Сергей Шведов - Око Соломона
– А разве этого мало? – усмехнулся провансалец.
Барону де Руси ничего другого не оставалось, как только развести руками. Кем бы ни был этот молодой человек, совсем недавно посвященный в рыцари графом Тулузским, он умел хранить как свои, так и чужие тайны. Возможно, Глеб продолжил разговор на интересующую его тему, но трубы, зазвучавшие со стен Антиохии с первыми лучами солнца, заставили шевалье вернуться к действительности. В стане Кербоги, похоже, нападения не ждали. Сельджуки были уверены, что крестоносцы не посмеют высунуться из-за надежных стен. В конце концов, даже после ухода Дукака Дамасского турки превосходили франков по численности почти втрое. Однако Боэмунд Тарентский думал по иному, и сумел-таки убедить вождей похода в необходимости стремительной атаки. Обычно крестоносцы выходили в поле беспорядочной толпой и лишь потом выстраивались в боевые порядки, но в данной ситуации турки вряд ли предоставят франкам время на то, чтобы спокойно подготовиться к битве. А если учесть, что городские ворота Антиохии очень узки и не способны пропустить за раз больше трех всадников и шестерых пехотинцев, то крестоносцы просто не успеют развернуть свои ряды до полудня. Именно поэтому Боэмунд возлагал такие надежды на авангард, сплошь состоящий из рыцарей, которым предстояло атаковать сельджукский лагерь и тем самым отвлечь внимание турок от армии крестоносцев, покидающих Антиохию.
Первыми сельджуков атаковали французы Гуго Вермондуа, выстроившиеся клином еще за стенами города. Они почти бегом преодолели расстояние от города до сельджукских шатров, раскинувшихся по равнине. Атабек Мосульский был настолько уверен в своей неуязвимости, что не позаботился о защитных сооружениях. Вокруг сельджукского стана не было даже рва, не говоря уже частоколе, которым разумные люди обычно прикрываются от превратностей войны. Со стороны могло показаться, что горстка французов просто утонет в сельджукском море. Однако вслед за первой атакующей волной из распахнутых ворот Антиохии хлестнула вторая. Это Готфрид Бульонский со спешенными лотарингскими рыцарями и сержантами спешил на помощь французам. В турецком стане вспыхнула паника. Сельджуки никак не могли построиться, дабы оказать организованное сопротивление франкам, ворвавшимся едва ли не в самый центр их стана и расколовшим армию Кербоги на две неравные части. Впрочем, паника в стане сельджуков продолжалась недолго. Атабек Мосульский, судя по всему, решил пожертвовать частью своего войска, дабы успеть выстроить в боевые порядки главную силу своей армии – конницу. Сельджуки стремительно покидали лагерь и скапливались примерно в двух милях от места кровавых событий, отдавая крестоносцам свой заваленный трупами стан. Похоже, Кербога и участвующие в походе эмиры решили использовать свое теперь, пожалуй, единственное преимущество над франками. У крестоносцев почти не осталось лошадей, они либо передохли, либо были съедены за время осады. По прикидкам Глеба, конница Боэмунда Тарентского составлял не более пяти сотен рыцарей, сосредоточившихся у городских стен. Судя по всему, они должны были помещать сельджукам, опрокинуть пешую фалангу, которая мучительно долго выстраивалась на самом краю городского рва. Коротко взвыли трубы на стенах Антиохии. Судя по тому, как французы Вермондуа и лотарингцы стали поспешно отходить из лагеря к городу, этот сигнал предназначался именно для них. Внезапное нападение крестоносцев нанесло туркам чувствительный урон, но не подорвало их боевого духа. Атабек Кербога, надо отдать ему должное, с честью вышел из непростой ситуации и не только сохранил большую часть своей армии, но и сумел построить ее в боевой порядок. Сельджуки готовились к атаке на пехоту франков, прикрытую немногочисленной конницей только с правого фланга, левый же фланг выглядел совершенно беззащитным. Лузарш очень надеялся, что опытный полководец Кербога Мосульский заметит эту оплошность со стороны Боэмунда Тарентского и попытается обойти крестоносцев именно слева. Это была почти идеальная возможность, используя свое преимущество в кавалерии, зайти франкам в тыл, отрезать их от города и разгромить в чистом поле.
