Дэн Абнетт - Не ведая страха. Битва за Калт
Мраморная платформа и широкий вход. По ту сторону — громадное просторное каменное пространство, освещенное естественным светом через прорези в крыше. Прохлада. Повсюду эхо приглушенных голосов.
Вентан заходит через широкий вход. Он прямоугольный, вытянутый по горизонтали. Кромка проема над головой имеет тридцать метров в ширину.
Есть и другие посетители, крошечные фигурки посреди огромного пространства. По сторонам громадного зала идут альковы, подиумы, постаменты, стенды. Экспонаты, вероятно. Возле них и собираются посетители. Для чего сооружать такое колоссальное здание, а потом расставлять горстку экспонатов по краям?
— Чем это должно быть? — интересуется Селатон.
— Я не претендую на понимание больших замыслов, — отвечает Вентан.
К ним приближаются новые слуги в ливреях.
— Чем мы можем быть полезны, сэр? — спрашивает один из них.
— Вентан, капитан, Четвертая рота, Первый орден, Тринадцатый, — произносит Вентан. — Я ищу…
Он запомнил имена.
— …сенешалей Арбут, Дариала и Этервина. Или, в сущности, любого старшего муниципального служащего, в круге ведения которого находится порт.
— Они все в здании, — откликается слуга.
К сетчатке его глаз явно напрямую подключена какая-то инфосистема. Вентан видит это по легкой остекленелости, с которой глаза человека расфокусируются, чтобы проверить имена.
— Вы можете их привести? — интересуется Вентан.
— Они весь день на заседании, — отвечает слуга. — Это срочно?
Вентан тщательно подбирает следующее слово. Он ставит на первый план не столько это слово, сколько паузу, которая означает: «Я одет в боевой доспех, вооружен и изо всех сил стараюсь быть вежливым».
— Да, — произносит он.
Слуги торопливо удаляются.
Ультрамарины ждут.
— Сэр, это ведь… — начинает Селатон.
— Да, — отвечает Вентан.
Вентан идет к далекой фигуре, которую они узнали. Она стоит на коленях перед одним из постаментов с экспонатами. На почтительном расстоянии ожидают слуги.
Коленопреклоненная фигура видит Вентана и поднимается на ноги. Шестерни и моторы ее доспеха издают гул. Воин выше и шире Вентана, громада его доспеха мастерски сработана и роскошно отделана золотыми крыльями, львами и орлами. Он опирается на палаш длиной с обычного человека.
— Лорд чемпион, — произносит Вентан, салютуя.
— Капитан Вентан, — отзывается гигант. Он воздерживается от салюта, вручает грозный меч оруженосцу и сжимает руками закованную в сталь кисть Вентана.
Вентану льстит, что его узнала столь благородная личность.
— Почему ты здесь? — спрашивает колосс. — Я полагал, что ты руководишь сборами Эруда.
— Вы хорошо информированы, тетрарх, — отвечает Вентан.
— Информация — это победа, брат мой, — произносит тетрарх и смеется.
Вентан объясняет свое задание, дипломатическую миссию.
Тетрарх слушает. Его зовут Эйкос Лампад. Он находится в чине тетрарха, а также чемпиона примарха. Четыре тетрарха представляют четыре господствующих мира, которые руководят княжествами Ультрамара под властью Макрагге: Сарамант, Конор, Окклюду и Аякс. Княжество Ламиада — Конор, мир-кузница. Тетрархи — четверо князей Ультрамара, они правят Пятьюстами Мирами, находясь в иерархии ниже Жиллимана и выше магистров орденов с планетарными лордами.
— Я знаю сенешалей, — говорит Ламиад. — Я могу представить тебя.
— Я был бы признателен, мой повелитель, — отзывается Вентан. — Это было бы целесообразно.
Половина лица Эйкоса Ламиада, правая его половина, героически красива. Другая — бесшовно вставленный в плоть бледный безликий фарфор, элегантное подобие отсутствующего лица. Левый глаз — механизм с золотым зрачком, который вращается и двигается в орбите, словно старинный оптический прибор.
Ламиад получил ужасную рану при обороне Батора. Визжащие сюрикены разнесли его череп и расчленили тело, однако почтительные адепты Механикум кузницы Конор воссоздали тетрарха из уважения к его службе и хорошему управлению их миром.
Говорят, что без их помощи он бы сейчас обитал в корпусе дредноута.
— Тебе нравится Голофузикон, Вентан? — интересуется могучий чемпион. Его свита сервиторов, оруженосцев, советников и боевых братьев безмолвна и неподвижна. Все они в богатом церемониальном облачении.
