Аарон Дембски-Боуден - Кровавый корсар
Она… она не думала об этом с такой точки зрения. Наверное, ее колебания передались сквозь связующую их нить, потому что черное сердце корабля забилось быстрее, а по корпусу вновь пробежала дрожь. На нескольких экранах перед ней вспыхнули руны, все на нострамском. Она знала уже достаточно, чтобы прочесть новые данные о росте мощности в плазменном генераторе. Септимус обучил ее нострамскому алфавиту и тем пиктографическим символам, что нужно было знать для управления судном.
«Это необходимый минимум», — сказал пилот, словно она была исключительно тупым ребенком.
Значит, совпадение? Значит, дрожь вызвали не ее мысли, а ускоряющиеся двигатели?
«Я разогреваюсь, — поведал „Завет“. — Скоро мы начнем охоту».
«Нет. Мы спасаемся бегством».
Каким-то образом она почувствовала его вздох. По крайней мере, так ее человеческая сущность восприняла краткую вспышку нечеловеческого разочарования, промелькнувшую на границе сознания.
Все еще встревоженная обвинениями корабля, Октавия постаралась удержать свои мысли при себе. Машинному духу ни к чему знать о ее сомнениях. В молчании навигатор наблюдала за тем, как пылает Ганг, и ждала приказа направить корабль сквозь прореху в реальности.
Варп-двигатели включились с драконьим ревом, эхом отразившимся сразу в двух мирах.
— Куда? — вслух спросила Октавия.
Голос срывался на хриплый шепот.
— Направляйся к Мальстрему, — раздался утробный рев Вознесенного. — Мы не можем дольше оставаться в имперском космосе.
— Я не знаю, как попасть туда.
Но Октавия знала. Разве она не чувствовала это — раздувшееся, мучительное, как мигрень, присутствие, которое вызывало головную боль с каждым ударом пульса? Разве не чувствовала его так же отчетливо, как слепец ощущает тепло восхода на своем лице?
Но Октавия не знала пути туда через варп — это правда. Она никогда не вела корабль сквозь шторм, чтобы достичь ока бури. Однако подспудного чувства направления должно было хватить.
Мальстрем. «Завет» ощутил ее боль и немедленно отозвался. Волна тошнотворного узнавания и близости захлестнула навигатора сквозь связующую их нить. По коже побежали мурашки, во рту скопилась кислая слюна. Смутное воспоминание судна стало ее собственным: воспоминание о космосе, кипящем отравленными призраками, о нечистых волнах, разбивающихся об обшивку. Целые миры, целые солнечные системы, тонущие в Море Душ.
— Я никогда не ходила в разрыв варпа, — выдавила Октавия.
Если Вознесенный и ответил, ответа она не услышала.
«Зато я ходил», — прошипел «Завет».
Она, как и всякий навигатор, знала флотские легенды. Погрузиться в разрыв варпа было все равно что нырнуть в кислоту. Каждая секунда в его ядовитом прибое сдирала новый слой с души морехода.
«Выдумки и полуправда, — насмешничал корабль. — Это просто варп и просто вакуум. Тише бури и громче космической пустоты».
А затем:
«Держись, навигатор!»
Октавия закрыла человеческие глаза и открыла тот, что видел куда вернее. Безумие, окрашенное в миллион оттенков черноты, ринулось на нее приливной волной. Но во мраке вспыхнул луч беспощадного света: испепеляя вопящие души и бесформенную злобу, клубящуюся по сторонам, он прожег дорогу во тьме. Маяк, Золотой Путь, Свет Императора.
«Астрономикон», — выдохнула она в инстинктивном благоговении и направила корабль к нему.
Утешение, поддержка, путеводный свет. Безопасность.
«Завет» воспротивился. Его корпус затрясся и заскрипел от напряжения, не желая подчиниться приказу.
«Нет. Прочь от Маяка Боли. В волны мрака».
Навигатор откинулась на спинку трона и слизнула пот с верхней губы. Охватившее ее чувство сильно напоминало то, что она ощущала в обсерватории на верхушке отцовского родового шпиля, — необоримое желание спрыгнуть с балкона самой высокой башни. Октавия часто чувствовала это ребенком: сладкая щекотка опасности и сомнение, боровшиеся в душе, пока она не наклонялась слишком низко. Тогда желудок взлетал к горлу и она приходила в себя. Она не могла прыгнуть. И не хотела — не по-настоящему.
Корабль ревел в ее сознании, переваливаясь с боку на бок. Волны бездны разбивались о его корпус. В ушах назойливым хором звучали вопли смертной команды, доносившиеся с верхних палуб.
