Сергей Шведов - Старец Горы
– В Дамаске и без того напряженное положение с продовольствием, – попробовал отговорить Мавлуда эмир. – Если в городе начнется голод, то нам с тобой несдобровать.
– Нам нужно переждать, почтенный Тугтекин, – спокойно отозвался атабек. – Два или три месяца. Франки разойдутся по домам, и вот тогда мы совершим стремительный бросок на Иерусалим.
– А кто мешал нам взять Иерусалим месяц тому назад? – просипел севшим от напряжения голосом Тугтекин.
– Я ждал, когда проясниться ситуация, – спокойно отозвался Мавлуд. – Теперь расстановка сил нам ясна. И остается только нанести решающий удар в нужное время и в нужном месте.
Эмиру не оставалось ничего другого, как покинуть шатер великого стратега, дабы отдать необходимые распоряжения. А ведь покойный Ридван предупреждал почтенного Тугтекина, об опасности союза с султаном Мухаммадом и его атабеком. Сломить эмиров, заставив их безропотно принять власть Багдада, – вот истинная цель этого похода. К сожалению, Тугтекина душила ненависть к крестоносцам, и он пропустил мимо ушей совет мудрого человека. А ведь была у эмира Дамаска возможность, заключить союз не только с Ридваном Халебским, но и с шейхом Гассаном. Бузург-Умид, правая рука Старца Горы, даже предлагал Тугтекин вернуть часть захваченной территории и одну крепость в обмен на вечную дружбу. Но эмир Дамаска решил, что для него пробил час мести, поддавшись на льстивые заверения посланцев атабека Мавлуда. И вот пришла расплата. Впустить в Дамаск воинов султана Мухаммада легко, а вот выгнать их из города Тугтекину будет уже не под силу. Кто может помешать Мавлуду, имеющему под рукой десятки тысяч опытных бойцов, устранить своего союзника и прибрать к рукам осиротевший Дамасский эмират? Это каким же надо быть глупцом, чтобы добровольно отдать жемчужину Востока в руки коварного чужака, прикинувшегося другом!
Как и предполагал Тугтекин волнения в Дамаске начались почти сразу же после того, как туда вошла победоносная армия атабека. И хотя Мавлуд отдавал один грозный приказ за другим насилия и грабежи в городе не прекращались. Эмир буквально умолял атабека вывести из Дамаска хотя бы нищих туркменов, плохо понимающих, где свое, а где чужое, но надменный полководец ухом не повел на просьбы Тугтекина. Да что там город, коли эмир даже в цитадели не чувствовал себя хозяином. Мавлуд не просто занял городскую крепость, он взял под свой контроль все хранилища с продовольствием, что было уже ничем не оправданным самоуправством. Счастье еще, что эмиру удалось сохранить за собой дворец, иначе ему пришлось бы ночевать на улице. Дошло до того, что возроптали терпеливые нукеры Тугтекина, не покидавшие своего владыку в час самых жестоких испытаний. Эмир очень хорошо понимал своих людей, а потому не взыскивал с них за нерадивость. Уж если сам владыка так опростоволосился, то он не вправе взывать к разуму и терпению своих людей.
Появление в Дамаске Бузург-Умида Тугтекин воспринял поначалу настороженно. Тем более что бывший федави отнюдь не спешил являться на глаза эмиру, а прятался у своих тайных пособников. Однако даис дал понять Тугтекину через верных людей, что готов встретиться с ним для разрешения многих трудных вопросов. Эмир колебался, отлично понимая степень риска. Мавлуд никогда не простил бы ему шашней с исмаилитами. А средств, чтобы расправиться с завилявшим на ровном месте союзником у атабека хватало с избытком. И, тем не менее, встреча состоялась. Обе стороны приняли все возможные меры предосторожности, дабы не оказаться жертвами чужой хитрости. В результате разговаривать им пришлось едва ли не в хлеву, что для особ столь высокого ранга было в новинку.
– Ты уже почти потерял свой город, почтенный Тугтекин, – сочувственно вздохнул Бузург-Умид. – Воистину коварству султана Мухаммада нет предела.
– У тебя неверные сведения, даис, – поморщился эмир. – Через месяц атабек покинет Дамаск.
– Возможно, – не стал спорить исмаилит. – Вот только продовольствия в городе осталось всего на неделю. Обыватели не вынесут вида голодных детей. В Дамаске начнутся волнения. Тебя эмир обвинят в измене и, скорее всего, казнят, как врага султана и мусульманской веры.
– Вере я не изменял! – гордо вскинул голову Тугтекин.
– Однако в твоем городе полно шиитов, и живут они здесь вполне сносно. В Багдаде и раньше выражали недовольство твоим вольнодумством, но теперь у халифа и султана появилась возможность спросить с тебя за дружбу с Каиром. И они это сделают руками атабека Мавлуда.
