Сергей Шведов - Грозный эмир
– На месте императора Иоанна я бы отрекся от столь сомнительного дара, – вздохнул Ле Гуин. – Тем более, из твоих рук, дорогой Ги.
– Мы с тобой старые друзья, Ричард, – холодно произнес Санлис, – именно поэтому я тебе предлагаю на выбор: либо помогать мне, либо отойти в сторону и не путаться у нас под ногами.
– А если я не соглашусь?
– Тебя устранят, – пожал плечами барон. – У меня под рукой целая стая решительных шевалье.
– Чем же я, бедный и сирый, могу помочь такому могущественному человеку как ты, благородный Ги?
– Напрасно смеешься, Ричард, – покачал головой Санлис. – За моей спиной десятки тысяч греков, сирийцев и армян, которые ждут сигнала, чтобы вцепиться в глотку нурманам и франкам. Эти люди жаждали свободы, а получили новый хомут на шею. Я уже обещал им от имени графини Алисы свободу вероисповедания и послабления налогов. Если потребуется, эти люди выйдут на стены и будут с оружием в руках отстаивать свои права.
– Ты не ответил на мой вопрос? – нахмурился Ле Гуин.
– У тебя десятки агентов в городе, Ричард, а мне некогда заниматься этим щенком!
– Каким щенком?
– Филиппом, младшим сыном Глеба де Руси. Наглец прислал мне письмо, полное угроз. Я буду тебе очень обязан, барон, если ты доставишь мне этого мальчишку, живым или мертвым.
– Я полагал, что он давно уже покинул Антиохию, – удивился Ле Гуин.
– Его видели в городе, – скрипнул зубами Санлис. – Он влез в окно спальни благородной Терезы и напугал несчастную женщину до полусмерти.
– Вот уж не думал, что баронесса де Сабаль способна испугаться мальчишки, – засмеялся Ричард.
– Ты берешься его поймать?! – вскипел было Санлис, но тут же остыл. – Я готов заплатить твоим агентам.
– Сколько?
– Пять тысяч денариев.
– Хорошо, – кивнул Ле Гуин. – Я сделаю все, что в моих силах, дабы помочь старому другу. Но, надеюсь, ты тоже пойдешь мне навстречу и избавишь меня от людей, которые стерегут мой дворец как собаки кость.
– Поймаешь мальчишку – можешь требовать от меня все, что угодно, – криво усмехнулся Ги, – хоть звезду с неба.
Звездами благородный Ричард уже вдоволь налюбовался за те шестьдесят пять лет, которые провел на грешной земле. Санлису он помогать не собирался – сам вляпался в грязь, сам пусть ее и разгребает. Но молодой Филипп де Руси его заинтересовал. Надо быть воистину незаурядным человеком, чтобы напугать Ги, затеявшего шашни с дьяволом. Ле Гуин несколько раз мельком сталкивался с младшим сыном благородного Глеба, но большого впечатления тот на него не произвел. Светловолосый, как и его старшие братья, среднего роста, но хорошо сложенный, а более Ричарду и вспоминать-то было нечего.
Дабы не искушать судьбу Ле Гуин покинул Антиохийскую цитадель, где находился графский дворец и решил переждать лихие времена в собственном особняке, расположенном в тихом квартале, где в основном обитала знать. Ричард так и не удосужился завести жену и детей, передоверив управление хозяйством тридцатилетней сирийке Заре и старому Гийому, вот уже десять лет считавшемуся его мажордомом. Почти всех своих сержантов Ле Гуин держал вне города, целиком полагаясь на защиту графских гвардейцев. Кто же мог знать, что эта доверчивость выйдет заслуженному человеку боком. Угроз Санлиса барон не боялся, но это вовсе не означало, что их следовало пропустить мимо ушей.
Ричард первым спешился и первым ступил на мраморное крыльцо. Сержанты замешкались во дворе, расседлывая коней. В городской усадьбе барона людей хватало, чтобы выдержать разбойничий натиск, но для серьезной обороны этот роскошный дворец, выстроенный изнеженным византийцем в спокойные времена, не был приспособлен.
– Стерегут? – спросил барон у Гийома, вышедшего встречать хозяина.
– Я видел троих, – кивнул старый служака. – Может свернуть им шеи?
– Успеем, – отмахнулся Ле Гуин.
Ночь сегодня обещала быть холодной, и барон приказал мажордому затопить камин. С годами Ричард приобрел привычки домоседа, а ведь еще каких-нибудь десять лет назад ему все было нипочем. Мог спать на промерзшей земле и есть мясо, лишь слегка подрумяненное на костре. А ныне старому Ле Гуину ничего, похоже, другого не остается, как сидеть у горящего очага, закутавшись в пелисон да вспоминать о днях бурной молодости. Между прочим, Санлис всего на пять лет моложе Ричарда, но как же его понесло под уклон годов, можно подумать, что у него целый век в запасе.