«Ты убьешь всех нас, — злобно выплюнул корабль, оккупировавший ее мысли. — Ты слишком слаба. Слишком слаба».
Октавия была смутно уверена, что ее стошнило прямо на собственные колени. Судя по запаху, так и произошло. Чудовищные когти царапали обшивку судна, и волны, разбивающиеся о корпус, превратились в стук материнского сердца, оглушительно громкий для свернувшегося в матке плода.
Повернув голову, она смотрела на то, как гаснет и исчезает луч Астрономикона. Поднимался ли он вверх, ускользая от нее? Или это корабль, отторгнув его, валился в…
Внезапно она напряглась. Кровь сковало льдом, а мышцы сжались стальными канатами. Они падали сквозь варп. Вопль Вознесенного, исполненный бессильной ярости, разнесся по всем палубам.
«Трон! — выдохнула она, проклиная все на свете и почти не осознавая, что с губ ее срываются приказы штурманской группе на командной палубе наверху. Она говорила инстинктивно, как дышала. Сейчас имела значение лишь битва в ее сознании. — Трон, проклятье и гре…»
Корабль лег на правильный курс. Без всякой грации — она почти полностью потеряла управление, и судно выправилось неловким рывком, — но «Завет» все же с облегчением рухнул в более спокойное течение. Нашаривая взглядом путь в Море Душ, Октавия почувствовала, как корпус содрогнулся в последней мучительной конвульсии, встряхнувшей его вплоть до самого основания.
Машинный дух успокаивался. Судно следовало проложенным курсом, прямо, как рассекающий мрак клинок. Несмотря на то что корабль ненавидел своего навигатора, в полете он был куда элегантней грузной баржи под командованием Картана Сайна. Там, где «Звездная дева» тащилась вперевалку, «Завет крови» мчался словно стрела. Безупречная грация и воплощенный гнев богов. Ни один навигатор в ее генетической линии за все тридцать шесть поколений не водил такого корабля.
«Ты прекрасен», — сказала она «Завету», сама того не желая.
«А ты слаба».
Октавия вперила взгляд в черный прилив вокруг корабля. Наверху таял Свет Императора, а внизу проступали неясные контуры чего-то огромного и бесформенного, бьющегося во взбаламученном мраке. Она вела судно по наитию, вслепую, к далекому оку бури.
Часть вторая
ЗРАЧОК БЕЗДНЫ
VIII
ГОРОД НОЧЬЮ
Мальчик знал, что он — один из «заторможенных» детей.
Так его учителя говорили о детях, которые сидели отдельно от остальных, — и он знал, что принадлежит к их числу. В его классе четверо ребят были «заторможенными». Мальчик уже приучился мысленно произносить это слово с той же деликатностью, с какой его проговаривали вслух взрослые. Их четверка располагалась у окна, зачастую совсем не обращая внимания на слова наставника, но их никогда за это не наказывали.
Мальчик сидел с ними, последний в этой четверке, и пялился в окно вместе с остальными. По ночным улицам проезжали машины. Их фары светили приглушенно, чтобы не ранить привыкшие к мраку глаза. Верхушки башен скрывали облачное небо, и каждый шпиль был украшен ярко освещенным знаком — торговой маркой, рекламирующей то, в чем, по мнению взрослых, они остро нуждались.
Мальчишка снова обернулся к учительнице. Некоторое время он слушал, как та рассказывает о языке, учит других — «незаторможенных» — детей новым словам. Мальчик ничего не понял. Почему слова были для них новыми? Он десятки раз встречал их в книгах своей матери.
Наставница заколебалась, поймав его взгляд. Обычно она не замечала его, забывала о его присутствии с давно отработанной легкостью. Но сейчас мальчик не отвернулся. Он с любопытством ждал, попытается ли она научить его новому слову.
Как оказалось, она попыталась. Женщина указала на слово, написанное поперек помаргивающего пикт-экрана, и спросила, понимает ли мальчик его значение.
Он не ответил. Он очень редко отвечал учительнице. Должно быть, именно поэтому взрослые и называли его «заторможенным».
Прозвенел звонок, знаменуя конец уроков, и все ребята повскакивали с мест. Большинство распихивали по сумкам письменные планшеты. «Заторможенные» прятали по карманам клочки бумаги с корявыми детскими рисунками. Мальчику нечего было прятать, потому что почти весь вечер он смотрел в окно.
Дорога домой заняла больше часа и стала еще длиннее из-за дождя. Мальчик шел мимо застрявших в пробках машин, прислушиваясь к перебранке водителей. Неподалеку, в одном или двух кварталах от его обычного пути, раздался треск, как будто кукурузные зерна лопались на огне. Две банды выясняли отношения. Мальчик задумался, какие именно и сколько человек убито?
