Сергей Шведов - Грозный эмир
– Почему?
– Потому что атабек с недавних пор не видит разницы между турком и курдом. Он привечает даже франков, готовых ему служить. А халиф хлопочет только об арабах, забыв, что все правоверные равны перед Аллахом.
– Ты рассуждаешь почти как ассасин, – покачал головой Эркюль.
– Я был знаком с Гассаном ибн Сулейманом, – кивнул Селевк. – Я даже провел год в доме знаний в Каире, но не стал ни шиитом, ни исмаилитом. Ибо если нет Аллаха, то кто же покарает нечестивых? Зачем плодить пророков, если Мухаммед уже все сказал. В его откровениях наша сила, Сартак.
– А если Зенги передумает? И сельджукские беки вновь станут втаптывать курдов в грязь?
– Почтенному Иммамеддину хватило одного урока под Тенгитом, когда соплеменники бросили его на милость халифа. Великий человек не повторяет своих ошибок и именно этим он отличается от других.
Мустаршиду Билляху удалось собрать огромную армию. Почти сорок тысяч хорошо обученных воинов окружили Мосул, предавая огню и мечу окрестные селения. Если у мосульских обывателей и были какие-то иллюзии по поводу милосердия халифа, то они сгинули в зареве пожаров и утонули в черном дыме, окутавшим город. Арабы, железным кольцом охватившие Мосул, стали первыми жертвами собственного чрезмерного усердия и вынуждены были отойти от стен, чтобы не задохнуться.
– Пора, – сказал Зенги, пристально глядя на беков. – Ты, Селевк пойдешь навстречу Айюбу, а ты, Сартак, – Тимурташу. Я жду эмиров под стенами Мосула через два дня. С рассветом вы ударите на халифа, а я выведу вам навстречу свои войска.
Для Эркюля решение атабека дать решающее сражение под стенами города стало полной неожиданностью. Уж больно велик был риск. Даже если неведомый Айюб и хорошо известный франку Тимурташ действительно приведут Зенги подкрепления, то и в этом случае армия атабека будет почти вдвое уступать по численности армии халифа. Тем более что победа под Мосулом вовсе не будет означать победы в войне. Пралену казалось, что долгая осада истощит силы арабов, и они вынуждены будут отступить к Багдаду из-за недостатка продовольствия. Чем больше армия, тем труднее ее прокормить, особенно на земле, подвергнувшейся разорению.
– Бездействие подрывает силы не только осаждающих, но и осажденных, – покачал головой Селевк. – Через полгода наши кони превратятся в кляч, а сами мы потеряем веру в себя. Кто не победил, тот проиграл. Так думает атабек, и я с ним согласен.
Почтенный Тимурташ нашел множество причин, чтобы не спешить навстречу армии халифа. Чудо, что он вообще рискнул высунуть нос из Халеба, да еще и собрать армию в семь тысяч сабель. Правда, большинство в армии эмира составляли плохо снаряженные туркмены, но это вовсе не означало, что их следует бросать без жалости под копыта коней гвардейцев.
– Не бросай, – согласился с Тимурташем Эркюль. – Тем более что атабек Зенги поставил перед нами четкую задачу – атаковать холм, где раскинуты шатры визиря и халифа, внеся тем самым хаос в арабские ряды.
– Шатры защищают лучшие воины аль-Мустаршида, – покачал головой трусоватый эмир. – Они утопят нас в крови.
Спор Эркюля с Тимурташем прервал бек Селевк, влетевший в гущу приунывших туркмен на горячем коне. Правитель Текрита сдержал слово, данное Зенги, и привел ему на помощь три тысячи конных курдов. Выжидать практически на виду у неприятеля было смерти подобно. Арабские дозоры в любую минуту могли обнаружить притаившихся в зарослях всадников. Айюб просил Тимурташа поддержать его атаку с флангов, а сам готовился бросить своих людей прямо на вершину холма.
– Атакуем с первыми лучами солнца, – строго предупредил эмира Самвел. – Сейчас не время сомневаться и мешкать.
– Дожили, – зло прошипел вслед ускакавшему беку Тимурташ, – потомок Великого Сельджука вынужден выслушивать поучения от какого-то курда.
Эмир Халеба опасался арабских гвардейцев, но куда больше он боялся мести атабека Зенги. Именно поэтому Тимурташ взмахнул рукой сразу же, как только увидел всадников, летящих к роскошным шатрам. Эркюль повел туркмен в обход холма с правой стороны, эмир атаковал арабов слева во главе своих отборных нукеров и мамелюков. Это был отчаянный бросок в неизведанное, чреватый и для бека, и для эмира тяжким поражением, а возможно и смертью. В лагере халифа натужно взвыли трубы. Арабы поспешно седлали коней и строились для битвы. Эркюль ужаснулся, увидев перед собой огромное поле, заполненное людьми. Расчет на то, что ему удастся соединиться с Тимурташем, не оправдался. Как и предупреждал эмир, подножье холма защищали гвардейцы халифа на сытых жеребцах, покрытых бронею. Прорываться сквозь их ряды, имея за спиной легких конников, было бы чистым безумием, именно поэтому Эркюль отвернул чуть в сторону, где торопливо строились пешие пикинеры. Туркмены легко опрокинули их ряды и покатились гудящей лавой прямо в самую гущу арабов. Их внезапное появление в центре армии, разворачивающейся для решительной схватки, явилось полной неожиданностью для полководцев халифа. Замешательство арабов было столь велико, что они далеко не сразу заметили новых врагов, тугой волной хлестнувших из ворот Мосула. Зенги требовалось время, чтобы выстроить свою армию для атаки, и он его получил благодаря безрассудным действиям туркменов Эркюля. Воспользовавшись растерянностью в рядах арабов, Тимурташ опрокинул гвардейцев халифа и погнал их прямо под удар лавы, катящийся со стороны города. Удар атабека Зенги был страшен. Эркюль увидел перекошенное страхом и злобой лицо эмира Тимурташа и услышал сквозь шум битвы его жуткий крик:
– Уходят!