– А какое тебе дело до моих бед, даис? – набычился Тугтекин.
– Ты никогда не дружил с исмаилитами, эмир, но именно мы готовы поддержать тебя в трудную минуту.
– С чего бы такая доброта?
– Нам не нужен в Дамаске правитель, посаженный багдадским султаном. Как видишь, я с тобой откровенен. Ты никогда не будешь лазиком исмаилитов, почтенный Тугтекин, и мы отдаем себе в этом отчет. Но как человек разумный, ты поймешь, в чем твоя выгода.
– И в чем же она?
– Мавлуд должен умереть, – спокойно отозвался Бузург-Умид. – Его смерть многое может изменить в твоей судьбе.
– Я не стану убивать гостя, – отозвался дрогнувшим голосом эмир.
– Никто от тебя этого не требует, почтенный Тугтекин, – успокоил его даис. – Просто ты закроешь глаза на некоторые обстоятельства и укажешь нам самый короткий путь к цели.
– Хорошо, – холодно бросил эмир. – Я сведу тебя с нужными людьми.
Атабек Мавлуд был человеком осторожным не только на войне, но и в мирной жизни. Впрочем, обстановка в Дамаске накалилась уже до такой степени, что спокойной ее назвать рискнул бы только самый отчаянный оптимист. Но Мавлуд почти не выходил в город, предпочитая проводить время за стенами цитадели, которую охраняли его гвардейцы. Атабек не доверял не только жителям Дамаска, но и своему союзнику Тугтекину. Даже в мечеть Омейядов он ходил в окружении свиты из беков и десятка телохранителей, закованных в железо. В случае малейшей угрозы эти верные псы Мавлуда готовы были стеной встать на защиту своего хозяина. Тугтекин знал, что федави уже в городе, но он не имел ни малейшего понятия, каким образом убийце удастся прорваться сквозь железные заслоны и нанести атабеку смертельный удар. Сам Тугтекин шел в мечеть лишь с двумя телохранителями, полагаясь во всем на волю Аллаха. Он был почти уверен, что атабек будет убит сегодня и боялся упустить момент, когда последует жестокая расплата за все оскорбления и унижения, которые нанесли ему надменные багдадцы. И все-таки он упустил решающий момент. Его внимание отвлекли две шавки, невесть как попавшие в этот тщательно охраняемый квартал и напавшие на облаченного в лохмотья дервиша. Убийца скользнул вниз по веревке, когда атабек остановился на мгновение перед входом в мечеть. Буквально через мгновение федави был на куски изрублен телохранителями, но за время, отпущенное ему Аллахом и нерадивыми нукерами Мавлуда, он все-таки успел нанести удар. Кинжал вошел в левую глазницу атабека, не оставив тому ни малейшего шанса на жизнь. Мавлуд стоял в жуткой неподвижности так долго, что у Тугтекина екнуло сердце, и лишь потом рухнул под ноги своим телохранителям, взмахнув на прощание правой рукой.
Руслан приезжал в Дай-эль-Кебир далеко не в первый раз, но сегодняшний визит вполне мог стать поворотным в его судьбе, а мог оказаться и последним в жизни. До даиса Палестины дошли слухи, что почтенный Андроник встречался с шейхом Гассаном и сумел-таки посеять в его сердце семена сомнения. Руслан не знал, в чем заключалась суть навета даиса Сирии на своего соратника, но сделал все от него зависящее, чтобы встретить приговор Старца Горы во всеоружии. По случаю скверной погоды шейх не рискнул отправиться в сад, а принял провинившегося даиса в небольшой комнате с камином, в котором весело потрескивали дрова. Зимы и на побережье Сирии бывали холодными, а здесь, в горах, случалось, выпадал снег. Впрочем, холод не помешал шейху проделать трудный путь из своего непреступного убежища в Персии в столь же неприступную крепость Дай-эль-Кебир. Никто, кроме самых преданных телохранителей, не знал тайных троп, которыми пользовался Гассан ибн Сулейман, а потому каждое его появление в Сирии становилось неожиданностью даже для его ближайших помощников. Руслан никогда не видел шейха ни стоящим, ни сидящим. Старец Горы всегда возлежал на подушках, с видом расслабленным и даже томным, словно тяготился этой жизнью, недостойной его просвещенного ума. Гассан заговорил первым, а Руслану ничего другого не оставалось, как только вслушиваться в тихую речь.
– Ты обманул нас, даис Палестины, скрыв сведения о человеке очень важном для нас. Я имею в виду твоего брата, Венцелина фон Рюстова. Ведь он действительно твой брат, Уруслан?
– У нас общий отец и разные матери, – спокойно отозвался Руслан. – И судьбы у нас тоже разные. Венцелин служит Перуну, а я тебе, шейх Гассан.
