Дэн Абнетт - Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III

— Я буду пользоваться своим правом, Кадм, не сомневайся, — пообещал ему Шарроукин.

Клановый капитан повернул голову, и Шарроукин почувствовал на себе жар его взгляда. Он врезался в него, как лазерный резак, требуя, чтобы следующие его слова были только правдой.

— Что Альфарий имел в виду? — спросил Тиро.

— О чем ты?

— Ты знаешь, о чем, — прохрипел Тиро. — Почему ты нужен Магнусу Алому живым?

— Не знаю, — ответил Шарроукин. — Я никогда не служил вместе с Пятнадцатым и тем более не встречал Алого Короля.

— Могу я тебе верить?

— А почему вдруг нет? — возразил Шарроукин. — Альфарий — мастер манипуляций, распространяющий ложь и дезинформацию. Нельзя доверять его словам.

Тиро кивнул и зажмурился, содрогнувшись от сокрушительной боли. Таматика держал его за плечи, пока приступ не прошел.

— Тут ты прав, — согласился Тиро. — Хоть какой-то ориентир в этот день лжи.

— Что он имел в виду, когда говорил об Освобождении? — спросил Шарроукин.

«Сизифей» висел в пустоте, напоминая слиток, только вытащенный из огня. Корпус покрывали вмятины и пятна от недавних выстрелов, и тупой, переживший не одну атаку нос сохранял кривизну, оставшуюся после столкновения с «Андроником».

Велунд вел к нему «Штормовой орел» мягко, боясь, что от резких маневров десантно-штурмовой корабль может развалиться. По одному только случайному взгляду было ясно, что в его отсутствие «Сизифей» побывал в отчаянном бою.

— Что случилось? — спросил Шарроукин, сохранявший мрачное настроение с того момента, как вернулся из экипажного отсека.

— Вот, — ответил Велунд, указывая на разломанный остов «Железного сердца», догоравший у самых шканцев «Сизифея». Даже отсюда было ясно, что два корабля вцепились друг в друга, как бешеные собаки, запертые в одной клетке.

Ничего удивительного не было в том, что «Железное сердце» напало на «Сизифей» — в отличие от одностороннего исхода этой битвы. «Железное сердце» безжалостно обстреляли, выпотрошили орудиями, очистили от всего живого многочисленными бортовыми залпами.

— Трон, я и не думал, что у Тарсы сердце пустотного бойца, — сказал Шарроукин.

— Сыны Вулкана полны сюрпризов, — заметил Велунд, направляя «Штормовой орел» к носовой посадочной палубе. Той же палубе, на которой они приветствовали фальшивого Шадрака Медузона. Велунд содрогался от отвращения при мысли, что по коридорам «Сизифея» ходил вражеский примарх.

В треснутом стекле кокпита неуклонно увеличивался закругленный вход на посадочную палубу. Велунд осторожно вел корабль, наклоняя его таким образом, чтобы пройти прямо сквозь центр интегрального поля.

Ощутив рывок корабельной гравитации, он осторожно опустил «Штормового орла» на ближайшие пусковые рельсы и выдохнул так, будто сдерживал дыхание с того момента, как узнал про предательство. Велунду оказалось достаточно вернуться на «Сизифей», чтобы почувствовать себя обновленным и обрести надежду, что из этой катастрофической миссии еще можно извлечь что-нибудь хорошее.

Если даже ловушка примарха не справилась с экипажем «Сизифея», как знать, — может, они действительно будут жить вечно.

А потом вспомнил Ферруса Мануса, и надежда угасла.

Он последовал за Шарроукином в экипажный отсек. Атеш Тарса уже был тут вместе с группой сервиторов-медике, покрытых темными жидкостями. Они подняли Кадма на суспензорные носилки, в то время как Тарса устанавливал многочисленные капельницы и накладывал тугие повязки.

Темную кожу апотекария заливал пот, но после пустотного боя, уничтожившего «Железное сердце», в этом не было ничего удивительного.

Тарса поднял на Велунда взгляд, и тот увидел в алых глазах настороженность, тут же скрытую. Затем апотекарий поспешил прочь из штурмовика вместе с Кадмом Тиро на носилках. Гаруда, сидевший на краю, взлетел, как только их потащили.

Таматика, Велунд, Шарроукин и Нумен вышли из «Штормового орла» вслед за ним, и Нумен, едва ступив на палубу, упал на колени.

Ветеран Авернии наклонился к полу и поцеловал его, как суеверный дикарь.

Велунд позвал Тарсу:

— Ты хорошо сражался, апотекарий, — сказал он. Тарса помотал головой и показал на кого-то, не видимого за испускающим дым двигателем «Штормового орла».

