Мэри Стюарт - Кристальный грот
Ральф указал на огромную, мысом выдававшуюся в море скалу слева от нас.
— Тропа вон там, наверху. Скажи королю идти следом за мной и не отставать. В такую ночь достаточно чуть оступиться, и на помощь позвать не успеешь, как отливом унесет аж к самым западным звездам.
С топотом рядом со мной спустился по склону серый жеребец, и король выпрыгнул из седла. До меня донесся его смех, все тот же резкий, ликующий звук. Даже не жди его в конце этой ночной поездки никакая награда, он все равно смеялся бы так же. Опасность была для Утера то же, что вино или сон.
К нам подъехали и спешились оба наших спутника, и Кадаль принял поводья. Утер встал у моего плеча, глядя на яростно набегавшие потоки воды.
— Теперь нам придется плыть?
— Видит бог, может, и до этого дело дойдет. Мне кажется, волны достают до самой стены замка.
Он стоял совершенно неподвижно, не обращая внимания на удары ветра и дождя, подняв голову и глядя вверх, на скалистый мыс. Там, высоко на фоне штормового неба, горел огонь.
Я тронул его за руку.
— Послушай. Пока все идет так, как мы ждали. Там есть привратник, Феликс, и двое вооруженных часовых в караульной. Света будет очень мало. Как войти, ты знаешь. Когда мы войдем, будет вполне достаточно, если ты невнятно поблагодаришь Феликса и быстро поднимешься по лестнице. Марсия, та старуха, встретит тебя у дверей покоев Игрейны и проведет внутрь. В остальном можешь положиться на нас. Если возникнут какие-то сложности, то против них троих будет трое нас, а в такую ночь никто ничего не услышит. Я приду за час до рассвета и пошлю за тобой Марсию. Пока нам больше не удастся поговорить. Следуй за Ральфом, не отставая — тропа очень опасна. У него для тебя перстень, и он знает пароль. А теперь иди.
Он повернулся, не сказав ни единого слова, и зашагал по омываемой волнами гальке туда, где его ждал мальчик. Кадаль оказался рядом со мной, он держал, зажав в кулаке, поводья четырех коней. По лицу его, как и по моему собственному, стекали струйки дождя, плащ вздымался, окутывая его, словно грозовое облако. Я сказал:
— Ты слышал. За час до рассвета.
Он тоже смотрел на вершину скалы, где высоко над нами вздымался замок. Когда на мгновение в тучах появился разрыв, я успел заметить в неверном свете стены замка, как бы выраставшие из скалы. Под ними круто, почти отвесно уходили вниз скалистые обрывы, опускавшиеся к самим грохочущим волнам. Между мысом и материком, соединяя замок со скалой на большой земле, пролегал естественный скальный мостик, его отвесную стену море отполировало, как лезвие меча. От того участка берега, где стояли мы, не было другого пути, кроме как по лощине; отсюда нельзя было подняться ни к крепости на материке, ни на скальную перемычку, ни на скалу с замком. Неудивительно, что здесь не ставили часовых. А тропу к тайному входу всего лишь один человек мог защищать против целой армии.
Кадаль заговорил:
— Я поставлю коней вон туда, под нависшую скалу, там хоть какое-то укрытие. И ради меня, если не ради этого томящегося от любви господина, постарайся не опоздать. Если они там наверху только заподозрят, что здесь что-то неладно, мы окажемся заперты, как крысы в крысоловке. Ты ведь понимаешь, что они могут закупорить эту проклятую маленькую лощинку так же шустро, как и перегородить перемычку? И выбраться отсюда можно будет только вплавь, а мне об этом и думать даже не хочется.
— Мне тоже. Успокойся, Кадаль, я знаю, что делаю.
— Я верю тебе. Сегодня ночью ты какой-то такой… То, как ты обращался только что к королю, не выбирая слов и короче, чем говорил бы со слугой. И он ничего не сказал, ни слова, просто делал, как ему было велено. Да, я вижу, ты и правда знаешь, что делаешь. И это к добру, господин мой Мерлин, ибо будь это не так, получилось бы, что ты подвергаешь опасности жизнь короля Британии ради одной ночи страсти?
Я сделал то, чего никогда не делал до того и редко после. Я протянул руку и положил ее поверх руки Кадаля, на кулак, в котором были зажаты поводья. Кони уже успокоились и стояли мокрые и несчастные, они опустили головы и жались друг к другу на ветру. Я сказал:
— Если Утер сегодня ночью войдет туда и возляжет с ней, то в глазах бога, Кадаль, все остальное будет иметь значения не больше, чем капля морской пены вон там на берегу, пусть даже его убьют потом прямо в постели. Я уверяю тебя, в результате того, что свершится этой ночью, появится король, чье имя станет щитом и опорой людям до тех пор, пока эта прекрасная земля, от моря до моря, не погрузится в морскую глубь, на которую опирается, и люди не покинут землю, чтобы жить среди звезд. Ты думаешь, Утер — король, Кадаль? Он всего лишь регент короля, явившийся до и ради того, который явится после, короля на все времена. А сегодня он и того меньше — он орудие, а она сосуд, а я… я дух, слово, я сущность, сотканная из воздуха и тьмы, и делать или не делать что-либо не более в моей воле, чем сотворить нечто по своей воле тростинке, клонимой на посланном богом ветру. И ты, и я, Кадаль, мы оба беспомощны, как мертвые листья на поверхности вод этого залива. — Я убрал свою ладонь с его руки. — За час до рассвета.
