Сергей Шведов - Око Соломона
– Почему? – спросил Кахини.
– У Боэмунда меньше сил, и он нуждается в помощи со стороны. Граф Тарентский не забудет человека, оказавшего ему услугу. Что же касается благородного Раймунда, то при всей своей жадности, он еще и фанатик веры, подверженный влиянию разного рода проповедников. С ним тебе трудно будет договориться.
Для Боэмунда Тарентского поражение под Антиохии обернулась бы крахом всех надежд. В отличие от большинства крестоносцев, нурман в Иерусалим не рвался. Кахини это понял уже в самом начале беседы. Почтенный Самвел напросился в гости к благородному Боэмунду на исходе дня и поспел как раз к ужину, который гостеприимный хозяин охотно разделил со своим гостем. Стол, впрочем, выглядел более чем скромно. Вареная баранина на большом деревянном блюде, несколько кусков хлеба и кувшин вина.
– Не густо, – кивнул Боэмунд, облизывая жирные пальцы. – Но не могу же я обжираться на виду у голодных простолюдинов.
Почтенный Самвел сочувственно вздохнул. Он очень хорошо знал, что с продовольствием в лагере крестоносцев возникли большие проблемы. Купцы, доставлявшие товары морем, заламывали такие цены, что они стали непосильными для благородных рыцарей, не говоря уже о простолюдинах. Конечно, граф Тарентский, обладающий немалыми средствами, не голодал, но и выставлять свой достаток на показ он считал неразумным. Боэмунд был не только самым молодым из вождей крестового похода, но и самым дерзким. За плечами этого рослого, светловолосого мужчины с насмешливыми серыми глазами числилось немало славных побед. Впрочем, не избежал он и поражений. Иначе не сидел бы сейчас под полотняным кровом в далекой Сирии напротив седеющего «армянина» и не слушал бы с кривой усмешкой байки о гаремной жизни.
– Должен признать, что Аллах более добр к мужчинам, чем христианский Бог.
– Бог один на всех, – осторожно забросил удочку Кахини, – только служат ему по-разному.
– Может быть, – пожал широкими плечами граф Тарентский, подтверждая тем самым оценку, данную ему фон Зальцем – фанатиком веры Боэмунд действительно не был.
– Я не стал бы тебя беспокоить, граф, если бы не очень важные сведения, полученные мною из Эдессы.
– Вальтер намекал мне на это, – кивнул Боэмунд. – Как видишь, я согласился на встречу.
– Сельджуки собрали огромную армию, которая очень скоро двинется на Антиохию. По численности они превосходят крестоносцев раза в четыре или более того. Князь Торос обеспокоен. Армия Кербоги на пути к Антиохии не минует Эдессы. И перед правителем города встает вопрос – сохранять верность крестоносцам или склонить голову перед воинами ислама? Это вопрос жизни и смерти, как ты понимаешь, благородный Боэмунд.
– Мы будем сражаться, – холодно бросил граф.
– Не сомневаюсь, – ласково улыбнулся ему Кахини. – Вопрос в другом – сумеете вы победить или нет? Князь Торос спрашивает об этом у меня.
– И какой ответ ты ему собираешься дать?
– Если возьмете Антиохию, то – да. Или ты думаешь иначе, благородный Боэмунд?
– Пожалуй, ты прав, – неохотно признал граф Тарентский.
– Значит, я могу обнадежить князя Тороса? – спросил Кахини.
Боэмунд захохотал, откинув назад голову, заросшую густыми волосами. Этот человек был далеко не глуп и успел зарекомендовать себя здесь, на Востоке, удачливым полководцем. Он уже дважды одолел сельджуков в битвах и очень хорошо понимал, какой кровью обойдется крестоносцам взятие Антиохии. Торопливость гостя его сначала позабавила, потом заставила насторожиться.
– Похоже, это не все твои новости, почтенный Самвел?
– Не все, – охотно подтвердил Кахини. – Я ведь уже несколько месяцев живу в вашем лагере, благородный Боэмунд. Возможно, кого-то мое поведение удивляет. Но я не терял времени зря. И мне удалось многого добиться.
