Микенский цикл - Валентинов Андрей
Листригоны... Если бы! Не они стерегут пути в Океан!.. Желтая трава, желтые кости, серый обветрившийся камень. Ревнив Крон-Время, Крон-мертвец, когда-то поделивший миры с братом-Океаном. Простерлась над нами его костлявая рука...
Не повернуть назад. Не остановиться.
Вперед!
– Встречай нас, даль океанская,
Туманом серым встречай!
Найдем страну мы счастливую,
Там, за кромкой земли!..
* * *
Хорошо, когда солнце! Пусть неяркое, осеннее, робкое. Заиграло зеленью море, расхрабрились белокрылые чайки, даже трава у берега уже не казалась мертвой. Радуйся, Гелиос Гиперионид!
Страх остался позади, там, за серыми волнами. Хорошо, когда ясный день, когда мы снова вместе, а вокруг не Поле Камней, а оживленная пристань, полная черными Дельфинами-кораблями.
– Телепин! Телепин! Те-ле-пин! «Голова-а-а-а»!
Ну вот и мои аргивяне повеселели – башку Цигу-великана гоняют!
Остров Тринакрия – Сицилия. Темная громада крепости на высоком холме.
Полдень.
– Это Камик, – усмехается Идоменей-критянин, на черную крепость кивает. – Его сам Дедал строил. Хитро строил! К воротам узкий проход ведет, двоим не пройти.
– Камик? – поражаюсь я, уроки дяди Эвмела вспоминая. – Так здесь же... Минос погиб. Последний!
– Деда не один раз хоронили, – качает головой Идоменей. – Много чести для народца здешнего – Миноса погубить! Дед останавливался в Камике, прежде чем уйти в Океан. Навсегда, как и подобает Миносу... А люди тут смирные, болтливые только.
Это я уже понял. Лишь сошли мы с корабля – понабежали бородатые в плащах пестрых, окружили, залопотали все сразу. Жаль, я сикульского не знаю!
...А вот Любимчик освоился. Всего два дня здесь (прямо от Малеи вместе с остальными пришел), а уже с басилеем местным чуть ли не обнимается. И дочка басилеева с рыжего глаз не сводит. Не пропадет парень!
...И Протесилай с ними! И вправду интереснее тут, чем в Темном Аиде.
Даже троянцы Геленовы повеселели. А уж Эней тут совсем за своего. Завернул сюда Плакса еще летом, прежде чем на Кипр плыть, успел со всеми перезнакомиться. В общем, почти как дома. Шумит пристань, лопочут что-то свое бородатые сикулы, улыбается Любимчик...
Полдень.
– Идоменей?
– Все корабли уже здесь, Тидид, никто не отстал. Кое-что надо починить, но к вечеру управимся. Припасу бы побольше набрать...
– Гелен? Эней?
– Кое-кто из наших желает здесь остаться. Если ты не против...
– Подалирий?
– Одна сломанная рука, одна вывихнутая, несколько зубов – вчера двое подрались... А так – жить можно.
– Калхант?
– Бо-о-о-оги-и-и!..
– Одиссей?
– Да ну его, этого басилея здешнего! Не продам, говорит, припаса – и все тут. Я и так, и этак, а он – неурожай, мол, да еще все овцы передохли вместе с козами. Я уже двойную цену предлагал – жмется. Дочку, говорит, отдать могу. Так видел бы ты, Диомед, эту дочку!..
– Ясно! Что делать будем?
– Солониной обойдемся, ванакт. Ведь всего загрузили – и копченого, и сушеного.
– Копченое мясо вредно для здоровья. А сушеное – тем паче. Не верите – у моего папы спросите.
– Правильно, Асклепиад!
– У этих сикулов воды соленой в море не выпросишь, Тидид. Мы, как сюда заходили, обычно охотились. Тут места дикие, особенно чуть дальше, возле Этны. Народа мало, зверья много. Быки, олени...
– Так и сделаем, Идоменей. Протесилай?
– А что? Места знакомые... Да и ребятам надо будет размяться перед дальней дорожкой.
– Так и сделаем. Лаэртид, лук не забыл?
Ясный день вокруг, весело сияет в бледном осеннем небе Солнцеликий, нагрелись старые камни, успокоилось море...
Почти как дома!
Но почему знакомый холод кусает пальцы? Почему кажется, что все это – неправда, обман, видение? Вот-вот в утренним туманом сгинет город на холме, исчезнет пристань, деревья в желтой листве...
...И черное хрустальное колесо Крона – Крона-Времени – неслышно заскользит под нами. Сперва медленно, потом все быстрее, быстрее...