— До встречи, милорд.
Я оставил его и вместе с шедшим следом Ульфином двинулся за Ральфом и королем по гальке к подножию черного утеса.
7
Не думаю, что теперь, даже при свете дня, смог бы я снова найти ту тропу без проводника, не говоря уж о том, чтобы самому пройти по ней. Первым шел Ральф, за ним, положив ему на плечо руку, двигался король, я, в свою очередь, держался за складку утеровой накидки, а Ульфин — за мою. Слава Богу, когда мы приблизились вплотную к скале, на которой стоял замок, она защитила нас от ветра; иначе, без этого укрытия, подняться было бы совершенно невозможно, нас сдуло бы со скалы, как перышки. Но от моря нас не защищало ничто. Волны, должно быть, вздымались на высоту сорока футов, а самые большие, огромные валы, с ревом громоздились перед нами, как башни, и обдавали солью в добрых шестидесяти футах над берегом.
В одном лишь дикое кипение моря шло нам на пользу — его белизна вновь отражала вверх тот тусклый свет, что сочился с неба. Наконец мы увидели над своими головами основание замковых стен там, где они врастали в скалу. Даже в сухую погоду на стены было бы невозможно взобраться, а в ту ночь влага бежала по ним ручьями. Я не видел никакой двери, ничто не нарушало ровной поверхности мокрых, сложенных из сланцевых плит стен. Ральф не замедлил шаг, он вел нас все дальше вдоль стен к смотревшему на море выступу скалы.
Здесь он на мгновение задержался и поднял руку в жесте, означавшем «Внимание!» Он осторожно обошел выступ и скрылся с глаз. Я почувствовал, как Утер пошатнулся, когда достиг поворота и принял на себя удар ветра. Он на мгновение задержался, а потом двинулся дальше, плотно прижимаясь к поверхности скалы. За ним последовали и мы с Ульфином. Несколько ужасных шагов мы буквально проталкивались против ветра, уткнувшись лицами в сочившуюся влагой, скользкую скалу, затем нас укрыл выступ контрфорса, и вдруг, спотыкаясь, мы вышли на предательски неровный, усеянный толстым слоем водорослей склон, и там, наконец, увидели глубоко запрятанный в скалу под стеной замка и укрытый от взоров с крепостных стен навесом тайный вход в Тинтагел.
Я увидел, что перед тем, как вести нас под скалу, Ральф посмотрел куда-то вверх. Часовых там не было. Зачем ставить людей на обращенные к морю укрепления? Затем он, достав кинжал, негромко и часто застучал рукоятью в дверь, стук был условный, но мы, даже стоя рядом, едва различали его в шуме бури.
Привратник, должно быть, ждал тут же, у входа. Дверца открылась без промедления. Она бесшумно отворилась примерно на три дюйма, затем остановилась, и до меня донесся звон удерживавшей дверь цепи. В проем просунулась рука с факелом. Стоявший рядом со мной Утер надвинул капюшон пониже, я шагнул мимо него и встал рядом с Ральфом, закутавшись в накидку до самого рта и ежась под частыми порывами ветра и дождя.
Под факелом появилось лицо привратника, вернее половина лица. Глаз вперился в темноту. Ральф, стоявший впереди на свету, поторопил:
— Побыстрее, если можно. Паломник. Я вернулся, со мной герцог.
Факел чуть приподнялся. Я заметил, как блеснул на пальце Утера крупный изумруд, и коротко бросил голосом Бритаэля:
— Открывай, Феликс, и ради бога, поживее. Герцог этим утром упал с коня, и у него намокает повязка. Нас здесь всего четверо. Поторопись.
Цепь отомкнули, и дверца широко распахнулась. Ральф оперся на нее рукой так, чтобы, придерживая ее для своего господина, оказаться в дверном проходе между Феликсом и Утером, когда король будет входить.
Утер твердой походкой прошел внутрь мимо согнувшегося в поклоне человека, как собака, стряхнул с себя влагу и издал какой-то едва слышный звук в ответ на приветствие привратника. Затем, коротко взмахнув рукой, на которой снова блеснул изумруд, повернулся прямо к ведущим наверх справа от нас ступеням и стал быстро подниматься по ним.