– Мне почему-то кажется, почтенный Самвел, что ты очень хочешь поставить мне условия, но почему-то не решаешься, – пристально глянул на гостя Боэмунд.
– Мы несколько десятилетий прожили под властью сельджуков, граф, – вздохнул почтенный Самвел. – Иная вера, иные обычаи. И нам бы очень не хотелось, чтобы все повторилось сначала.
– А кто мешает князю Торосу попросить защиты у Алексея Комнина?
– Мы уже были под защитой византийцев, благородный Боэмунд, чем это закончилось тебе известно. Князь Торос очень бы хотел, чтобы здесь в Антиохии утвердился сильный христианский государь, не зависящий ни от Константинополя, ни от Багдада, ни от Каира. Вот тогда Антиохия и Эдесса могли бы заключить союз между собой на благо всего христианского мира.
– Это и есть твое условие, почтенный Самвел? – спросил Боэмунд.
– Именно так, граф, – подтвердил Кахини. – Союз с Эдессой будет выгоден и тебе, если ты, конечно, на него согласишься.
– Я еще не граф Антиохийский, – напомнил Боэмунд. – Да и Антиохия пока не наша.
– А если я помогу крестоносцам захватить город?
– В таком случае ты можешь считать, что союз с Эдессой уже заключен.
Разговор с Самвелом заставил графа Тарентского призадуматься. До сих пор его шансы прибрать к рукам богатейший город и окружающие земли были не велики. Боэмунд отдавал себе отчет в том, что в открытой сваре с применением оружия ему не одолеть графа Сен-Жилля. Мало того, что под началом благородного Раймунда впятеро больше людей, так на его сторону встанет папский легат и все вожди крестоносцев. Объединенными усилиями они сотрут в пыль графа Тарентского с его немногочисленными нурманами. Обойти Раймунда можно только с помощью хитрости и подкупа. Вряд ли бароны откажутся от добычи и славы, которые сулит им взятие Антиохии. Но на пути благородного Боэмунда стоял еще один человек, не восприимчивый ни к посулам, ни к богатым подаркам. И этому человеку граф Тарентский принес вассальную клятву. Говорят, что Алексей Комнин благоволит графу Сен-Жиллю. Не исключено так же, что Антиохия станет платой папе Урбану и его приверженцам за помощь Византии, о чем Рим и Константинополь уже успели договориться. Недаром же великий примикарий Татикий, командующий византийским корпусом, так хлопочет об интересах Раймунда Тулузского. От этого безносого туркопола и его пельтастов следует избавиться раньше, чем Антиохия падет к ногам крестоносцев. Только тогда Раймунд и Боэмунд будут спорить почти на равных.
Проводив гостя, Боэмунд вызвал к себе племянника. Благородный Танкред не заставил себя ждать и едва ли не с порога потянулся к вину. В отличие от дяди, который, к слову, прожил на свете всего на десять лет больше, Танкред не обладал качествами стратега. Это был лихой рубака, всегда готовый ввязаться в ссору или схватку, но слишком легкомысленный, чтобы продумывать последствия своих поступков. Благородный Танкред уже успел повоевать не только с сельджуками, но и с лотарингцами Болдуина, что едва не привело к развалу армии крестоносцев. Епископу Адемару с большим трудом удалось утихомирить вспыхнувшие страсти и примирить Боэмунда Тарентского и Готфрида Бульонского, готовившихся вцепиться в горло друг другу. Справедливости ради следует заметить, что нурманы вышли из ссоры с лотарингцами не без прибытка для себя. С помощью расторопного Танкреда, Боэмунду удалось прибрать к рукам несколько крупных портов, и теперь он контролировал весь север Сирии. Впрочем, лотарингцы тоже не дремали, и простоватому Болдуину каким-то образом удалось пролезть в наследники и соправители князя Тороса. Граф Тарентский не собирался спорить с Готфридом из-за Эдессы, а на Антиохию лотарингцы пока не претендовали. