Железная скорлупа - Игнатушин Алексей
– Вот, в помощь семье. Да не реви. Я твой господин, гордись оказанной честью.
Девушка надрывно рыдала. Юноша пожал плечами, пинком сорвал дверь с петель и полной грудью вдохнул сладкий весенний воздух:
– Хорошо!
Солнце теплыми лучами гладило по щекам, Гингалин довольно жмурился, наслаждаясь легкостью и силой. Прыжком взлетел в седло, в лицо ударил ветер, приятный холодок остужал пожар в груди.
Облака плыли по синему небу, сливаясь в кудрявые пары, кружились в медленном танце. От распирающего восторга Гингалин привстал в седле, захохотал.
До свадьбы оставалась неделя.
Глава десятая
Все в замке пребывали в хлопотах.
Носились прачки, разнося аромат свежего белья. Поломойки и горничные скоблили залы, разливая по полу реки мыльной воды. Стучали молотки, вжикали пилы, вкусно пахло свежим деревом.
Во дворе резали птицу, забивали быков и свиней, а на кухне сбивались с ног, целые рощи дров шли на поддержание огня в печах. В саду повязывали на ветки цветные ленты, а залы украшали цветами.
Вереницы знатных гостей стекались в замок всю неделю. В замке стало не протолкнуться от пришлых слуг, челяди, гомон звучал днем и ночью.
Гингалин забрел в отдаленный тупик с зарешеченным окном, на стенах тускло поблескивали мечи, топоры, умбоны щитов. От стен гулко отражались его беспокойные шаги.
Гингалин снял со стены огромный топор, вгляделся в шероховатую рукоять, темную от времени, рассек воздух пробными махами.
Затем вернул топор на стену, пальцем с преувеличенным любопытством поковырялся в кладке каменной стены. Подошел к окну и завороженно уставился на бурлящий двор.
Прикусил указательный палец, задумался. Резким выдохом колыхнув стоячий воздух, помял левую сторону груди и, резко повернувшись, стал гулко печать шаг по коридору.
Пустая каменная вена влилась в полноводную артерию: Гингалин, милостивыми кивками приветствуя челядь, рыцарей, знатных гостей, продирался сквозь людское месиво, словно рыба сквозь мелкоячеистую сеть.
«Да провалитесь вы все!»
Волна раздражения спадала, но накатывала новая, заставляя его нервно метаться по замку.
Юноша решил заглянуть в конюшню, проведать белоснежного любимца. Конюхи при появлении жениха удалились.
Гингалин на прощанье взъерошил белую гриву, и конь брезгливо фыркнул от поцелуя в нос. Юноша, коротко хохотнув, вышел во двор.
– Пошевеливайтесь, лентяи, чтоб двор блестел! – кричал конюх сердито на двух мальчишек.
Подростки покорно кивнули и зашаркали по грязной земле метлами.
– Чего мести? – бурчал один подросток недовольно. – Все равно скоро опять заляпают дерьмом.
Второй молча очищал двор.
Гингалин с любопытством наблюдал за ними, прислонившись к стене конюшни.
– А катись оно!.. – вдруг крикнул первый паренек, отбрасывая метлу. – Все равно нагадят.
Прекратив шаркать метлой, второй подросток спросил:
– И что, не убирать?
– Пусть дураки убирают, я лучше посижу в сторонке, а перед вечерней проверкой все и сделаю, так проще! – объяснил напарник. Второй подросток, пожав плечами, продолжил подметать двор.
– Дурак! – сказал первый. – Ну и корячься!
– Убирать надо, – ответил второй уборщик назидательно, упрямо поджав бледные губы.
Сердце юноши мощно забилось, удары принесли тупую боль, в голову ударила злая волна.
– А ну, пошли отсюда, мелкие сволочи! – заорал он так, что все на него обернулись.
Подростки испарились, а Гингалин злобно оглядел замерших слуг, и двор мигом загудел, как шмелиный рой. Юноше стало стыдно, и он кинулся в замок, расталкивая встречных.
Вид дверей в покои успокоил, будто моряка – берег. Гингалин поспешно распахнул резные створки, обежал, захлопнул их за собой, затем прислонился к твердому дереву…
От тонкого аромата сердце екнуло. Отлепился от двери, и Хелия смущенно опустила голову под его строгим взглядом. Гингалин скучающим взглядом оглядел комнату, заваленную шелками, золотом, драгоценной мебелью, подойдя к кровати с балдахином, присел на краешек чуть в сторонке от фрейлины.
