Татьяна Корсакова - Сердце зверя
– Серж, прошу вас!
О чем она просила, нет, умоляла Злотникова? Дмитрий отступил в сень деревьев, прислушался.
– Хватит! – В голосе Злотникова звенело раздражение.
– Но ведь вчера… вчера вы говорили совсем другие слова.
– Вчера я был пьян. Считайте, что у меня случилось помрачение рассудка. – Раздражение сменилось издевкой. – Или вы, пани Эмма, и в самом деле думаете, что я мог увлечься вами? Вами! Идите уже займитесь делом, слуги вконец распоясались…
Что ответила экономка, Дмитрий не услышал, как ни прислушивался. Кажется, ему почудился всхлип, но представить чопорную пани Вершинскую плачущей не получалось. Да и драма эта его не касалась, его ждала охота, и в жилах от нетерпения вскипала кровь.
* * *От предстоящей ночи Софья не ждала ничего хорошего, сердце было не на месте из-за Дмитрия, но просить Евдокию, чтобы та снова за ним присмотрела, Соня не стала, боялась за Ильку. Мальчик не понимал, что происходит в стенах замка, но боялся, даже днем отпускал от себя Софью с неохотой. Что уж говорить про ночь? Успокоить и утешить его могла лишь Евдокия, да и защитить, если уж на то пошло, тоже. Сейчас реальную опасность для Ильки представляла албасты, хотя мастер Берг и уверял, что запретил той трогать мальчика. Верил ли он сам в то, что говорил? Софья сомневалась, потому что помнила встречу с албасты, помнила стылый ее, совершенно нечеловеческий взгляд. Не знала Соня лишь одного, того, что этой ночью албасты найдет себе другую забаву…
Отчаянный женский крик раздался на рассвете, придремавшая у окна Софья вскинулась, замотала головой, прогоняя сон. Кричала Мари, но крик ее на сей раз доносился не из дома, а со двора, со стороны восточной башни. А в одном из узких окон башни, рядом с дремлющими горгульями, Софья увидела белый женский силуэт. Мари стояла на самом краю бездны и кричала так истошно, что от крика ее в жилах стыла кровь. Все, что случилось потом, заняло доли секунды, но Софье показалось, что прошла целая вечность. Взмахнув руками, Мари сорвалась вниз, прямо на черные камни. Должна была упасть в воду, но озеро вдруг отступило, откатилось от берега пенной волной, оскалилось валунами. Софья зажмурилась, но замешательство ее длилось недолго. Набросив на плечи шаль, она выбежала из комнаты.
К лежащему на влажных камнях телу она подбежала не первой, здесь собрались все обитатели замка. Рядом с Мари на коленях стоял майстер Шварц, прижимался ухом к бездыханной груди. Вид у него был сосредоточенный, будто бы он ставил один из своих алхимических экспериментов. Прихрамывая сильнее обычного, из замка вышел капитан Пономаренко. Следом выбежала Раиса, растрепанная, простоволосая. Волосы ее были заплетены в толстую косу, и, как успела заметить Софья, коса эта оказалась сухая, а на ногах няньки болтались растоптанные домашние туфли. Пани Вершинская на фоне всеобщей суматохи казалась верхом элегантности, полностью одетая, с волосами, тщательно уложенными, она решительным шагом подошла к лежащей Мари, присела рядом с алхимиком, спросила что-то вполголоса. Тот кивнул в ответ, выпрямился, отошел от тела.
– Ей уже не помочь, – сказал лишенным эмоций голосом.
– Что случилось?! – последним у башни появился Злотников, шагнул к мертвой жене, замер на месте. – Лицо его не выражало ничего, кроме крайней степени раздражения. – Майстер Шварц, я спрашиваю, что случилось с моей женой?
– Я не знаю. – Алхимик посмотрел на хозяина поместья тяжелым взглядом, погладил свой медальон. – Я занимался в лаборатории, когда услышал голоса. Мне показалось, что Мари с кем-то разговаривает, с какой-то женщиной. Она называла эту женщину Айви и умоляла оставить ее в покое. Но, уверяю вас, кроме меня и Мари в башне не было ни единой живой души.
Ни единой живой души… По ногам потянуло холодом, и Софья стремительно обернулась. Албасты сидела на краю колодца, костяным гребнем расчесывала белые волосы. Завидев Софью, она улыбнулась ей почти по-приятельски, махнула рукой и птицей взмыла в воздух, зависнув прямо перед распахнутым настежь окном башни. Кажется, никто, кроме Софьи, ее не видел. Да и Софья видела всего лишь мгновение, пока серая фигура не растворилась в предрассветном тумане. Обернувшийся, словно на зов, Злотников только туман и увидел. От стоял, сжимая и разжимая кулаки, а потом сказал четко, по слогам:
– Это был несчастный случай. Мари оступилась, сорвалась вниз. Вам ясно?! – Он обернулся к застывшим в растерянности людям, посмотрел требовательно. – И ничего иного я слышать не желаю! А если узнаю, что кто-то из вас позорит мое доброе имя… – Он не договорил, скрипнул зубами от ярости и, обращаясь теперь только к пани Вершинской, велел: – Распорядитесь, чтобы тут… прибрали, – а сам, не оглядываясь, зашагал прочь от башни и от своей мертвой жены…
Страшная ночь незаметно перетекла в не менее страшное, одновременно скорбное и суетливое утро. Дмитрий и Август Адамович, вернувшиеся на рассвете в замок, сообщили, что, по словам Кайсы, в городе на сей раз обошлось без смертей. Означать это могло лишь одно: этой ночью оборотень не покидал остров. Софья рассказала им об албасты. Рассказ ее произвел на мастера Берга странное впечатление. Он сначала застыл как вкопанный, а потом на лице его отразилась целая гамма чувств: от радости до боли и ненависти. Руки его, сжатые в кулаки, дрожали, а на лбу выступили бисеринки пота.
– Она сдержала обещание, – сказал он и улыбнулся своей особенной, с сумасшедшинкой, улыбкой.
Софья не стала спрашивать, кто сдержал обещание, потому что уже знала ответ. Ей хотелось узнать, что мастер Берг пообещал взамен, но и об этом она спрашивать не стала, понимала, что он все равно не ответит. И лишь утром они обнаружили отсутствие фон Рихтера. Уплыть с острова вечером он не мог, Август Адамович с Дмитрием заметили бы лодку. Значит, профессор прятался в замке. Или не прятался, а лежал где-нибудь мертвый. После подписания бумаг ничто не помешало бы Злотникову забрать деньги, убить конкурента, а тело его сбросить в озеро. Предположение это выдвинул мастер Берг, и у Софьи не было причин ему не верить. От происходящего голова у нее шла кругом, собраться с мыслями не позволяла творящаяся в доме и на острове суета.
Люди приплывали, люди уплывали. Священник, полиция, соболезнующие, любопытные. Дверь кабинета Злотникова не закрывалась. У него хорошо получалось изображать скорбящего мужа. Даже сизая щетина и легкий запах алкоголя играли ему на руку, заставляли непосвященных вздыхать и сочувствовать. Но было и еще кое-что, в глазах Злотникова затаился страх, скрыть который у него никак не выходило. Причину этого страха знал мастер Берг, но хранил молчание, а к обеду и вовсе ушел из замка, уединился на маяке.
Софье казалось, что сейчас дом держался исключительно на хрупких плечах пани Вершинской. Слугами и теми, кто прибывал на остров, она руководила железной рукой, успевала сделать тысячи дел сразу, распорядиться, напомнить, организовать. Остальные обитатели замка старались не попадаться на глаза ни хозяину, ни приплывшим на остров чужакам. И лишь вечером, когда тело Мари увезли в Чернокаменск, все собрались за поминальным столом. Место хозяйки пустовало, занять его никто не отважился. В гнетущей тишине звон столовых приборов казался непозволительно громким, а шампанское неуместным. Тишину нарушил Злотников. Никогда раньше Софья не видела, чтобы он злоупотреблял спиртным, но сейчас хозяин поместья пил бокал за бокалом. И не шампанское, как остальные, а неразбавленный виски. И с каждой минутой взгляд его становился все тяжелее, все мрачнее.
– Что молчите, майстер Шварц? – Он ткнул указательным пальцем в алхимика. – Хорошо же вы помогли моей бедной жене! Довели ее до сумасшествия своими колдовскими штучками! Или, быть может, не довели, а подтолкнули? В башне, кроме вас и Мари, никого не было, – теперь взгляд его сделался еще и подозрительным.
– В башне не было, а за пределами была женщина, – голос майстера Шварца был похож на шелест, чтобы расслышать его, приходилось прислушиваться. – И вы, герр Злотников, знаете, что это за женщина. Знаете и боитесь! Чего вы боитесь? Того, что кто-нибудь из присутствующих узнает ваши тайны?
– Молчать! – Злотников в бешенстве вскочил на ноги, сжал бокал. Треснуло хрупкое стекло, зазмеилась по загорелому запястью струйка крови, марая алым белоснежный манжет. – Угрожать мне смеете?! Я терпел вас исключительно ради Мари. Но терпению моему пришел конец! Завтра же чтобы ноги вашей не было в моей доме и в моем городе! – Он вытер окровавленную руку о скатерть, уселся за стол, обвел присутствующих тяжелым взглядом, прохрипел: – Все вы одинаковые. Присосались как пиявки… денег моих хотите. А вот вам! – Он сложил кукиш, ткнул им в лицо капитану Пономаренко. Тот отшатнулся с неожиданным проворством, руку с кукишем заломил с такой силой, что Злотников взвыл от боли. А капитан с брезгливостью вытер ладони салфеткой, встал из-за стола.
