Грэм Макнилл - Отверженные мертвецы
— Это зависит от того, как ты смотришь на свое возвращение.
— Как на наказание, — ответил Кай. — Чем же еще можно это считать?
— Я тебя оставлю на время, чтобы ты мог над этим подумать, — сказала Сарашина, увидев, что из гравилифта вышел Головко.
За генерал-майором появились и Черные Часовые. Как только все собрались, Сарашина отперла расположенную слева от нее дверь. При таком повороте дела Кай нахмурился.
— Я не новичок, — сказал он. — А эта дверь ведет в тренировочные залы, где осваивают азы посланий.
— Все верно, Кай, — согласилась Сарашина. — Но где же еще ты можешь начать тренировки?
— Начать? Я больше десяти лет служил в Телепатика и давно усвоил ритуалы погружения. Я не нуждаюсь, чтобы со мной обращались как с ребенком.
— Мы будем с тобой обращаться так, как сочтем нужным, — заявил Головко, подталкивая его к открытой двери. — Тебя об этом не спрашивают, а по мне, так тебе и вовсе не стоило позволять сюда возвращаться. Ты опасен, я это чувствую.
— Тебе надо сдерживать подобные «чувства», Головко, — сказал Кай, стряхнув его руку. — Иначе вокруг тебя соберутся чуткие пси-гончие. И я не думаю, что ты сможешь от них избавиться.
— Хватит препираться, — одернула их Сарашина. — Ваши споры просто смешны и могут вызвать эфирные возмущения.
Кай замолчал. Он знал, что Сарашина права, и помнил глухое раздражение, которое испытывал каждый раз, когда посторонние поддавались своим эмоциям в непосредственной близости от шепчущих камней. Без дальнейших возражений он последовал за Сарашиной по коридору, где кирпичная кладка была облицована керамическими плитками цвета охры. Свет, проникавший из центрального зала, стал заметно слабеть. На массивных дверях вдоль всего прохода имелись таблички с номерами и именами. В каждой из этих келий дремал или грезил, а может, бодрствовал новый член Схоластиа Псайкана. Из-за пси-защищенных дверей определить это было невозможно. Вскоре вокруг сгустилась полная темнота, но Кай еще все отлично видел.
— Ты не пользуешься своим слепозрением, — заметила Сарашина, слегка наклонив голову.
В ее голосе Кай уловил оттенок разочарования.
— Нет, не пользуюсь. Аугментические устройства позволяют мне прекрасно видеть в темноте.
— Я понимаю, но какая тебе от этого польза?
— Мне не нравилось быть слепым. Я имею в виду — по-настоящему слепым. Я скучал по чтению.
— Для тех, кто лишен глаз, тоже имеются книги.
— Знаю, но я предпочитаю, чтобы слова сами приходили ко мне, — ответил Кай. — В записанном слове больше информации, чем в символах, которые мы различаем на ощупь. Письменность обладает особой красотой, которую не в состоянии передать контактный шрифт.
— Я бы могла с тобой поспорить, но это тема для вечернего разговора, когда на столе лежит хорошая книга и стоят чашки с горячим рекафом. А может, тебе понадобились глаза, чтобы цепляться за какой-то аспект жизни, предшествующей работе и Телепатика?
— Я не знаю, — сказал Кай. — Может быть. Я не думаю, что это так уж важно.
— Возможно, это помогло бы понять, почему ты не в состоянии составить послание и открыться для видений своих братьев.
— Я знаю принципы передачи посланий, — возразил Кай. — Я усвоил их всего за год.
— Тогда почему ты здесь? Почему Дом Кастана отослал своего исключительного астропата обратно в Город Зрения?
Кай не ответил, а Сарашина остановилась у кельи с открытой дверью.
— Кай, я хочу тебе помочь, — сказала Сарашина. — Ты был лучшим моим учеником, и, если ты потерпел неудачу, значит, и я в чем-то ошиблась.
— Нет, — ответил Кай. — Это все из-за того, что… произошло на «Арго».
Сарашина предостерегающим жестом подняла руку.
— Не говори об этом, пока другие находятся в состоянии покоя. — Она показала на запертые двери, выходящие в коридор. — Спи. Медитируй, если это тебе поможет. Отдохни, а утром мы с тобой поговорим.
Кай кивнул. В голове металось множество мыслей, но его тело нуждалось в отдыхе, и, хоть койка послушника была далеко не роскошным ложем, его манила возможность прилечь. Он шагнул в келью и еще на пороге уловил едва различимый голос из темноты. С обеих сторон от входа замерцали шепчущие камни, и ему стало интересно, в чьи недавние воспоминания он ненамеренно вторгся.
Воспоминания часто посещали обитателей Города Зрения и по большей части были нежеланным явлением. Тот, кто заботился о своем рассудке, предпочитал не задерживаться на думах о прошлом.
И Каю это было известно лучше, чем кому-либо другому.