– Добрый день, леди, – сказал церемонно.
– День добрый, сэр Гингалин, – тихо ответила Хелия.
«Что на этот раз?» – подумал с вялым любопытством.
Хелия молчала, в комнату через приоткрытое окно врывалась разноголосица толпы во дворе, изредка – птичий щебет. Гингалин молча пялился на стену. Фрейлина бросала на него робкие взгляды, пугливо отворачивалась.
«Долго будем молчать?»
– Какая вокруг суматоха, леди, – пожаловался вслух.
– И не говорите, сэр, – оживилась девушка, но тотчас умолкла.
Гингалин разглядывал узор ковра, ковырял ворс носком сапога. Хелия, сцепив пальцы в замок, смотрела куда-то в пространство.
– Шум утомляет, – буркнул Гингалин. – Гомонят день и ночь.
– Да, сэр, очень утомительно, – кивнула фрейлина.
– Немного осталось, – выдохнул Гингалин. – Три дня.
Фрейлина омрачилась.
– Да, – прошептала она грустно, – три дня.
Гингалин встал, Хелия настороженно смотрела, как он нервно расхаживает по комнате. Наконец юноша приблизился к ней, и у фрейлины сладко заныло сердце.
– Леди, зачем вы пришли? – спросил он устало.
Хелия подняла на него взгляд, затем отвернулась.
– Королева чересчур занята знатными гостями, – сказала тихо. – Ей не до меня.
– Но почему вы пришли ко мне, разве не интереснее поболтать с другими фрейлинами?
Хелия досадливо дернула плечиком, наморщила носик.
– Эти болтушки только о свадьбе и говорят, хвастаются нарядами, – сказала сердито. – Надоело слушать.
«Ну, дождь пойдет, – усмехнулся он мысленно. – Женщину утомили разговоры о нарядах и свадьбе, как же!»
Гиацинтовые глаза отражали внутреннюю борьбу, Хелия мучилась сомнениями, зубками смяла нижнюю губу до бела.
– Сэр Гингалин, – начала робко, – вы уверены, что хотите женитьбы?
– Что за вопрос? – пробормотал он, отворачиваясь.
Хелия, мягко шелестя зеленым платьем, встала.
– Это важно, – сказала она.
– Кому? – спросил он тоскливо.
Пауза.
– Мне.
– Вам-то зачем? – Он начал раздражаться.
– Поверьте, очень важно.
Гингалин страшился повернуться к ней лицом. Упрямо разглядывал гобелены на стене. Хелия задела уязвимое место: ближе к свадьбе его охватили тягостные раздумья и сомнения. Идея стать королем поблекла, потеряла привлекательность. Все чаще он вспоминал Педивера.
«Он был добрым, доблестным, истреблял нечисть, пока люди от него не отвернулись, пока не рухнула вера во все святое, как у меня. Неужели и я стану таким же чудовищем, ублюдком?»
Вспомнилось лицо обесчещенной вилланки, и он застонал. Хелия тут же коснулась его затылка теплыми губами, обняла и, дрожа, прижалась к спине.
– Что с вами?
Гингалин вздрогнул, нахлынуло сильное чувство, светлое, но хрупкое, будто росток прекрасного и чистого цветка.
«Нет, я не стану вторым Педивером, – подумал зло. – Больше никаких выходок, буду хорошим правителем».
Но перспектива просидеть на троне остаток жизни удручала, душа звала к странствиям, подвигам.
«Вернуться к рыцарям, – подумал тяжело. – В общество, созданное детоубийцей? Общество, основанное на лживых принципах и идеалах?»
– Вы дрожите, – прошептала Хелия. – Что вас гложет?
«Но кто сказал, что эти принципы, эти идеалы ложные?» – усомнился юноша.
Гингалин вспомнил, как приятно ему было жить в соответствии с упомянутыми идеалами, почти так же приятно, как вкушать изысканную пищу или издеваться над беззащиными, только удовольствие он тогда получал куда более благородное.
«Оттого что Артур подонок, идеалы рыцарства не перестают быть прекрасными, они находят отклик в душе, зовут к достойной жизни».
– Мой милый рыцарь, – прошептала Хелия. – Сколько нам выпало вместе испытать…
«Не перестают быть прекрасными, – подумал он насмешливо. – Но кто по ним живет? И какая участь ожидает благородных рыцарей в старости: больных, обездоленных, потрепанных в схватках за добро, за людей, не способных оценить благородство? К черту, я не хочу подыхать в нищете! Пора почивать на лаврах».