* * *
В конце концов даже быстроногий Любимчик не выдержал. Остановился, махнул рукой, бухнулся на серо-желтый ковер старых листьев, устилавших поляну.
– Пе... ре... дох!..
Передохнём, в смысле. Другие послабее оказались – отстали. Я пожал плечами, прислонил копье к черной коре огромного граба, рядом присел. Прислушался.
Тихо. Только где-то вдали – лай собачий. Дружный такой, не иначе надыбали кого-то. Да что толку? Собаки там, мы тут, остальные неведомо где...
Дичи для нашей оравы нужно немало, даже на один перекус. Но и Тринакрия – остров солидный, чуть ли не с три наши Апии размером. Разбежались наши отряды во все стороны, по всем лесам да предгорьям. Кому-нибудь да повезет.
...А главное – лес! Ведь чего я эту охоту затеял? Не только ради свежатины или для того, чтобы парни перед плаваньем долгим побегали. Лес! Как давно я в лесу не был! И когда еще буду? Что там, за Океаном, неведомо, но среди волн деревья точно не растут!
Прелый теплый воздух, солнечные лучи через желтые кроны пробиваются... Ух, хорошо!
– Это все собаки, – отдышавшись, сообщил Одиссей. – Собаки здешние плохи. Пустолайки!..
...Ну конечно! Плохому охотнику всегда что-то мешает: то хитон узкий, то собаки плохие... А в лесу-то как хорошо!
– Вот у меня на Итаке пес есть! Всем псам пес! Хоть и без ушей, хоть и не лает...
– А у меня уши есть! – заметил я с самым серьезным видом. – Хоть и не лаю.
Открыл рот Любимчик... Неужто ему до сих пор не сказали, кто такая Дурная Этолийская Собака?
– Ладно, – рассудил я. – И без собак обойдемся! Следы видел? Тут кабанов выводок целый, матерые...
– Ка-а-аба-ан! – тихонько пропел Лаэртид. Пропел, поглядел странно.
– Именно, – согласился я. – В общем, так, я левой тропой, ты – правой. На рожон не лезь, если что, услышим, тут все близко. Пошли!
– Ка-а-а-аба-ан! – послушно отозвался Лаэртид, вставая.
Дразнится он, что ли?
Следы были на загляденье – ясные, глубокие, свежие.
Недавно прошел дождь, и в воздухе до сих пор плавал густой дух грязной щетины. Теперь я уже не бежал – крался. Кабан (Ка-а-а-аба-ан!) – это вам не косуля! Вон дядя мой, покойный Мелеагр пообщался как-то с Калидонским вепрем...
Просвет впереди... Поляна... Уж не там ли?..
Почему-то стало жарко. Да так, что пот градом полил. Что значит давно не охотился!
...И не просто жарко. Словно изменилось что-то. То ли солнце ярче светить стало...
Копье в руке, нос – по ветру. Вперед! Расступились деревья, отвалилась челюсть... Ну надо же!
...Огромный, чернорогий, с золотистой шерстью на крутых боках... А где же кабан? Ведь это же!..
Я присел, изготовившись к броску. Потом разберемся, отчего на поляне не кабан – бык. Да огромный какой, ни разу этакого чудища не видел!
...И он меня не видит. Щиплет травку зеленую, хвостом помахивает... Ну!!!
Не успел. Только вперед шагнул, только копье возле уха дрогнуло.
– Стоять!!!
Что за притча? Здесь и быки разговаривают? Но делать нечего – стою.
– Быка не трогать! Это наш бык, ясно?
Широкоплечий темнобородый здоровяк, плечи хитон рвут, в руке дубина с меня ростом. Незнакомый, не из наших, хоть и по-ахейски говорит...
Вытер я пот со лба, плечами пожал. Ваш так ваш...
– Эй, ты! А ну пошли!
Это уже не мне – быку. Да только тому хоть бы хны. Хвостом помахивает, траву жует... Траву? А почему трава зеленая? Ведь сейчас осень, желтая всюду трава!
Оглянулся – обмер. Зеленые листья на ветках, яркое солнце над головой... Никак в лето попал?
– Пошли, говорю!..
Махнул я рукой, опустился на травку. Спятил, видать! Не бык, не парень этот – я спятил. Уже лето мерещится...
– Эй, где ты там?
Такой же точно голос – хоть и другой. И парень, что из-за деревьев (зеленых!) вышел, – точно такой же, но другой. Так же крепкие плечи хитон раздирают, и борода похожа, и таким же черным волосом ручищи поросли. И лицо...