Сельджукская конница атаковала фалангу крестоносцев в лоб, не обращая внимания на град стрел, обрушившийся на катящуюся по равнине лаву. Первые ряды франков были смяты в первые же мгновение боя. Сельджуки глубоко вклинились в фалангу крестоносцев и потеснили ее назад. Казалось, еще немного, еще одно усилие и франки дрогнут, потеряют плечо друг друга и побегут в город, спасая свои жизни. Но атабек не стал торопить события, и вторая лава с самого начала отклонилась чуть в сторону, с явным намерением обойти крестоносцев. Истекающая кровью фаланга уже не могла ни сместиться влево, ни отступить к городу. Лузарш мысленно поздравил атабека Кербогу с блестящим стратегическим замыслом и, приподнявшись на стременах, замахал флажком, прикрепленным к древку копья. По топоту копыт за спиной Глеб определил, что Венцелин фон Рюстов и Этьен де Гранье заметили его сигнал и приняли правильное решение. Лузарш стал разгонять коня еще до того, как рыцари, скакавшие впереди отряда, поравнялись с его сержантами. Именно поэтому он без труда влился в ряды отчаянных всадников, которые вылетели на поле битвы как раз в тот момент, когда их менее всего ждали. Удар конницы барона де Руси смел сельджуков, пытавшихся обогнуть фалангу крестоносцев. Турки стали поворачивать коней, хотя численностью превосходили своих противников. Похоже, Кербога и его эмиры не сразу разобрались в ситуации, возникшей на поле битвы, а потому и отправили на подмогу коннице, атакующей фалангу, последний резерв. Этот резерв на полном скаку врезался в своих отступающих товарищей, породив огромный клубок из человеческих тел и конских туш. Лузарш бросил на обезумевших сельджуков своих рыцарей и армянских конников, составлявших основу его трехтысячного отряда. Похоже, турки просто не поняли, что враги не столь уж многочисленны, как это показалось вначале и стали разворачивать коней. Сельджуки отходили столь стремительно, что Лузарш не рискнул их преследовать, он просто развернул своих людей и ударил в спину тем, кто еще продолжал терзать обескровленную фалангу. Это была чудовищная бойня. Сельджуки отчаянно пытались вырваться из душившего их железного кольца. Пешие крестоносцы перешли в наступление, ловко орудуя копьями и поражая противников снизу вверх. В сельджуков полетели дротики и стрелы, что окончательно смешало их ряды. Не более сотни человек сумели вырваться из смертельных объятий франков, остальные либо были убиты, либо сдались на милость победителей.
Атабек Кербога, потерявший в этой кровопролитной битве более половины армии, отступил к Багдаду, признав тем самым свое поражение. Его стан со всем имуществом попал в руки крестоносцев. Причем в этот раз сообразительные франки гонялись не столько за золотом, сколько за баранами, заполонившими всю округу. Похоже, атабек Мосульский готовился к длительной осаде, а потому и запасся продовольствием на многие месяцы вперед. Одних верблюдов в его стане крестоносцы насчитали более пятисот голов. Коней было взято до десяти тысяч. Драгоценные ткани лежали в тюках прямо под ногами, и торжествующие крестоносцы втаптывали их в грязь. Золотые и серебряные монеты зазвенели в мошне не только рыцарей, но и простолюдинов. К счастью, в лагере сельджуков не было вина, иначе хмельной загул крестоносцев по случаю одержанной победы аукнулся бы не только обывателям Антиохии, но и жителям окрестных городков и сел, и без того разоренных войной.
– Спасибо, барон, – сказал Боэмунд, с чувством пожимая руку Лузаршу. – Ты сделал даже больше, чем я ожидал. Встретимся в Иерусалиме.
Последние слова граф Тарентский произнес скорее по привычке, чем от полноты чувств. В Иерусалим он как раз не торопился, уж слишком лакомый кусок лежал сейчас у его ног. Богатейшая Сирия, с ее многочисленными городами, портами и селами ждала своего повелителя, и благородный Боэмунд не мог не откликнуться на этот зов.
Глава 6. Выбор.
Для Раймунда Тулузского победа в битве под Антиохией грозила обернуться горчайшим в жизни поражением. Сам Сен-Жилль в противоборстве с сельджуками Кербоги не участвовал. На совете вождей его заботам была поручена цитадель Антиохии, где засел Аги-Сиян со своими нукерами. Благородный Раймунд с задачей справился, ни один сельджук не вышел за стены, дабы помочь своим терпящим поражение соплеменникам. Однако заслуги провансальца померкли в сиянии славы нурмана. Боэмунд Тарентский в который уже раз явил себя незаурядным полководцем. А то, что к победе его вела реликвия, добытая стараниями графа Тулузского, никто даже не вспомнил. Копье Лонгина нес в руках капеллан Сен-Жилля Раймунд Анжильский. К слову, сильно пострадавший в этой беспримерной битве, но все же не выпустивший из рук святыню, хранившую на себе кровь распятого Христа. Тем не менее, по городу распространились злокозненные слухи, что святое копье, это всего лишь кусок ржавого железа, и что подброшен он был в яму либо шевалье де Сент-Омером, либо даже самим Сен-Жиллем. Благородный Раймунд счел ниже своего достоинства опровергать пустые наговоры, но на сердце у него появилась горечь, способная отравить всю дальнейшую жизнь благочестивого крестоносца. Единственный, пожалуй, приобретением последних дней для графа Тулузского стал почтенный Самвел, разорвавший отношения с Боэмундом Тарентским. Во дворец Аги-Сияна, который Сен-Жилль уже считал своим, армянина привел Монбар, к большому неудовольствию шевалье де Сент-Омера. Благородный Готфрид на дух не выносил почтенного Самвела и не находил нужным этого скрывать. Зато Раймунду гость неожиданно понравился. Трезвостью суждений прежде всего. Армянин считал, например, что претензии Боэмунда Тарентского на Антиохию далеко не бесспорны. Ну, хотя бы по той причине, что он едва не погубил крестоносцев в битве с сельджуками Кербоги. И если бы не помощь, оказанная армянскими и сирийскими христианами, то неизвестно, чем бы обернулась для франков эта беспримерное в истории противостояние. И уж если крестоносцы приняли помощь сирийцев и армян, то не худо было бы их спросить, что они думают о будущем своего края и какого человека видят во главе Сирии.
