Елизавета Дворецкая - Ясень и яблоня, кн. 1: Ярость ночи

– А вот амулет моего рода.

Торвард поднял руку, расстегнул маленькую золотую застежку на вороте рубахи, мелькнула полоска смуглой кожи на груди – он вынул из-под одежды торсхаммер на ремешке, но этому простому движению он каким-то неприметным образом сумел придать такой смысл, что Эрхина со смятением ощутила, что кровь приливает к ее щекам. Это уже слишком!

И вот тут она кое-что поняла. Ее волнение было вызвано влечением, а на человека, который его внушает, невозможно смотреть сверху вниз! С самого начала он перевернул весь обряд: гость прибыл сюда получить от нее священный дар, а вместо этого предлагал свой. Это дерзкое своеволие смущало и сердило Эрхину, выбивало у нее землю из-под ног, и она просто не знала, что ей об этом думать.

– Хотелось бы знать: кто были дети Торгъёрда конунга? – строгим, звенящим от волнения и гнева голосом спросила она, но ее негодующий взгляд встретился с веселым, блестящим взглядом темных глаз, ничуть не смущенных. А упрекнуть его вслух означало бы признать, что его неуместные поползновения достигают своей цели!

– Дети Торгъёрда были Тордьярв Сокрушитель, Тормунд Отважный и сестра их Гленхильд Белорукая…

Сорок поколений своих предков Торвард знал на память. Иначе нельзя: знание своего рода дает право требовать наследство. Перечисляя их, он все же отчасти устыдился перед предками своего легкомыслия и стал держаться строже. Эрхина вздохнула с облегчением: она никак не ждала таких сложностей от этой беседы, самой простой части обряда! Ничего из им сказанного для нее не являлось новостью, и это подкрепило ее уверенность – она опять чувствовала себя Богиней, милостивой и всеведающей.

Конечно, она не могла помнить наизусть всех конунгов, ведших свой род от восемнадцати сыновей Харабаны Старого. В те дни, пока фьялли ждали встречи с ней, она слушала предания о потомках Торгъёрда Принесенного Морем, и все это еще было свежо в ее памяти.

Но оставалось кое-что, чего не знали даже туальские певцы, хранившие в памяти все предания Морского Пути.

– Хотелось бы мне узнать: как кончил свой путь по земле твой отец, Торбранд сын Тородда? – задала она вопрос, когда имена тридцати девяти предков были названы.

Это означало, что пора переходить к главной цели этой встречи. Прежде чем новый конунг будет введен в храм, Богиня ушами своей верховной жрицы должна услышать, как окончил свой жизненный путь прежний. Каждый из наследников приезжал сюда с песней о смерти своего предшественника, а певцы-хранители Аблах-Брега запоминали ее и передавали дальше. Их жило здесь несколько десятков, и все вместе они составляли неповторимую, огромную, хранимую только в человеческой памяти летопись королевских родов Морского Пути и островов.

Для исполнения песни Торвард привез с собой Флитира, сына Альвора Светлобрового из усадьбы Горный Вереск, носившего прозвище Певец, потому что он обладал самым звучным и красивым голосом в Аскефьорде. Флитир, в свою очередь, привез с собой арфу: особую, только для самых торжественных случаев, уладской работы, украшенную узорами из золотой проволоки, врезанной в дерево. Песня, которую ему предстояло спеть, была совсем еще новой, и до того она звучала только два раза: в первый раз над курганом Торбранда конунга при погребении, второй раз – в гриднице Аскегорда, когда сам Торвард узнал, как погиб его отец. Складывали ее Эрнольв Одноглазый и один из слэттов, Скельвир Медвежий Дух, – очевидцы тех событий.

Флитиру поставили резную скамью возле очага, перед кипящим котлом, и он начал рассказывать, трогая пальцами струны арфы, словно проверяя, готовы ли они:

– Конунга звали Торбранд сын Тородда. Он много воевал на Квиттинге и принуждал квиттов платить ему дань. Другого конунга звали Хеймир, он правил в Слэттенланде. Сын его звался Хельги, и он сильно досадовал, что Торбранд конунг собирает с квиттов такую большую дань. Эйра, племянница Торбранда конунга, была с ним. Хельги с ней обручился, и они любили друг друга очень сильно.

После вступления Флитир тронул струны арфы и запел:

Битвы властитель,вождь Фьялленланда,Торбранд сидел,пируя с дружиной.Много победодержал он в сражениях,дани взял много,сокровищ квиттингских.Гость появилсяв ночь полнолунья,в час, когда кубкибогам посвящались.«Место найдитедля гостя ночного» —так велел конунгдружине отважной.«Кто ты, о гость наш? —стал он расспрашивать. —Что привело тебяк нам, ты поведай».«Имя мне – Хельги, —было ответом. —Славного Хеймирасыном зовусь я.Путь свой недаромспешил совершить я.Дани немалособрал ты у квиттов.Право на этомечом подтверди-ка!Или отсюдаступай восвояси!В доме ты держишьюную деву,ликом прекрасней,чем солнце сиянье.В жены возьму яЭйру-провидицу,или нам миромс тобой не расстаться!»«Давно уж не слышал ясмелого вызова, —конунг ответилна речь его дерзкую. —Много соперниковв жизни встречал я.Отказа от битвыдавать не случалось!»Выбрали конунгиместо сражения —там, где железныегоры встречаются,там, где ручейустремляется в озеро,золотом блещутводы текучие.Вышли на битвумогучие воиныв час, когда Сулькрай небес озарила.Дева прекраснаяв ярких нарядахи моря сиянье  [6]служили закладом.Меч вынес Торбранд,Битвы Чудовище,Черный Драконего было прозвание.Руны Победыв сталь были вплавлены,пал великанот клинка его острого.Горы дрожалипри звуках сражения,волны озерныебились о берег.Черный Драконпал из твердой десницы,срок его службыТорбранду кончился.«Славься ты, Один!И славьтесь, валькирии!Хельги за помощьотплатит вам жертвами!Квиттинг, отнынелишь мне ты подвластен!Моя ты, о Эйра,невеста желанная!»Слэтты ликуютна свадьбе у конунга,фьялли справляютпиры погребальные.Кубки и копья,и меч великанийв курган за собоюберет повелитель.Курган возведен былна землях пустынных,на юго-востокот долины Турсдален.Ельник на склонахрыдает по мертвому,слезами ручьитот курган омывают.Меч на коленяху конунга павшегодремлет до часак живым возвращения.Ничто не сильнее,чем норны решение:выйдет однаждыДракон из могилы.Было предсказаноДевой Небесною:меч тот достойный лишьв руки получит.Славьтесь, героевмогучих деяния.Свидетелем Один,Что песня правдива.

Торвард, уже знакомый с «Песней о Торбранде и Хельги», во время исполнения неприметно оглядывал лица слушателей. Было видно, что песня нравится, и Торвард мысленно еще раз поблагодарил Эрнольва Одноглазого, определявшего, что должно в нее войти, и слэттенландца Скельвира, умелого и прославленного скальда, который подбирал слова и складывал строчки.