Марк Даниэль Лахлан - Песнь валькирии
Его беспокоили ночные кошмары, но даже они — меньше, чем мечты. Гилфа никогда раньше не думал о своем будущем без страха. Самое счастливое время было в детстве, до того, как выяснилось, что он не может управляться с копьем и щитом, до конфуза, когда он бежал наперегонки со своими братьями, до того, как его стошнило при виде свежевания туши выбросившегося на берег кита. Жизнь — это высокий холм, заключил Гилфа, он съезжает с него вниз, и единственная его цель — это удержаться на этом уровне страданий, чтобы не съехать еще на одно деление вниз.
И сейчас руны — как бы ни тошнило его от них, какими бы страшными они ни казались ему — давали ему шанс немного подняться вверх. Он встретил богов, он встретил великого героя, который смог в одиночку победить десятерых. Об их приключениях могли слагать легенды. И он, вне всяких сомнений, должен что-то предпринять. Герои совершали подвиги, убивали драконов, сражались с врагами, спасали друзей.
Однако не ясно, как нужно действовать. Все вокруг стало врагом. Интересно, оказывались ли герои легенд в такой ситуации, заставал ли их штиль в опасных водах и они не знали, как поступить?
«Неси руны», — было сказано ему. Куда? Почему? Чтобы стать богом. Гилфа представил себя одноглазым, как Один, сидящим у огня в компании воинов, слагающих истории о его боевой доблести. Да, в такой компании он был бы богом.
На третий день пребывания в пещере он услышал голоса, доносившиеся снаружи. Одно слово на Английском.
— Мясники.
Он лежал тихо. Шум внезапной суеты — и пятеро мужчин ворвались в пещеру с топорами и ножами наготове.
Еще оно слово на английском.
— Ничего.
Затем:
— Эй!
Они увидели его, так что ничего не оставалось, как подняться на ноги.
Пять мужчин — англичане, если судить по одежде, — два свободных человека и три раба, хотя различия между хозяином и слугой стерлись из-за грязи, погоды и оборванной одежды.
— Ты — волк-колдун?
Гилфа задрожал. Он не мог заставить себя произнести хоть слово. Будто он находился под действием чар и движение или хотя бы звук были невозможны. На самом деле это был страх, и он не знал, как побороть его.
Один из вошедших упал на колени.
— Нас послали разыскать тебя. Лорд Моркар ждет. У тебя есть колдунья? Она поможет нам?
Гилфа отлепил язык от нёба.
— Норманны захватили ее. Нас застали врасплох.
— Ты не из Йоркшира.
— Я говорю с датскими богами наших отцов, и они говорят через меня, — ответил Гилфа.
— Ты не смог защитить ее?
— У них были лошади, они бежали. Вы видели бойню, какую они устроили, и как я отплатил им.
Все тотчас упали на одно колено.
— Ты могущественный человек, сильный и полон знания.
Мы сможем найти норманнов? На севере собирается великая армия под предводительством Моркара. Мы сможем перехватить их, если нагоним до Йорка. По такой погоде они не уйдут далеко.
— Как вы сюда добрались?
— Чтобы найти тебя, мы бы прошли через Хель. Это Седрик, он живет в долине и проведет обходными путями в любую погоду, он знает их еще с тех пор, как был мальчишкой. Еще он прекрасный следопыт. Давай найдем норманнов и дадим им бой.
— Их много.
— Нас тоже много. Снаружи ждут почти сто человек. Это наша страна, это наша погода. Они не сойдут с этих холмов. Как хорошо, что ты с нами, Итамар, бой зовет! — Седрик выступил вперед, чтобы обнять Гилфу.
Судьба. Да, судьба.
— У вас есть лошадь для меня? — спросил Гилфа. — Я не очень хороший наездник.
— У нас есть лошадь. Только держись, и она сама пойдет за остальными. С нашими мечами и твоей магией мы отправим захватчиков обратно на юг, откуда они приползли.
Глава сорок третья
Любовь и смерть
— Где он сейчас? — Стилиана поежилась, сидя на коне.
— Впереди.
— Кто это? Солдаты? Ты видишь их?
Они находились на вершине большого холма, возвышающегося над туманом; день был голубой и прекрасный, на зеленой граве, словно ледяные цветы на солнце, переливался иней. Солнце светило ярко, ветра не было, и пока Фрейдис взбиралась на крутой холм, ей уже стало жарко.
— Это камни, госпожа. Народ этой страны ставит их везде, я такие уже видела раньше.
— Для чего они?
— Никто не знает. Англичане говорят, для магических ритуалов. Вам холодно?
— Очень.
Фрейдис предложила госпоже плащ. Та взяла его, не сказав ни слова благодарности, и Фрейдис была этому рада. К госпоже возвращалась ее былая сила. Для высокородной леди было естественным сначала позаботиться о себе и лишь потом о слуге — естественно и правильно. Вершины холмов выступали из тумана, словно острова на поверхности молочного моря.
