Анатоль Нат - Долгое путешествие на Юг.
— Потому, что вы не такие, как всё окрестное быдло, — тихо зашипел тот яростным шёпотом, осторожно кивая на лица соседей, выглядывающие из-за редких, не сгоревших до конца остатков деревянного забора, окружавшего когда-то его усадьбу. — Потому, что вы единственные, кто меня поддержал, когда мои фургоны никому не были нужны. Потому, что вы….
— Идиот! Они и сейчас никому, кроме нас не нужны, — устало и равнодушно перебил его Сидор. — А, по большому счёту если считать, то и нам они на фиг не нужны. Вполне могли бы обойтись обычными подводами, которые не в пример дешевле твоих клееных конструкций. Которые к тому же оказались вполне горючие, хоть ты и утверждал обратное.
Вот же чёрт дёрнул с тобой связаться? — раздражённо покрутил головой Сидор.
Стоя перед мастером, он только сейчас, когда схлынул страх и ужас, вызванные неожиданным зрелищем страшного пожара и сгоревшей дочиста усадьбы, в которой, как он уже было считал, погибли близкие ему люди, он как-то разом почувствовал совершенную опустошённость и смертельную усталость. Особенно тяжело стало сейчас, после этой безсонной ночи, проведённой на тушении пожарища и изнурительного, тяжёлого дня накануне, когда, столкнувшись с крупной бандой в пригородных лесах, им с боем пришлось прорываться к городу.
— Неужели ты так до сих пор ничего и не понял? — устало переспросил он его.
Неужели ты не понял, что кроме нас больше нет идиотов, которые согласятся заплатить даже не два, а хотя бы полтора золотых за повозку, вместо которой вполне можно использовать обычную телегу стоимостью всего-то две-три серебрушки, а то и вообще безплатные? Вон их сколько разбитых по окрестным дорогам валяется. Собирай, чини, да езди в своё удовольствие.
— Но мои же лучше! — тихо, с отчаянной тоской в голосе, тоскливо протянул мастер. — Мои же в сто крат лучше. Они же даже не горят.
Вы что думаете — она сгорела, — ткнул он рукой в остов сгоревшего фургона. — Нет. Это же был только макет. А настоящая фанера не горит
Мастер обвёл всех стоящих вокруг него взглядом своих смертельно усталых, красных от недосыпу глаз.
— Куда ещё, по-вашему, я мог потратить весь ваш жалкий аванс. На разработку негорючей смеси, — устало кивнул он головой в сторону пожарища. — И вот вам результат, — мастер снова ткнул рукой прямо в полуобгоревший остов единственного более менее целого фургона, одиноко выделявшегося чуть в стороне на обширном пожарище.
И раньше то моя фанера плохо горела, а теперь я знаю такой состав, после обработки которым не то, что дерево, ни одна бумажка даже не затлеет.
Так что, мои дорогие, — постепенно, с каждым новым словом приобретая всё большую и большую уверенность в себе, мастер гордо подбоченился, задрав высоко подбородок и глядя на них с гордым видом победителя. — Я! Вам! Нужен! — самодовольно заявил он, ткнув себя большим пальцем в грудь.
Поэтому вы….
— Поэтому Мы, пошлём тебя нахрен! — негромко, отчётливо выделяя каждое слово, решительным холодным голосом оборвал его Ван. — Состав твой давно уже для нас не секрет. А если что нам ещё и неизвестно, то вполне можно это у себя дома доработать. Главное, известно в каком направлении двигаться. Да и лаборатория у нас дома не чета твоей доморощенной кухне, где ты в битых крынках из-под молока варишь свои хитрые растворы. А потом забываешь даже не то чтобы помыть за собой посуду и скрыть следы своих опытов, но забываешь даже выбросить их на помойку, оставляя нам для тщательного изучения и анализа. Да и специалистов-химиков у нас своих хватает. Так что с твоим противопожарным составом — разберутся без тебя.
— Значит, — тихо, на грани слышимости, обречённо выговорил мастер, — вы меня бросаете?
— Вообще-то у нас есть для тебя одна интересная работёнка, — с жалостью глядя на совершенно подавленного мастера, негромко заметил Сидор. — Но она связана не с каретами, а с кораблями. Интересно было бы использовать твой лёгкий материал для кораблей. Ну а если он к тому же и не горюч, как ты опять утверждаешь, — насмешливо уточнил Сидор, — то это даже вдвойне интересно тебе будет.
Одна загвоздка, — с ёрническим сожалении цыкнул он зубом. — Надо сделать так, чтоб твоя фанера в воде не размокала, да без всякого лака чтоб. Но, чтобы с этим разобраться, тебе придётся покинуть твой вонючий город, вымыться, — брезгливо отодвинулся он в сторону от слишком приблизившегося к ним мастера, — и отправиться вместе с нами, куда тебе скажут.
Конечно, условия, что мы тебе сейчас предложим, будут далеко не такие шикарные, как раньше, когда ты мог диктовать нам любые свои условия по собственному выбору, но тоже ничего. Думаю, и ты сам, и семья твоя будут довольны.
Там заодно и должок свой отработаешь. По крайней мере, условия для творчества создадим тебе не в пример лучше, чем здесь. Уж у нас-то свои растворы тебе не придётся мешать в грязных крынках из-под молока. Там тебе специальную лабораторную посуду выделят, небьющуюся.
— Они были чистые! — тихо взвизгнул немного оживившийся автор. — А то, что там вынюхали эти ваши шпиёны, это всё так… ерунда. С этим вам несколько лет разбираться придётся, — мастер с самодовольным видом уверенного в себе человека небрежно отмахнулся рукой.
Вы меня, господа, наверное, совсем за дурака держите, — самодовольно усмехнулся он. — Не вы такие первые. Да и не понять, что эти ваши рабы вовсе и не рабы, не мог только клинический идиот. А я к таковым не отношусь.
Ха! Да в первый же день мне соседи донесли, что ваши рабы-ящеры копаются в отбросах на помойке. Попеняли, что я, видите ли, бедняг не кормлю, вот им и приходится объедки подъедать.
Но там нет объедков! — привстав на ципочки, мастер во весь голос заорал прямо в невозмутимое лицо ящера, чуть не залезнув ему прямо в пасть. — И никогда не было. Там кроме брака и чисто вымытых банок из-под реактивов вообще ничего нет! Я не такой идиот как вы думаете! — уже в полный голос орал он.
Почувствовав, что для него ещё не всё потеряно, он немедленно обнаглел, прямо на глазах снова приобретая пропавшую было свою обыкновенную наглость и чудовищное самомнение.
— Мастер каретник?
Неожиданно появившийся за их спинами тихо подошедший человек грубо растолкал стоящую перед мастером компанию, пробираясь вперёд, и остановился прямо перед удивлённо смотрящим на него каретником.
Голос этого высокого, невыразительного, какого-то болезненно тощего человека в мятом, как будто жёваном, кургузом сюртуке, прервал неожиданно осекшегося каретника, прекратив начавшуюся было по новой разгораться свару.
— Стряпчий Городской Управы Курт Хома. Чиновник по взысканию долгов, — с самодовольным видом добавил человечек, как что-то самое важное.
С самодовольным видом приподняв странного вида плоский головной убор, украшавший его голову, как воронье гнездо кривую берёзу, он, не обращая на стоящих рядом людей ни малейшего внимания, в упор глядел на съёжившегося под его пронзительным взглядом мастера-каретника.
— По поручению городской Управы я прислан к вам с целью взыскания долгов по вашим отсроченным платежам, сроки по которым давно уже вышли….
— Упс! — весело захохотал Димон, расплываясь в довольной, насмешливой улыбке и с радостной, довольной физиономией дружески кладя чиновнику руку на плечо. — Кто тут что-то говорил о том, что он всем должен, — обвёл он всех собравшихся насмешливым взглядом. — Вот оно тому прямое подтверждение, — весело оскалясь, он несколько раз ткнул в плечо недовольно поморщившегося от такой наглости стражника указательным пальцем.
— Итак, любезный, сколько этот засранец должен? — радостно потирая ладони, расплылся Димон в широкой, радостной улыбке.
— А твоё какое собачье дело, — грубо и зло оборвал его десятник, с брезгливой миной на лице поворачиваясь к ним. — Сколько ни должен, всё вернёт. А не вернёт, в рабство с семьёй пойдёт. Если денег нет, то через пару дней и его, и всё его семейство быстро на торгах продадут.
Так что если он тебе, собака, нужен, можешь купить его для своих половых нужд.
— Упс, — негромко проговорил Димон, удивлённо поворачиваясь к друзьям. — Я, кажется, ему не хамил, — недоумевающе переспросил он мрачнеющего на глазах Сидора.
— Как изволите вас понимать, милейший? — вежливо повернулся он к десятнику, медленно опуская руку на висящую на поясе саблю.
С губ его тихо сползала радостная, весёлая улыбка и лицо стало постепенно каменеет, приобретая жёсткие, резкие черты.
Чиновник, брезгливо передёрнув плечами, как будто снова сбрасывая его руку с плеча, и не отвечая, демонстративно отвернулся к растерянно стоящему перед ним мастеру каретнику.
— Тебя, скотина, кажется, спросили, — негромко, сквозь зубы, Димон буквально процедил слова. — У тебя, курва, что, плохо со слухом? Отвечай, воронья падаль, иначе здесь же и зарублю!
