Белая Кость (СИ) - Эль Кебади Такаббир Такаббир
— Недавно избрали нового короля. Его зовут Рэн. Запомни это имя.
— Запомню, ваша милость.
— Я приехал наказать убийц сборщиков подаяний.
Старик уронил руки на колени, сгорбился:
— Вон оно чё…
— Рассказывай, что у вас произошло. Только не вздумай мне лгать.
Староста не издавал ни звука.
— Будешь играть в молчанку, прикажу крестьян облить водой и держать на морозе, пока они не превратятся в сосульки.
— Побирушки пришли поздно вечером, попросились на ночлег, — зазвучал бесцветный голос. — Остановились в холостяцком углу. Тех, кому не хватило места, бабы разобрали по избам. Те, что в углу, напились. Полезли хозяйке под юбку. Она огрызнулась. Они её с мужем закрыли в погребе и давай на ихних детях жениться. Ладно бы только девок тронули, они и сыновей за гуртом.
Киаран передёрнул плечами:
— Мальчиков?
— Одному двенадцать, второму семь. Бабы услыхали крики и за топоры. А побирушки подпёрли входную дверь табуретом и стали бабам угрожать, что детей порешат. — Староста покачал головой. — Тут такое творилось… Два дня воевали.
Киаран мазнул ладонью по губам:
— Что стало с детьми?
— Все в сарае. Снег сойдёт — похороним. С ними ихняя мамка. Она выла неделю, потом там же, в сарае, повесилась.
— Куда дели трупы сборщиков?
— Волкам скормили. Не пропадать же добру.
— Где обоз с подаяниями?
Староста взмахнул куцыми ресницами:
— Не было никакого обоза. Может, разбойники забрали?
Киаран стиснул кулак:
— Видишь это, старик? Видишь?! Не лги мне!
— Мошна была — обоза не было!
— Мошна? И где она?
Староста взобрался на чердак. Вернулся, кряхтя и сгибаясь под тяжестью сумы из выдубленной кожи. Со звонким стуком поставил её возле стола.
Развязав ремни, Киаран заглянул внутрь. Сума доверху набита медными монетами.
— Почему сразу о деньгах не сказал?
— Так вы не спрашивали.
— Сколько монет присвоил?
Староста крякнул возмущённо:
— Нисколько! Это же подаяние на храм! Крестьянским потом омытое. Такое красть — великий грех! Я хотел по весне в монастырь отнести.
Киаран затянул ремень, приподнял суму. Тяжёлая…
— Зря вы убили божьих людей.
— Ну да, — покачал головой староста. — Они божьи люди, а мы черви навозные.
— Я должен наказать виновных в убийстве.
— Знамо дело, должны. — Глядя на охранный жетон Киарана, старик почесал за ухом. — А сказать королю, что их порешили разбойники, никак нельзя?
— Нельзя. Солдат сообщил Святейшему отцу, что сборщиков убили твои крестьяне.
— Паскуда, — прошипел староста. — А я его похлёбкой потчевал.
— Откуда он взялся?
— Не знаю. Пришёл, и всё. Теперь мне думается, он за сборщиками тайно следил.
— Выдай зачинщиц, и покончим с этим.
Староста подошёл к окну, посмотрел в щель между ставнями. Обернулся с решительным видом:
— Накажите меня, ваша милость.
— В чём ты виноват?
— Сжалился над побирушками, не уследил, не помешал. Тут только моя вина и больше ничья.
Киарану было всё равно, кого вешать. Но Рэн как-то выступил против насилия над женщинами и детьми. А вдруг отчёт о казни баб вновь пробудит в нём покровителя слабых и беззащитных?
— Молись, старик, — сказал Киаран и, подхватив мошну, вышел из дома.
Под вой крестьянок Выродки перекинули верёвку через перекладину, к которой был прикреплён колокол. Приговаривая: «Господь с вами, бабоньки. Господь с вами», староста забрался на табурет и щурясь уставился в белое небо. Наёмник накинул ему на шею петлю и упёрся сапогом в сиденье.
Киаран сел на коня, посмотрел на посиневших от холода баб и детей. Сейчас он лишит их последней защиты, хотя из старосты защитник никудышный. Он не ограждал их от бед, просто поддерживал как умел. И сегодня они бежали к нему, хотя знали, что старец не спасёт их. Теперь им не к кому бежать.