Фрейдис повела коня дальше. Они разговаривали очень мало, не только из-за страха быть обнаруженными. Фрейдис чувствовала, что больше нечего сказать, ибо теперь, когда она наконец согрелась в этой холодной стране, служа госпоже, которую она любила больше себя, больше всего на свете, исполнились ее мечты.
— Ты боишься, Фрейдис?
Фрейдис пожала плечами. Она хотела сказать, что боится за госпожу, — и не столько физической расправы (угроза нападения в этой разграбленной стране была еще очевидной), сколько того, что Стилиана не сможет занять подобающего ей места одной из правительниц мира. Ее госпожа была рождена повелевать, рождена владеть рунами. Без них она не может следовать зову. Стилиана стремилась управлять всем, даже смертью. Это естественно — и правильно.
Мужчины считали Фрейдис храброй, но она знала, что ее исключительная сила происходит от недостатков, а не от добродетели. Ей не хватало воображения. Трус может представить себе тысячи способов своей смерти. Она всегда держала глаза и уши открытыми и не думала о том, что может, а что не может случиться. Нельзя приготовиться к бою заранее, тут нужно смириться с мыслью, что этот бой будет, и надеяться, что увидишь врага раньше, чем он заметит тебя. Армии Константинополя долго тренировались по принципу «а что, если…». Это им не помогло, так как враг всегда делал то, чего от него не ждали: дрался слабее или упорнее, чем думали, был больше или меньше числом, лучше или хуже экипирован.
— Я не боюсь. А вы боялись, когда внутри вас появилась магия?
— Я боялась только магию.
Она все еще чувствовала руны, но теперь ей казалось, что волк — это мощный ветер, а руны — простые ленточки, привязанные к ее волосам, и их сносит туда, куда дует ветер. Она была не против — так их было легче утихомирить.
Несколько дней они ехали по высоким холмам, следуя тенью за всадниками в долине. Фрейдис не видела их, но слышала беседы мужчин, слышала дыхание лошадей. Иногда по ночам она чувствовала запах костров. Должно быть, это были норманны — англичане не вели бы себя так нагло. Она старалась не отходить от Стилианы, заботилась о ней и защищала ее. Сможет ли она умереть за нее? С тех пор, как ей довелось узнать госпожу, она с уверенностью могла сказать «да». Но, воссоединенные судьбой, они должны расстаться, а не умереть, чего она боялась.
— Интересно, каким образом мы связаны с теми людьми? — спросила Стилиана.
— Не понимаю, что вы имеете в виду.
— Эта история к чему-то идет.
— Думаете, мы уже близки к завершению повествования?
— Не знаю. Когда во мне были руны, я понимала все. Надеюсь, сейчас ты сумеешь понять. Она разбита на части. Может, мы двигаемся к концу, а может, возвращаемся в начало. Может, норманны перемешали части истории так, чтобы она соответствовала их замыслам.
— Я смогла бы написать свою собственную часть?
— Именно в это я должна верить. И верю с тех пор, как затеяла все это. Хватка судьбы ослабла. Наступило новое время. Вероятно, произошло так, как говорят христиане, — спасение каждого человека зависит от него самого.
Снизу, из тумана, донесся женский крик.
— Я здесь!
Солдаты выкрикивали в ее адрес проклятья.
— Это Тола, — сказала Стилиана. — Она нас чувствует.
— Она не знает, что мы ее враги?
— Если у меня есть два врага, это не значит, что они между собою дружат, — ответила Стилиана. — Она хочет натравить одного на другого и посмотреть, выиграет ли сама от того, что они уничтожат друг друга.
— Я не смогу победить — их слишком много.
— Тебе нужно убить только девушку.
— Зачем?
— Чтобы не подпустить волка к смерти, которую он ищет.
Фрейдис взяла госпожу за руку.
— Если я умру…
— Не говори так, любовь моя.
Госпожа никогда раньше не произносила таких слов.
«Любовь моя»…
Фрейдис вытерла слезу со щеки Стилианы.
— Я пойду сегодня ночью, — сказала она.
Глава сорок четвертая
Утес
— Это здесь?
Большой норманн стоял рядом с ней, указывая обрубком пальца. Если он и ощущал боль, то никак этого не показывал. Она чувствовала, что солдаты любят его, но и боятся тоже. По сравнению с ней он казался огромным благодаря своему росту, но ощущение от него было еще больше. Она представляла себе тощую ворону, которая пробивает себе путь по снегу и видит только себя, думая, что при ее приближении просыпаются зверьки в норах, что для нее поднимается ветер и идет снег. Она также чувствовала в нем магию — ледяные копья рун, которые он нес.