Что-то огромное, сделав тяжелый шаг, вышло из-за корабля, и Велунд попятился, увидев высокую бронированную машину.

Это был брат Бомбаст.

Последние дни проведший в теле дредноута.

Но Бомбаст был мертв, а перед ними стоял не дредноут. Это был чудовищный сплав технологии, биологии и механической некромантии. У массивной конструкции отсутствовал саркофаг — в ней был только опутанный кабелями кокон из зашитых ран и голой кожи.

Внутри, под примитивными биомеханическими системами, обеспечивавшими контакт с машиной, лежали ошметки плоти, и костей, и ненависти, которые когда-то командовали «Сизифеем».

— Тарса не убивал «Железное Сердце», — произнес Ульрах Брантан. — Его убил я.

Энди Смайли

Сыны гнева

Не переведено.

Энди Смайли

Грехи Отца

В самые тяжелые минуты я не люблю своих сынов.

Сангвиний был недвижим, вокруг него сталкивались клинки. Его разум был полон тяжелых мыслей, давивших на него как само время, они приковали примарха к месту, парализовав в центре дуэльного камня, пока двое сражавшихся обменивались ударами.

В такие мгновения я думаю о том, что произойдет.

Красота примарха облаченного в простые одежды превосходила статуи и скульптуры, украшающие зал в глубине Крепости Геры. Божественный ангелоподобный Сангвиний воплощал красоту и силу созданий Императора.

И только отец смог бы увидеть его задумчивость.

Моим сынам никогда не постичь моих добродетелей, они останутся потускневшим зеркалом, поблескивающим в свете величия, которого они лишатся с моей смертью. Им не хватит отваги, чтобы бороться с проклятием их крови. Разве что…

Разве что, возможно, кроме этих двоих.

Буря Ангелов была смертельным ритуалом. Сангвиний стоял в сердце бури, вокруг него мелькали мечи Расчленителя и Спасителя. Примарх следил за ходом дуэли, оценивая силу и умения пары его сынов, пока они скалились и обменивались гневными репликами.

Мой отец создал меня по образу ангела, божественного защитника или гневного разрушителя. Но не сказал кто из них — я. Это причуда его характера — создавать нечто, способное удивить и выйти за пределы его знаний. Решение о том, каким меня запомнит история, он оставил мне.

Сангвиний закрыл глаза, погружаясь в воспоминания об Улланорском Триумфе. Он всегда чувствовал себя одиноким, даже тогда, в присутствии многих братьев. Он смотрел на их лица, и видел проблеск грядущего в их глазах.

Мои братья не страдают от подобной неуверенности. Магнус не воин, а Ангрону не интересна тактика. Выбор был сделан за них, они свободны от гнета подобных мыслей.

Клинки из ваальской стали, горячие как гнев, снова сшиблись и скрестились, выбросив искры перед лицом Сангвиния.

Разрушитель или защитник, я проклят, ибо увижу, как заканчиваются оба этих пути, и уже познал боль отказа от того или другого. В моей слабости, я ступаю по обоим.

Он открыл глаза. Дуэль шла практически вплотную к нему, яростные удары и рывки обдавали его кожу теплом.

Но эти двое, мои сыны, несущие изъян, они следуют только одному пути.

Меч Расчленителя, ведомый смертельным умыслом, устремился к шее Сангвиния. Примарх не двигался, но остался жив — удар был остановлен оружием Спасителя.

Азкаеллон, главный из сангвинарных гвардейцев — мой величайший защитник. Золото и бронза его брони отражают чистоту в его сердце. Его ведут долг и гордость, он искусный мечник, все его движения взвешены и сбалансированы

Азкаеллон, кряхтя от напряжения, плечом оттолкнул своего соперника от примарха.

Амит, капитан пятой роты, прирожденный воин. Он будет сражаться, пока не погаснут звезды, его броня покрыта выбоинами, которые могли бы стать шрамами на душе любого другого, кровью, и запятнана темнейшим багровым. Он — разрушитель, сражающийся с яростью берсеркера, от его жестоких ударов нет защиты.

Амит, поднявшись, зарычал и возобновил атаку.

Они переживут меня, из-за своей целеустремленности, она дает им силы делать то, что не могут другие.

Но все же, я видел будущее, в котором нет ангелов…

Мое тело разбивается о землю и Ка’Бандха издает победный рык. Удовлетворенный местью демон взмахивает крыльями и уносится в отдаленную гущу боя.

Я лежу без движения.

— Нет! — кричит Азкаеллон в мучительной ярости.

Он бежит ко мне, не обращая внимания на зов воинов, которых он бросил.