Питер Фехервари - Ксеноугроза: Омнибус
— Высшее Благо возжигает все огни, — произношу я. — Лишь в огне можно закалить клинок, и острейшие клинки выигрывают сражения.
Соединив ладони, я в знак уважения касаюсь ими головы.
— Против какого врага вы хотели бы направить меня, аун?
— Времени, Каль’ва. Ты должен помочь нам победить время.
Я падаю, спрыгнув с «Касс’кор» навстречу победе и смерти.
Надо мной включаются двигатели «Касатки», и десантный корабль уносится обратно в стратосферу, пропадая из виду. Снизу навстречу мне несутся пепельные облака, плотные от пожаров войны.
— Проверить готовность вооружения, — звучит в моем вокс-потоке голос Шас’эя, болезненно резкий от напряжения. Не сомневаюсь, что я — причина его беспокойства. Затем Вас’ла подтверждает исполнение:
— Оружие готово к стрельбе.
В отличие от него, я новичок в команде и не прошел почетного единения с Шас’эем. Я останусь связанным с Ор’шара и Сас’ла, пока не присоединюсь к ним в смерти. Они заслуживают не меньшего, и именно этого требует истинный ритуал Та’лиссера Ва.
— Моя жизнь — твоя жизнь, и твоя жизнь — моя жизнь.
Настраиваясь при помощи слов единения, я шевелю правой рукой. Костюм молниеносно реагирует на это и раскручивает стволы скорострельной пушки, которая установлена на предплечье, словно длань отмщения. По дисплею проносится череда иконок с информацией о боекомплекте и температуре.
Я сжимаю кулак, и фузионный бластер, смонтированный на левой руке, с гудением набирает полный заряд.
Пилотируя БСК «Кризис», ты испытываешь странное чувство уединения. У тебя есть оружие, способное обращать скалы в песок, и всё же ты не ощущаешь холода их сплавных стволов и тепла вибрирующих энергетических батарей.
На экране вспыхивает ещё одна иконка — сообщение о том, что огнемет заправлен и функционирует. Груз этого оружия, примостившегося на плече, несет боескафандр. Именно в этот момент мне становится понятно, что значит быть шас’уи. Выживать, как выжил я, и убивать, как убивал я. Не чувствовать жара огня, пылающего в твоей груди.
И тогда же я понимаю, что скучаю по тяжести моей винтовки.
Отключаю внутренний стабилизатор костюма, чтобы ощутить ярость стремительного спуска. Закрыв глаза, окунаюсь в желанный прилив адреналина. Я — пылающий метеор, готовый обрушиться на врагов империи.
— Каль’ва, подтверди готовность.
Голос Шас’эя возвращает меня к реальности. Я снова включаю стабилизатор БСК.
— Готов.
Вырвавшись из объятий облаков, я впервые замечаю поверхность. Наш исследовательский центр — серое пятно, марающее зеленый ландшафт. Широкий участок открытой земли по его периметру завален телами и горелыми остовами боевых машин.
Над стенами комплекса сверкают вспышки очередей из импульсных винтовок.
— Нельзя перекрывать защитникам сектора стрельбы, — одновременно со словами Вас’ла по моему дисплею проплывают альтернативные варианты развертывания.
— Воины огня из гарнизона погибнут до того, как мы коснемся земли, — отвечает Шас’эй. — Продолжаем снижение.
Снова посмотрев на стены базы, я вижу меньше импульсных вспышек. Шас’эй был прав; орде зеленых чудовищ, которая надвигается на комплекс, нет конца. Воинам огня остались считанные мгновения. На моем дисплее обновление — Шас’эй помечает челнок, спускающийся следом за нами.
— Касте земли потребуется пять рай’коров на эвакуацию прототипа, — сообщает он. — Во имя аунов, мы дадим им это время.
Пять рай’коров. Когда идет бой, они длятся целую жизнь, ведь каждый миг нужно зарабатывать кровью. Я смотрю на стены, и последняя очередь импульсного огня угасает. «Целая жизнь». Благословление, от которого нам достается лишь малая толика.
Запустив реактивный ранец БСК, я останавливаю падение. Запускаю двигатели и бормочу слова Очищающего Снижения, пока прицельные иконки заполняют собою тактический экран.
— Мы — огонь. Только смерть погасит наше пламя.
Перед посадкой сжимаю челюсти, машинально готовясь к столкновению. Костюм недовольно шипит и щелкает, когда гидравлика сгибает ноги, поглощая силу удара, а под расклешенной ступней трескаются каменные плиты внутреннего двора.
— За Высшее Благо! — кричу я.
Враги повсюду — громадные зеленые чудища с жилами толщиной в мою руку и кроваво-красными буркалами, что напряженно таращатся из глазниц. Ближайший враг, раскрыв пасть, испускает звериный рык, которым провозглашает мою смерть. Обнажив пожелтевшие резцы, он заносит ржавый секач и бросается на меня.
Я открываю огонь. Орка разрывают на куски энергоразряды, вылетевшие из скорострельной пушки.
Его смерть выводит из ступора остальную орду, и очнувшиеся твари обретают яростную решительность. Я разворачиваю орудие на них; враги разлетаются бесформенными кусками растерзанной и расплющенной плоти.
Зеленая волна прорежена, но это не дает мне передышки. В просвет шагает пара громадных уродов, на голову и плечи выше остальных. Их тела закрывает кое-как сработанная пародия на броню: толстые металлические пластины, приклепанные к мышцам и приваренные к коже.
С мгновенной досадой я замечаю, что импровизированные доспехи отражают мой залп. Орки злобно ухмыляются и переходят на грузный бег. Пока враги приближаются ко мне, по закрепленным у них на руках орудийным придаткам прыгают разряды, что трещат и сверкают подобно молниям. Я держу позицию; их вера в себя ошибочна.
Настает моя очередь ухмыляться, когда обе твари исчезают, сожженные двойным залпом из фузионного бластера. Орда на мгновение замирает и зачарованно глядит на шипящий след, оставленный моими выстрелами — влагу, выкипевшую из воздуха.
Гибель сородичей позабавила орков: они разражаются грубым смехом, кидаясь в атаку. На меня накатывается стена мышц и клинков, и я чувствую, как в плотно прижатой к полу ступне срабатывают реактивные сочленения, отзываясь на содрогания земли под ногами врагов. Но всё же леденящая рука страха не касается меня. Это противники, слишком кровожадные, слишком плотно столпившиеся в лихорадочном неистовстве, сейчас наиболее уязвимы.
Огнемет ревет, принося оркам мучительную смерть, окатывая их струями жидкого пламени. К счастью, герметичный костюм защищает меня от смрада, пока плоть врагов слезает с костей, превращаясь в жидкое месиво.
Даже пред лицом такого кошмара орки продолжают наступать. Ведомые звериным упрямством, они с непреклонной решимостью приближаются ко мне.
— Ма ва‘ра! — злословлю я и отступаю, паля из всех стволов.
Орки врезаются в стену разрядов, огня и жара. Меня окропляет кровью врагов, но твари продолжают идти. Они умирают, умирают и умирают. Но происходящее не вводит меня в заблуждение — я не побеждаю. Делаю ещё шаг назад, затем ещё, теряю пространство с каждым вибрирующим хлопком моей пушки. Счетчик боекомплекта стремительно приближается к нулю, намного быстрее, чем счетчик времени до конца миссии.
Четыре рай’кора. По-прежнему целая жизнь.
Я снова один. Шас’эй и Вас’ла мертвы, их потемневшие идент-иконки висят у меня на дисплее. И всё же, вместо холодного касания скорби или пылающей жажды мести я чувствую лишь удушливый пепел досады. Они погибли, почти не выиграв для нас времени.
Три. Цифра на счетчике времени моргает и уменьшается. Отступая к главным взрывозащитным дверям, я перекрываю корпусом БСК дорогу в исследовательский бункер. Чудовищный орк, проталкиваясь через орду, направляется ко мне.
Я стреляю в него.
Несмотря на полученную рану, противник бросается вперед и врезается в меня плечом. От толчка я падаю, он приземляется сверху со злобной гримасой на морде. Сигналы предупреждений заполняют дисплей, пока орк вырубает куски из моей брони ударами примитивного оружия. В надежде, что термозащита ещё цела, я палю из огнемета.
Пламя омывает нас обоих, и враг умирает, стекая с меня тягучей массой.
Я встаю навстречу урагану пуль и стреляю в ответ, проводя огнеметом по толпе зеленокожих. Ещё три врага гибнут перед тем, как мое оружие рассекает тяжелый клинок. Извернувшись, разбиваю нападавшему голову фузионным бластером. Он умирает.
Ко мне топают новые гиганты в броне, я ещё раз открываю огонь и убиваю одного из них. Это был последний заряд, но уже неважно. Мои кости стучат под очередным залпом, накрывшим боескафандр. Костюм шипит и скулит, пока орочьи твердотельные снаряды разносят его на части и разрушают силовую установку; БСК заваливается на спину.
Меня пронзает боль, но через несколько мгновений она сменяется оцепенением и чувством сырости — из раны над животом течет кровь.
Прижав костюм к полу, зеленокожий топчет меня ногами по нагруднику, а я пытаюсь остаться в сознании. Враг триумфально бьет себя кулаком в грудь и перехватывает нож. Когда он готовится вонзить в меня клинок, я бросаю взгляд на счетчик времени.
