Сергей Шведов - Око Соломона
– Тем не менее, – продолжал гнуть свое Монбар, – вопрос о графе Антиохийском еще очень далек от своего окончательного разрешения. Я полагаю, что благородному Раймунду не следует опускать руки. А что касается союзников, то их мы можем найти в самых неожиданных местах.
– Например? – нахмурился Сен-Жилль.
– Речь идет о почтенном Самвеле, очень влиятельном в здешних краях человеке. Тебе, благородный Раймунд, давно следовало обратить на него внимание. По моим сведениям, именно Самвел свел Боэмунда с Фирузом и тем самым помог графу Тарентскому овладеть Антиохией.
– Негодяй! – процедил сквозь зубы Сент-Омер.
– Самвел действительно не ангел, – отчасти согласился с мнением Готфрида шевалье де Монбар, – но именно благодаря его усилиям мы сейчас сидим за этим столом и пируем в свое удовольствие.
– Самвел – еретик! – возмутился Сент-Омер. – Во всяком случае, так считает благочестивый Петр Отшельник.
– И что с того, – пожал плечами Аршамбо. – Если Гвидо де Шамбли, племянник барона де Руси, берет в жены сарацинку, дочь сельджука Юсуфа, а венчает их не кто иной, как папский легат, то почему граф Тулузский должен проявлять ненужную щепетильность в выборе своих знакомых. Самвел зол на Боэмунда, а потому самое время привлечь его на нашу сторону.
– Боюсь, ты опоздал с началом интриги, благородный Аршамбо, – вздохнул Готфрид. – Сельджуки атабека Мосульского уже стучаться в ворота Антиохии.
– Это всего лишь означает, дорогой Сент-Омер, что пришло время графу Тулузскому заявить о себе в полный голос. Ибо осада будет долгой, а благородный Боэмунд не позаботился о продовольствии, чем обрек на лишения и голод доверившихся ему людей. Через десять дней все забудут о заслугах графа Тарентского, и будут проклинать его за промахи и недальновидность. Вот тогда и пробьет твой час, благородный Раймунд.
Пророчества Аршамбо де Монбара стали сбываться даже раньше, чем граф Тулузский мог предположить. Во-первых, сельджуки, которых и ждали и не ждали, подошли к стенам Антиохии и обложили город со всех сторон. Благородный Раймунд лично поднялся на башню, вверенную заботам его провансальцев, и ужаснулся от одного только вида многочисленных врагов. Армия Кербоги насчитывала более ста тысяч человек, а многие утверждали, что сельджуков вдвое больше. Во-вторых, в городе действительно не было продовольствия. Сначала долгая осада, а потом безумная расточительность крестоносцев, захвативших город, привели к тому, что все склады и хранилища Антиохии оказались пусты. Спохватившийся Боэмунд попытался было отобрать излишки продовольствия у запасливых людей, что едва не привело к бунту. Против незадачливого графа Тарентского поднялись даже бароны, не говоря уже о рыцарях и сержантах. Что же касается простолюдинов, то среди них голод начался почти сразу же после начала осады. Оголодавшие шайки бродили по городу и грабили уже и без того ограбленных обывателей, вызывая у последних праведный гнев. Потом началась безумная охота за собаками и кошками. Благородный Раймунд собственными глазами с тоской наблюдал, как шайка оборванцев прямо под его окнами рвет на части несчастную собаку, виновную лишь в том, что она не подохла во время предыдущей осады.
– Вряд ли они ограничатся собаками, – заметил шевалье де Монбар, стоявший за спиной графа. – Еще десяти дней осады не прошло, а люди уже бегут из города.
– Но ведь Антиохия окружена сельджуками? – удивился Сен-Жилль.
– Лазейку всегда найти можно, – усмехнулся Аршамбо. – По городу ходят упорные слухи, что атабек Кербога приказал не препятствовать беглецам.
– Разумное решение, – вздохнул капеллан Раймунд Анжильский и посмотрел на графа чистыми как слеза младенца глазами.
Сен-Жилль никак не мог разобраться в этом человеке. Аршамбо де Монбар утверждал с полной уверенностью, что капеллан глупец, а Сент-Омер, возможно в пику своему вечному сопернику, считал Раймунда Анжильского блаженным. В любом случае в этом худеньком, невысоком человеке была внутренняя сила, которая порой прорывалась самым неожиданным образом. Капеллан постился уже почти неделю, хотя особой необходимости в этом не было, не мудрено, что ему стали являться во сне святые апостолы. И не просто являться, но и наставлять на путь истины и без того безгрешного человека.
– И что тебе сказал апостол Петр во время последнего посещения? – спросил граф у истощенного постами и молитвами капеллана.
– Он назвал имя человека, знающего тайну, – закатил глаза к потолку Анжильский. – Его зовут Бертелеми.
– А где его искать, апостол, случайно, не указал? – усмехнулся в густые усы шевалье де Монбар.