Эркюль оглянулся: с холма спускались закованные в сталь арабские всадники, судя по всему, это были телохранители халифа и его последний резерв. Бек не рискнул бросить им наперерез свою изрядно потрепанную конницу. Железная лава прокатилась мимо Эркюля и ринулась в степь, прочь от города Мосула. Похоже, халиф посчитал битву проигранной и теперь заботился только об одном – спасении собственной жизни. Люди Айюба, бросившиеся было преследовать аль-Мустаршида, наткнулись на отступающих гвардейцев. Эркюль собрал своих уцелевших туркменов и повел их на помощь окруженным курдам. Гвардейцы побежали почти сразу же, как только увидели вражескую конницу в своем тылу. Пешие пикинеры хлынули за ними следом, теряя строй и обрекая себя тем самым на гибель. Арабская армия, еще недавно казавшаяся непобедимой, бежала с поля битвы вслед за халифом. Победа была полной и оглушительной. Десятки тысяч арабов, поверивших в победу аль-Мустаршида, устлали своими телами огромное поле перед неприступным Мосулом. Армия Зенги преследовала бегущих почти целый день, но силы людей оказались не беспредельны, и к вечеру атабек приказал своим людям остановиться.
Эркюль подъехал к шатру почтенного Иммамеддина, когда сельджуки уже праздновали победу. Атабек вскинул на франка воспаленные глаза и бросил коротко, но веско:
– Видел тебя в битве, бек. Хвалю. Ты истинный воин Аллаха.
Чудом уцелевший в кровопролитной битве Селевк дружески хлопнул смущенного Эркюля по плечу:
– С победой тебя, Сартак.
От курда Прален узнал, что в войске халифа, осадившем Мосул, находился и султан. Впрочем, сельджуки Массуда покинули аль-Мустаршида в самом начале битвы, здраво, видимо, рассудив, что чужая победа не принесет им лавров.
– Ничего, – криво усмехнулся Селевк. – Султан не потеряется. Скоро он пришлет весточку о себе.
Слова курдского бека оказались пророческими. Рано поутру к шатру атабека Зенги, поставленного на берегу пересыхающей речушки, приблизилась небольшая группа всадников. Почтенный Иммамеддин вышел навстречу посланцам султана в окружении пышной свиты из эмиров и беков. Облаченный в зеленый кафтан сельджук легко спрыгнул с коня достал из мешка, притороченного к седлу какой-то предмет, и бросил его к ногам атабека.
– Бек Юсуф! – ахнул Тимурташ, с ужасом глядя на отрубленную голову.
Посланец султана молча поклонился Зенги и через мгновение был уже в седле. Он задержался всего на мгновение, видимо ожидая ответной реакции атабека. Почтенный Иммамеддин не обманул его надежд и произнес громким голосом:
– Передай султану Массуду мои поздравления с победой. Воля Аллаха свершилась на радость и благо всем правоверным.
Спустя несколько месяцев султан аль-Мустаршид был взят сельджуками в плен. Его голое тело, исколотое кинжалами, нашел в опустевшем шатре султана бек Селевк.
– Закономерный конец, – сказал он, оборачиваясь к Эркюлю. – Так проходит земная слава, не оставляя ничего кроме надежды на небесное милосердие.
Глава 8. Призрак власти.
Для шевалье де Лаваля договор, заключенный благородным Фульком с собственной женой, обернулся крахом всех надежд на скорое возвышение. Благородный Герхард уже видел себя по меньшей мере коннетаблем, но, увы, жестокая реальность вдребезги разбила мечты честолюбивого анжуйца, превратив удачливого и уверенного в себе человека в жалкого изгоя. Попытка Лаваля воззвать к благородному Фульку, ради возвышения которого он рисковал честью и жизнью, закончилась неудачей. Король Иерусалимский, утративший по собственной глупости половину своих прав, отделался обидной подачкой, прислав опальному шевалье пятьсот денариев. Герхарда выставили из города Иерусалима как последнего бродягу, лишив не только королевских милостей, но и крыши над головой. Лаваль кинулся было за заступничеством к благородной Жозефине, но благородная дама де Мондидье уже собирала вещи, чтобы навсегда покинуть негостеприимный город. Справедливости ради следует заметить, что время, проведенное Жозефиной в Иерусалиме, не было потрачено напрасно. Благородный Фульк оказался столь же щедр на подарки своей любовнице, сколь скуп на оплату услуг преданных шевалье.