Собственные мысли не нравились Киарану. Он потряс головой, пытаясь от них избавиться. И прокричал:
— За убийство сборщиков подаяний приговариваю старосту деревни к смертной казни. — Вскинул руку… и опустил. — Отставить! Заменяю смертную казнь поркой. Сто плетей.
— Нет уж, лучше повесьте! — возопил староста. — Умру не мучаясь.
Выродки стянули его с табурета, сдёрнули кафтан и рубаху и толкнули на землю.
Он поднялся на четвереньки. Пошатываясь встал на колени и сложил перед собой ладони:
— Господи, дай мне сил принять наказание с достоинством. Лиши меня слёз и голоса. Одари меня стойкостью. Господи, дай мне сил…
Киаран недовольно покряхтел. Кивнул наёмнику, занёсшему над стариком хлыст:
— Пятьдесят ударов.
Сплетённая из ремней плётка взрезала дряблую старческую кожу. Брызги крови окропили снег. Старик стиснул зубы и сцепил пальцы в замок.
— Отставить! — крикнул Киаран. Посмотрел на голосящих крестьянок. Позади них увидел шестерых мужиков и наклонился к командиру сотни. — Это батраки из холостяцкого угла?
— Да, милорд.
— Давай их сюда.
Выродки схватили мужиков за вороты рваных курток и волоком притащили к Киарану.
— Откуда вы здесь? — спросил он.
— Приблудились. Решили перезимовать. Хозяин берёт за постой по-божески, — ответили наймиты вразнобой.
— Видели, как сборщики подаяний насиловали девок?
Батраки переглянулись:
— Видели, ваша милость.
— А как мальчиков насиловали, видели?
— Видели.
— Чем в это время вы занимались?
— Ничем, ваша милость. Спать легли.
— Почему не остановили насильников?
— Это не наше дело, милорд. Мы не здешние.
Киаран потёр подбородок:
— Где вы были, когда бабы с топорами на насильников накинулись?
— В чулане сидели.
— Из-за вас началась резня, а вы в чулан залезли?
Человек с копной огненно-рыжих волос выпучил глаза:
— Чего это из-за нас? Мы платим за угол исправно, на пол не плюём, посуду не бьём, вшей за столом не давим, нужду справляем в отведённом месте. А всё остальное нас не касается.
— Снести им головы, — приказал Киаран и движением бёдер послал коня вперёд.
За спиной прозвучало:
— За что, ваша мило… — И говоривший захлебнулся словами.
Крестьянки кинулись к старосте. Рыдая и смеясь одновременно, облепили его как тля виноградную лозу. Дети обхватили ноги матерей, зарылись лицами в юбки.
— Будя вам, бабоньки, будя, — бормотал старик растроганно.
Киаран не оглядывался. Правильно он поступил или нет?.. Наверное, правильно, раз на душе стало светло.
Отряд тронулся в обратный путь. Кони бодро шли по тропам, которые сами же протоптали. В местах прошлых ночёвок лежал неиспользованный хворост. Крестьяне в деревнях осмелели: уже не разбегались кто куда, а выглядывали из-за плетней и сараев. Киаран не знал, что придало людям храбрости, и подозревал, что стоит ещё пару раз проехать по этим селениям, и люди начнут с ним здороваться, как со старым знакомым.
Через несколько дней всадники свернули с проторённой дороги — она вела в Ночной замок — и двинулись по направлению к столице. Жеребцы трусили по целине, вздымая копытами клубы снега. Тяжелее всего было пробираться через лес. Разведчики тщательно осматривали местность. Отряд следовал за ними со скоростью мула, огибая занесённые вьюгой овраги, болота и буреломы.
Когда до столицы оставалось около двадцати лиг, а это почти три дня пути по бездорожью, наконец-то появился тракт. Кони, истосковавшиеся по скачке, понеслись во весь опор. Пространство вокруг содрогалось от мощного храпа. Казалось, гудела и тряслась сама земля. И тут, как назло, Киаран заметил столб дыма. Его источник скрывала гряда холмов, поросших молодыми елями.
— Чей это феод? — крикнул он, осадив коня.
Командир отряда зубами стянул с руки перчатку, вытащил карту из притороченной к седлу сумки, провёл по рисунку пальцем:
— За холмами королевский домен. Похоже, горит Калико.
Калико — город купцов — по праву считался самым богатым населённым пунктом в Шамидане. С церковного языка название переводилось: «золотая рыбка».
