Сергей Шведов - Око Соломона
Раймунд бросился за поддержкой к Готфриду Бульонскому, но тот лишь обреченно махнул рукой. В лагере лотарингцев не строили осадную башню, здесь готовили штурмовые лестницы, дабы лезть на стены во славу Христа. Безумие нурманов оказалось заразительным, это подтвердил Сен-Жиллю и граф Вермондуа. Впрочем, в отличие от Готфрида, почерневшего от дурных предчувствий, благородный Гуго был полон надежд. Он любезно выставил на стол кувшин вина и блюдо с поджаренной на вертеле птицей.
– Надеюсь, это не ворона? – спросил Раймунд, без большой охоты присаживаясь к столу.
– Всех ворон в окрестностях лагеря мы давно уже съели, – усмехнулся Вермондуа. – А этого гуся мне прислал шевалье де Лузарш. Глеб неплохо устроился в замке Ульбаш.
– Боюсь, что ненадолго, – вздохнул Сен-Жилль, беря с блюда жирную ножку. – По моим сведениям, сельджуки атабека Кербоги уже осадили Эдессу.
– Значит, время у нас еще есть, – легкомысленно отозвался Вермондуа, перемалывая зубами нежное птичье мясо.
– Время, чтобы умереть с честью под стенами Антиохии?
– А почему ты решил, что Боэмунд собирается умирать? – спросил Гуго, салютуя гостю кубком, наполненным до краев.
Раймунд, питавшийся последний месяц бараниной и кониной, с ответом не торопился. Вино, между прочим, тоже оказалось очень приличным, и он с удовольствием его смаковал. Вопрос, прозвучавший из уст Вермондуа, показался ему вполне разумным и заставил по-новому взглянуть на создавшуюся ситуацию.
– Так ты считаешь, что у нас есть шанс на победу?
– Про нас с тобой не скажу, благородный Раймунд, – усмехнулся Гуго, – но Боэмунд, похоже, знает, что делает. Я уже обещал ему поддержку людьми.
– Он что, подкупил сельджуков? – насторожился Сен-Жилль. – Но почему он нам ничего не сказал?
– Зато он вырвал у нас обещание, признать его правителем Антиохии в случае победы, – вздохнул Вермондуа. – Жаль, очень хороший город. И земли в Сирии плодородные.
– Я ему обещания не давал! – взъярился граф Тулузский.
– В таком случае, благородный Раймунд, тебе придется первым ворваться в город, дабы заслужить этот ценный во всех отношениях приз. Бароны не бросают слов на ветер.
Граф Тулузский был потрясен чужим коварством до глубины души. Сын Роберта Гвискара провел убеленного сединами зрелого мужа, словно глупого мальчишку. Благородный Раймунд угодил в расставленные графом Тарентским силки. Ведь это не кто иной, как он сам предложил Боэмунду взять город, и тот охотно поднял брошенную ему перчатку, превратив тем самым богоугодное дело в обычное соревнование между корыстолюбивыми мужами, жаждущими власти не только над Антиохией, но и над всей Сирией. Конечно, папский легат далеко не случайно поддержал Боэмунда. Наверняка граф Тарентский поделился с Адемаром де Пюи своими надеждами и расчетами. И, похоже, не только с ним. Иначе вряд ли осторожный Вермондуа с такой охотою стал ему помогать. Благородный Гуго жаждет своей доли добычи, так же как и другие вожди похода, и уж конечно все они поддержат человека, бросившего богатейший город к их ногам. А единственным проигравшим во всей этой сомнительной истории останется граф Сен-Жилль, на долю которого не останется ничего кроме издевательств и насмешек.
Шевалье Годфруа де Сент-Омер был потрясен видом графа Тулузского, ворвавшегося в его шатер. Лицо благородного Раймунда было багровым до синевы, глаза готовились вылезти из орбит, от переполнявшей почтенного мужа ярости. В первый миг Годфруа даже подумал, что графа отравили, и собрался уже послать за лекарем, но Сен-Жилль жестом остановил преданного вассала.
– У нас есть вино? – прохрипел Раймунд треснувшим от бешенства голосом.
– Только вода, – отозвался Гуго де Пейн, деливший полотняный кров с благородным Годфруа.
Вода, вовремя поднесенная, благотворно подействовала на графа Тулузского. Он перестал пучить глаза на своих верных вассалов и соратников, собравшихся в шатре шевалье де Сент-Омера, дабы выслушать сюзерена. Кроме Годфруа и Гуго де Пейна в шатре находились так же капеллан Раймунд Анжильский и шевалье Аршамбо де Монбар. Этим людям Сен-Жилль доверял как самому себе. А своего тезку капеллана еще и ценил за ум и расторопность. К сожалению, в этот раз Раймунд Анжильский, которому поручено было присматривать за Боэмундом, не проявил своих лучших качеств и прозевал интригу с далеко идущими последствиями.