Дверь за ним захлопнулась с глухим стуком. Скрипа запираемого замка, характерного для келий послушников, не последовало, но он ощущал присутствие оставшихся снаружи Черных Часовых. Сарашина могла относиться к нему как к заблудшему сыну, но Головко придерживался совершенно иного мнения. Кай мог только гадать, какими кошмарами оборачивается для новичков его враждебность.
Его дорожного сундучка еще не было в келье, и Кай подозревал, что Черные Часовые исследуют его пожитки в поисках потенциально опасных вещей. Они ничего не найдут. Кай ничего не хотел брать с «Арго», и теперь все его имущество состояло из нескольких рубашек, туалетного набора, отлично сшитого костюма от портнихи с ниппонского полуострова и, конечно, множества переплетенных в кожу онейрокритик.
Для Черных Часовых книги ничего не значат, а вот криптэстезианцы внимательно будут их изучать, чтобы убедиться в отсутствии скрытых значений.
Они тоже ничего не обнаружат, но он понимал, что проверка необходима.
Внутри келья была почти пустой, и ничто не указывало на ее прежнего обитателя. Такой порядок был оправдан, поскольку остаточное ощущение предыдущего постояльца повлияло бы на видения Кая. У стены стояла простая парусиновая койка, в ногах небольшой сундучок, напротив них — письменный стол и стул. На столе имелась черная тетрадь, промокательная бумага, стило и роговая чернильница.
Над столом висели пустые полки, поджидающие постоянно пополняемой коллекции онейрокритик астропата. Полки были не слишком вместительными, поскольку для создания внушительной библиотеки визуальных образов, символов и расшифровок снов новичку требовалось немало времени.
Кай поставил на стол прихваченную на скиммере бутылку амасека и взял в руки тетрадь. Рассеянно перелистнув страницы, он вдохнул резкий запах новой бумаги и снова положил тетрадь на стол. Пустые страницы ждали толкований снов. Тетрадь пока чиста, но потенциал будущих записей может превратить ее в заряженное орудие.
Будучи опытным астропатом, Кай мог счесть за оскорбление необходимость поселиться в келье новичка, но гнева он не испытывал. Отсутствие ответственности, которую накладывали сильные чувства, подействовало на него умиротворяюще. Он вытянулся на кровати и закрыл глаза, постепенно замедляя дыхание, несмотря на ноющую боль пси-истощения.
Большинство астропатов не испытывали трудностей при засыпании, какими бы тревожными ни были их мысли. После надлежащих мантр и техник погружения в транс можно было достичь любого состояния сознания.
Сон быстро пришел к Каю, но видения не позволили ему отдохнуть.
Глава 3
ОТЛИЧНЫЙ ХОД
РУБ-ЭЛЬ-ХАЛИ[13]
АРЗАШКУН[14]
— Твоя императрица под ударом, — с усмешкой заметил хормейстер.
— Мне это известно, — ответила Сарашина и передвинула на доске фигурку из коралла, добытого в океанском мире Лаэран. — Или ты думаешь, что я впервые играю в регицид?
Немо Зи-Менг улыбнулся и покачал головой.
— Нет, конечно, я так не думаю. Но я не хочу выигрывать, воспользовавшись твоей рассеянностью.
— А ты уверен, что выиграешь?
— Как обычно.
— Только не сегодня, — ответила Сарашина, когда Зи-Менг взял своим рыцарем кастеляна и сбросил его на ковер.
Доска и фигурки, подаренные самим Фениксийцем, были поистине великолепны. Каждая фигура проработана до мельчайших деталей, у каждой свой характер, что неудивительно для примарха, прославившегося своим стремлением к совершенству. Прикосновение к этим изысканным скульптурам было не менее приятным, чем сама игра.
— Я думаю, ты ошибаешься, — возразил Зи-Менг, как только Сарашина передвинула по доске своего дивинитарха.
— Подумай еще, — сказала Сарашина и облокотилась на груду роскошных подушек, во множестве разбросанных по полу в покоях хормейстера. — Ну, видишь?
Зи-Менг наклонился над доской и, оценив расстановку фигур на доске, рассмеялся.
— Невероятно! — воскликнул он и всплеснул изящными и сильными руками скульптора.
На среднем пальце левой руки блеснуло кольцо с резным ониксом. Его переплетенные линии могли означать неизвестные символы, но, скорее всего, просто были затейливым орнаментом. Зи-Менг говорил, что купил кольцо у человека, утверждавшего, будто он прибыл из Четвертого Доминиона, но Сарашина считала, что это всего лишь очередная безвредная похвальба хормейстера. Если бы у него сохранились глаза, он наверняка бы подмигивал, рассказывая эту историю. Но его миндалевидные глазницы были плотно зашиты, а знающие люди понимали, что хормейстер был ослеплен больше ста лет назад, когда подобная практика была нормой.
