Я не голоден...
...Сгинула неверная зелень, погасло солнце-призрак, заскользил черный лед Крона-Времени под ногами. Что ВЫ делаете со мною, сволочи? Убейте, разорвите на части – но зачем же так? Зачем так?!
– Эй, Ификл, сюда! Тут парню плохо!
– ...А мы, понимаешь, быков этих от самого Океана гоним. Ну, работенка! То разбегутся, то басилей какой-нибудь лапы протянет...
– А все Эврисфей! Ну, оторвем мы ему уши, когда служба кончится!
– Да не уши, брат, не уши!
Горячее летнее небо перед глазами, запах свежей травы вкус кислого вина на губах...
– Эй, парень, оклемался?
– Да...
Сел, огляделся. Все та же поляна, все те же два веселых молодых здоровяка. Сколько же им сейчас лет?
...А может, и нет тут ИХ вины? Мы на краю Номоса, на самом краю. Сгустилось Время, в единый ком сбилось. Быки Гериона – я тогда еще даже не родился! Все еще были живы, и дед Адраст, и дед Ойней, и папа...
– А если голодный, то мы сейчас обедать будем, присоединяйся, парень! Ификл... А может, и Алкид. Я и не знал, что они были так похожи.
– И кто из вас Геракл? – наконец-то улыбнулся я.
– Мы! – хором, в два голоса. – Да ты, видать, нас знаешь?
Я только плечами пожал. Как ответить?
– Погоди, погоди, парень... А я тебя тоже знаю!
Алкид? Да, кажется, он.
– Ты часом Мелеагру, друзяке нашему, не родич? Мелеагру, сыну Ойнея Бесстрашного?
– Родич, – легко согласился я. – И тому, и другому.
...Кто из нас призрак? Они? Я? Да так ли это важно? Пусть это только сон среди осеннего леса.
– Я – Диомед. Только не тот, у которого кони...
Захохотали бородачи, за животы схватились.
– Не тот? Ой, проверим, ой, сейчас Лихаса кликнем, он тебя сразу узнает! Он того Диомеда сердцем почует!..
Отсмеялись, переглянулись.
– Погоди, погоди, так ты действительно Диомед?
...Мясо оказалось чуть-чуть недожаренным, с кровью. Такое и едят на охоте. Косуля на вертеле, терпкое вино из бурдюка, славные ребята рядом, у костра...
Хороший сон! Или все-таки... не сон?
– А теперь и потолковать можно, – удовлетворенно заметил Ификл (Ификл?), вытирая лапищи о траву. – Тут такое дело, Диомед...
– Мы чего здесь оказались, на Тринакрии? – подхватил Алкид (Алкид?). – По Гесперии мы этих красавцев гнали, а потом то ли даймон местный, то ли Лихас, обормот проспал...
– В общем, разбежалось стадо. Кого поймали, а кто сюда, на Тринакрию, приплыл. Не быки – нереиды какие-то. А ведь твари эти особые, штучные, говорят, самого Гелиоса подарок. И что делать? Ну, оставили тех, что поймали, на родича нашего, Иолая, и на...
– ...Одного приятеля, – подсказал, хмыкнув, Алкид. – – Назовем его... Пустышкой.
Вот даже как? И я с этим Пустышкой знаком. Правда, в приятелях не хожу.
...А если бы Чужедущец со мной да с Одиссеем увязался? Ему-то каково бы сейчас было? Интересно, тот Иолай, что в Гесперии стадо стережет, уже... такой?
– А он, Пустышка, нам и говорит...
Дернул Ификл носом, щеки втянул, губы поджал... А ведь похож!
– Будет ва-а-ам, друзья мои-и-и, встреча-а-а. Да не-е простая-я-я...
– Ладно тебе, – махнул лапищей Алкид, – Не так он сказал.
Подумал, нахмурился слегка... Боги! Как на дядю Геракла похож!
– Он сказал, что вы встретите на Тринакрии одного парня. Ваших лет, может, чуть старше.
– Зовут Диомедом, – вставил Ификл.
– Да... И что парень этот непростой, его боги выбрали...