– Но кто же знал, что графу Тарентскому удастся договориться с сельджуками, – растерянно развел руками капеллан, выслушав град упреков, не замедливших обрушится на его голову, однако не встретил сочувствия и понимания у собравшихся.
– Скорее всего, Боэмунду помог армянин Самвел, – задумчиво проговорил шевалье де Монбар, поглаживая заросший недельной щетиной подбородок. – В последние дни он зачастил в шатер нурмана.
– Какой еще Самвел? – нахмурился Сен-Жилль.
– Посол князя Тороса, – пояснил Аршамбо. – Правитель Эдессы совсем недавно избавился от опеки сельджуков, а потому на многое готов, дабы не допустить торжества атабека Кербоги. Тебе, граф, следует тоже поискать союзников среди местных владык, только с их помощью мы можем утвердиться на Востоке.
– По-твоему, я должен отдать город Боэмунду?! – ощерился в его сторону Сен-Жилль.
– Взятие Антиохии, это еще не победа, – пожал широкими плечами шевалье де Монбар. – Победой будет разгром сельджуков атабека Кербоги, но до этого еще очень далеко.
– Как бы этот город не стал для нас смертельной ловушкой, – поддержал товарища осторожный Годфруа де Сент-Омер.
Граф Тулузский постепенно обретал себя. Гнев улетучился, зато вернулась способность к размышлению. Благородный Раймунд не принадлежал к числу импульсивных натур, и сегодняшняя вспышка страстей не была для него характерной. Скорее всего, сказался немалый возраст и перенесенные за последние полтора года лишения. Сен-Жилль был честолюбив, но в пределах разумного. Поддержав папу Урбана в самом начале его деятельности, он рассчитывал, что религиозное рвение и немалый опыт сделают его единственным руководителем похода. Увы, этим надеждам не суждено было сбыться. В армии крестоносцев нашлось немало людей, жадных до почестей и власти. Приходилось лавировать между тщеславными и самолюбивыми баронами, дабы поддержать свой авторитет на должном уровне. Конечно, Боэмунд Тарентский ловко обошел мудрого Сен-Жилля на повороте, но борьба еще не закончилась, в том числе и за Сирию. У благородного Раймунда еще будет возможность заявить о себе в полный голос.
– Готовьте лестницы, – распорядился Сен-Жилль. – Никто не посмеет утверждать, что провансальцы бездельничали в тот момент, когда нурманы Боэмунда штурмовали стены Антиохии. Наш спор с графом Тарентским еще не закончен, и рассудит нас с ним не папский легат, а сам Христос.
Нурманы, вроде бы рьяно взявшиеся за дело, никак не могли закончить деревянную башню. Благородный Боэмунд потратил на ее сооружение столько леса, что его хватило бы на целый город. Знатоки утверждали, что башня слишком тяжела, и ее не удастся перетащить через широкий ров, опоясывающий город. Но граф Тарентский, обладавший воистину бычьим упрямством, продолжал стоять на своем, заставляя своих вассалов заново переделывать уже завершенное вроде бы сооружение. Башню то ставили на колеса, то снимали с них. Шкуры убитых животных быстро высыхали под немилосердным сирийским солнцем, и их приходилось менять. Через десять дней уже никто в лагере крестоносцев не верил, что это сооружение, похожее больше на крепость, чем на штурмовую башню когда-нибудь сдвинется с места. Нурманы попытались засыпать ров, но сельджуки обрушили на них град стрел и вынудили отступить. Крестоносцы уже не смеялись над потугами благородного Боэмунда, а просто плевали в сторону его шатра. Но именно в тот день, когда все окончательно убедились, что затея нурманов провалилась, граф Тарентский пригласил баронов на совет. Все ждали, что Боэмунд признает свое поражение и уже готовились снисходительно похлопать его по плечу. Сен-Жилль торжествовал, но, как оказалось, преждевременно.
– Этой ночью мы возьмем город, – спокойно произнес Боэмунд. – Шестьдесят моих рыцарей поднимутся на стену, захватят башню и откроют ворота людям графа Вермондуа. Остальных я прошу только об одном – отвлеките внимание сельджуков на себя. Наступать будем со всех сторон, дабы не дать гарнизону время на размышление. Внезапность станет наши союзником, бароны. Внезапность и божий промысел.
– Хотелось бы знать, благородный Боэмунд, шестьдесят твоих рыцарей тоже надеются только на Бога или у них есть в крепости союзник? – спросил Роберт Нормандский, холодно глядя на нурмана.
– Союзник есть, – кивнул граф Тарентский.
– А как зовут этого человека? – не отступал упрямый герцог.
– Зачем тебе его имя, благородный Роберт? – удивился Гуго Вермондуа.