— «Нравится», повелитель?
— Ну, ты его оценил?
— Я не задумывался об этом, повелитель.
Ламиад улыбается способной на это половиной лица.
— Я чувствую сдержанность, Рем, — произносит он.
— Вы позволите говорить откровенно? — спрашивает Вентан.
— Говори.
— Повелитель, я бывал на многих мирах, имперских и неимперских. Думаю, что уже потерял счет всем тем вместилищам мудрости, что мне показывали. На каждом мире, у каждой цивилизации есть своя великая библиотека, свое хранилище чудес, свой архив информации, своя коллекция знаний, свой ларец всех тайн. Сколько может быть абсолютных архивов универсального знания?
— Звучит так, как будто ты впал в уныние, Рем.
— Прошу прощения.
— Сохранение культуры важно, Рем.
— Информация — это победа, повелитель.
— Именно так, — говорит Ламиад. — Нам необходимо хранить то, чему мы научились. Также мы очень многое узнали во время Великого крестового похода, получив архивы согласных цивилизаций.
— Я понимаю, что…
Лампад спокойным жестом поднимает руку.
— Я не делаю тебе выговор, Рем. Я понимаю важность тщательного сбора информации, но в то же время устал от чрезмерного почтения, которое проявляют к местам вроде этого. О, так вы говорите, что это очередное хранилище самых потаенных секретов? Прошу вас, скажите мне, какие у вас там могут быть секреты, которых я не узнал в тысяче крипт наподобие этой?
Они смеются.
— Знаешь, что мне здесь нравится, Рем?
— Нет, повелитель. Что?
— Здесь пусто, — говорит Ламиад.
Голофузикон был заказан тридцать лет назад, в ходе развития Нумина. Он моложе, чем они оба, моложе срока их службы. Строительные работы завершились совсем недавно. Кураторы только начали завозить экспонаты и данные для демонстрации и хранения.
— Обычно они такие древние, не правда ли? — замечает Ламиад. — Пыльные гробницы информации, закрытые и охраняемые бесчисленные века; чтобы попасть в них, нужны специальные ключи и ритуалы, да еще вся эта утомительная таинственность. В этом же месте мне нравится его пустота. Его предназначение. Это проект, Рем. Великое начинание, которое смотрит вперед, а не назад. Оно открыто и готово наполниться будущим человечества. Однажды оно станет универсальным музеем и, быть может, встанет в один ряд с библиотеками Терры как одно из величайших хранилищ информации в Империуме. Сейчас же это созданное из камня стремление. Обдуманное заявление о нашем намерении создать крепкую и утонченную культуру, поддерживать ее, вести ее летопись, изучать ее.
— Это музей будущего, — произносит Вентан.
— Неплохо сказано. Так и есть. Музей будущего. На данный момент это именно он.
— Вы поэтому сюда пришли? — спрашивает Вентан.
Ламиад указывает на экспонат, который он осматривал, когда пришел Вентан. В стерильном суспензорном поле находится стабилизированный лоскут поврежденного огнем знамени. Тепло тела активирует гололитическое табло, показывающее изначальные детали.
Это часть штандарта, который Ламиад нес на Баторе. Этот экспонат, один из тщательно отобранных нескольких первых сотен, чествует его и его достижение, увековечивая ту великую битву.
— У меня запланированы служебные поездки, которые уведут меня от Ультрамара самое меньшее на десять лет, — произносит Ламиад. — Я почувствовал, что должен прийти и взглянуть на это перед отправлением. Увидеть собственными глазами.
Он смотрит на Вентана.
— Ну, живым глазом и тем, что для меня сделали Механикум.
Какое-то время они беседуют о сборах и о грядущей кампании. Никто не упоминает о Семнадцатом.
— Говорят, что скоро Калт назовут старшим миром, — произносит затем Ламиад. — Он быстро развивается, а его сильные стороны очевидны. Верфи. Производство. Его статус повысят, и он будет управлять собственным владением.
— Меня это не удивит, — отвечает Вентан.
— Также у него будет собственный тетрарх, — продолжает Ламиад. — Будучи старшим миром, он будет обязан назначить военного губернатора, а также предоставить примарху чемпиона и его почетную гвардию.
— Разумеется.
— Ходят разговоры об Эфоне. Эфоне из Девятнадцатой. Как о возможном кандидате на этот пост.
— Эфон — хороший кандидат, — соглашается Вентан.
— Рассматриваются и другие кандидатуры. Как мне сказал наш возлюбленный примарх, выбор тетрарха — это своего рода искусство.