Знакомый холодок по спине. Выбрали... ОНИ меня выбрали! Значит, не сон? Значит, не просто так заблудился я на Кроновой тропе?
– ...Сказал, что через пару лет, когда наша служба у Эврисфея кончится, этот парень, то есть ты, Диомед, нам очень поможет. И не только нам одним. А почему, он, то есть ты, сам знаешь...
Кто это говорит? Алкид? Его брат? Дядя Геракл? Проснуться бы... Или нет, лучше не просыпаться! Ведь я действительно ЗНАЮ!
...Ификл погибнет в битве с войском Гиппокоонта, его брат сгорит заживо в предгорьях Оэты, папа и дядя Капаней сгинут под Фивами. Амикла...
– В общем, говорит, берите его с собой да слушайтесь вo всем, он дурного не посоветует. А чтобы он, в смысле ты, Диомед, согласился, Пустышка велел тебе передать...
Помолчали, переглянулись.
– "Это подарок, племянничек!"
В два голоса выдохнули. Но показалось, что я слышу иной, знакомый – голос Лже-Эриния, когда-то воспевшего буйную дурь ветров.
«Это подарок, племянничек!»
...Мудрый герой Диомед, махнув рукой на неверную седую ширь Океана (и вправду, что там искать?), уходит по кромке Номоса, по Кроновой тропе, в сказочную страну – Элладу прошлых лет, Элладу героев. Мудрый Диомед легко сможет подружиться со славными парнями Алкидом и Ификлом. Втроем – да еще с Иолаем-Чужедушцем в придачу – они играючи вытаскивают за хвост из Гадеса трехголового Кербера, выкапывают саженцы Гесперидовых яблонь (что еще там осталось?). А потом... А потом мудрый герой Диомед берет за шкирку дедулю Адрасита, вытряхивает из него дурные мысли о походе на Фивы, договаривается с Атреем Великим, мирит Тидея Непрощенного с чернобородыми куретами... ...Сидит у колыбели маленькой девочки Амиклы, которую теперь никто – никогда! – не посмеет продать в рабство! Войны с Гиппокоонтом не будет – а если и будет, то я разнесу этих козопасов, как сирийцев под Аскалоном! И никакая богоравная и прочая сволочь не подсунет дяде Гераклу отравленный хитон! И упокоятся братья в царских толосах под пурпурными покрывалами – пресыщенные годами, властью, славой. И закроет мудрый старец Диомед усталые глаза среди друзей и родичей. И будут плакать у его костра маленький Диомед и маленькая Амикла...
...И уйдет выросший под моей дланью Диомед-новый под Трою. Уйдет беззащитный, ибо не надо будет ему клясться у кровавого алтаря в ненависти к НИМ. И не выйдет Диомед-новый на бой с НИМИ, ибо крепка, как аласийская бронза, моя клятва, моя ненависть, а без нее...
...Душный, рвущий горло дым Гекатомбы. Честные наивные мальчишки, верящие в добрых богов, умирают на имбрийской равнине. И пуст Океан, так и недождавшийся наших кораблей. И не вырастет в неведомой земле город, построенный по воле Элохи-пастыря, город, откуда разойдется Его слово по всем мирам...
Яркие звезды над тихо шумящими кронами, умирающие угли костра...
– Скажи, Алкид, скажи, Ификл, хорошо ли знать завтрашний день? И послезавтрашний? И последний?
– Нет...
– Хорошо ли иметь няньку, добрую, заботливую, которая не даст в обиду, проведет мимо беды за руку?
– Нет.
– Хорошо ли прожить жизнь, не свою, а ту, которую придумал для вас кто-то другой, хорошую, замечательную жизнь, – но не свою?
– Нет!
Я смотрю на горячие летние звезды, вдыхаю свежий ночной воздух... Разве я их убеждаю? Разве я их, этих наивных славных ребят, пытаюсь отговорить? Страшен твой подарок, дядюшка Психопомп!
– Да о чем ты, Диомед? – удивляется Алкид (Алкид! уже не спутаю!). – Да никому из нас не нужна нянька – ни нам, ни тебе. Просто мы подумали, что вместе веселее будет!