– Ужин готов? – спросил Ричард, даже не обернувшись на шорох, послышавшийся за его спиной.
– Я на это очень надеюсь, – произнес над самым ухом у Ле Гуина насмешливый голос. – Проголодался.
Молодчик был одет в короткую котту, потертые штаны и безрукавку из овчины. В осеннюю и зимнюю пору так ходили едва ли не все простолюдины Сирии. А этот отличался от них только византийскими сапогами, перетянутыми ремнями чуть выше колен. Очень удобная обувь для человека, редко слезающего с коня. Сейчас в таких сапогах щеголяли едва ли не все лихие наездники Антиохии. Выдавали молодого человека руки, слишком холеные для человека занятого тяжким трудом. Если незнакомец и добывал себе хлеб, то явно не в поте лица своего.
– Вор? – полюбопытствовал Ричард.
– Шевалье, – не согласился с ним гость, снимая с головы поношенный чепец из плотной шерстяной ткани.
– Филипп! – не столько узнал, сколько догадался старый рыцарь.
– К твоим услугам, благородный Ричард, – сказал гость, подвигая к огню небольшую скамью. – Продрог как собака.
– Странная у тебя привычка, – осуждающе покачал головой Ле Гуин. – Приличные люди обычно входят через дверь. Зачем ты полез в окно к Терезе?
– Честно говоря, я навещал портного, – ласково улыбнулся хозяину Филипп, – но неожиданно для себя оказался в обществе сразу двух дам, развлекающих друг друга. Шевалье тоже был, но он дремал чуть в стороне, сморенный усталостью.
– Имя второй дамы? – нахмурился Ричард.
– Алиса. А сонного шевалье зовут, кажется, Раймунд де Пуатье. Я слышал, что его недавно назначили капитаном гвардии, вместо барона де Лоррена, чем-то не угодившего графине.
– Вот видишь, как опасно подглядывать в чужие окна, благородный Филипп, – вздохнул Ричард. – Теперь за твою голову назначена награда в пять тысяч денариев, и мне поручено тебя поймать.
– Я стою дороже, – обиделся шевалье. – Тысяч тридцать, по меньшей мере.
– Побойся Бога, Филипп, – усмехнулся Ле Гуин, – король Болдуин обошелся нам дешевле. Откуда такая нескромность в молодом еще человеке?
– Я открыл страшную тайну, благородный Ричард, – графиня Алиса не просто грешница, она еще и еретичка, поклоняющаяся древним сирийским богам. Король Болдуин будет страшно огорчен, узнав о подробностях визита своей дочери в ближайший монастырь. Не говоря уже о патриархе, тот будет просто шокирован.
– А кто организовал ей эту поездку?
– Портной Андроник и барон Санлис. В греховной мистерии кроме Алисы участвовали Тереза де Сабаль и Раймунд де Пуатье. Тебе нужны подробности, благородный Ричард?
– Оставь их при себе, – процедил сквозь зубы Ле Гуин.
– По словам моего осведомителя, эти люди прибегли к черной магии, жертвой которой стал благородный Боэмунд. Я же полагаю, что причиной смерти графа стала хорошо оплаченная небрежность конюха, седлавшего его коня. К сожалению, конюха убили раньше, чем я успел до него добраться. И мне ничего другого не остается, как настаивать именно на магии. Благородную Алису обвинят в чародействе, с весьма печальными для нее последствиями. Боюсь, что даже король Болдуин не сможет спасти свою дочь от позора, а возможно и смерти.
Филипп говорил совершенно спокойно, и даже тени волнения не было на его бледном красивом лице. А уж невинным голубым глазам молодого шевалье могла бы позавидовать любая благородная девственница, пекущаяся о своей репутации. Кто бы мог подумать, что за столь благовидной внешностью скрывается такая бездна цинизма. Благородная Алиса стала всего лишь жертвой подлых людей, а вот что касается шевалье де Руси, то он, похоже, порочен с самого рождения.
– Ты изнасиловал Терезу?
– Нет, она отдалась мне почти добровольно после того, как я слегка опалил ей кожу раскаленным прутом. Слабая женщина. У меня есть показания, написанные ее рукой.
– Кто позволил тебе пытать благородную даму, шевалье? – вспылил Ле Гуин.
– Я спасал жизни сотен, а может быть и тысяч людей, которые могли погибнуть в междоусобной войне из-за глупых женщин, склонных к разврату. Согласись, благородный Ричард, жизни десятка телохранителей Терезы – это вполне приемлемая цена за мир в графстве Антиохийском.
– Чего ты хочешь от меня?
– Мне нужны жизни Санлиса, Андроника и Никодима, – спокойно произнес Филипп. – Ты, благородный Ричард, встретишься с Алисой и поведаешь ей все, о чем я тебе сейчас рассказал. Думаю, она согласится купить мое молчание за названную выше цену. И откроет ворота города своему отцу, как только он в них постучится.