– Я его уже нашел, благородный Аршамбо, – тихо ответил капеллан. – Он сейчас стоит за дверью.
Шевалье де Монбар был вольнодумцем. Сент-Омер даже подозревал его в ереси, и не один раз за последние дни намекал благородному Раймунду, что Монбар далеко не случайно зачастил к армянину Самвелу, где, по слухам, велись разговоры, не одобряемые церковью. Однако Сен-Жилль, человек фанатично преданный христовой вере, смотрел сквозь пальцы на отлучки Аршамбо. А причина такого странного, по мнению Готфрида поведения, оказалась на удивления банальной. Благородный Раймунд, как истинный южанин, не мог долго обходиться без вина, отсутствие которого повергало его в тоску и уныние. Запасы Сен-Жилля истощились на седьмой день осады, и теперь единственным его поставщиком был как раз шевалье де Монбар, подворовывавший вино у почтенного Самвела. Армянин оказался очень предусмотрительным человеком, в отличие от многих крестоносцев он позаботился не только о пище, но и о вине. И теперь подкармливал оголодавших рыцарей, ходивших к нему не столько за проповедями, сколько за хлебом, мясом и вином.
– Зови, – махнул рукой Сен-Жилль и опустился в кресло византийской работы. Дом, который благородный Раймунд избрал для постоя, принадлежал то ли самому атабеку Аги-Сияну, то ли его сыну. Но в любом случае это был едва ли не самый роскошный дворец в Антиохии. К сожалению, обитатели этого дворца успели укрыться в цитадели, прихватив с собой не только драгоценности, но и запасы продовольствия. Конечно, граф Тулузский не голодал, подобно тысячам простолюдинов, но определенное беспокойство уже чувствовал. Еще неделя осады, и ему придется есть конину, а потом, кто знает, возможно, дойдет черед и до кожаной упряжи.
Бертелеми оказался ражим детиной высокого роста, но исхудавшим до такой степени, что сквозь кожу лица просвечивал череп. Живыми на мертвенно бледном лице были только глаза горевшие безумием.
– Я его видел! – начал он с порога хриплым простуженным голосом. – Пять раз он являлся мне во сне.
– Кто он? – уточнил существенное Сент-Омер.
– Апостол Петр, – дернул кадыком Бертелеми. – Ведь именно Петр был первым епископом Антиохии и служил в храме, который носит его имя. Апостол сказал, что священная реликвия покоится под плитой у алтаря.
– А что это за реликвия? – полюбопытствовал Сен-Жилль.
– Копье, которым римский воин Лонгин пронзил бедро Иисуса, висевшего на кресте. И еще он сказал, что этим копьем мы поразим неверных. Что в нем наше спасение.
Бертелеми задрожал как осиновый лист, то ли от священного трепета, то ли от голода. Смотреть на него было тягостно, и потому благородный Раймунд махнул капеллану рукой:
– Накорми его, он едва на ногах держится.
Проводив Бертелеми и Раймунда Анжильского глазами, Сен-Жилль обернулся к шевалье, стоявшим за его спиной. Аршамбо скептически улыбался, Сент-Омер пребывал в задумчивости.
– От голода может привидеться все что угодно, – отозвался Монбар на немой вопрос графа.
– А если в этом видении наше спасение? – возразил ему Сент-Омер. – Тем более что о святом копье говорит уже весь город – не только простолюдины, но и рыцари. Рано или поздно, они пойдут в храм, дабы убедиться во всем собственными глазами. Ты можешь либо возглавить поиски, благородный Раймунд, либо остаться в стороне.
– А что по поводу видения думает твой приятель Самвел? – холодно спросил Сен-Жилль у шевалье де Монбара.
– Он циник, – усмехнулся Аршамбо. – Потому и рассуждает здраво. Если бы этого копья не было, то его следовало бы придумать.
– Что ты этим хочешь сказать? – насторожился Сент-Омер.
– У простолюдина Бертелеми есть право на ошибку, а вот у графа Тулузского такого права нет, – сказал Аршамбо, пристально глядя сюзерену в глаза. – И уж если ты возглавишь эти поиски, благородный Раймунд, копье должно быть обязательно найдено. В противном случае – взбунтуется чернь. Тебя, граф, обвинят в том, что ты спрятал святое копье, дабы помешать христову воинству одолеть сарацин. И не важно, что ты будешь говорить в ответ, тебя все равно посчитают виновным.
Сент-Омер промолчал. Пожалуй, это был первый и последний случай, когда Готфрид признал правоту шевалье де Монбара. Впрочем, благородный Раймунд и сам понимал, что подвергает себя чудовищному риску, от которого открестились все прочие вожди похода, включая Боэмунда Тарентского. В конце концов, слухи о видении Бертелеми уже распространились по городу и просто не могли не дойти до ушей баронов.
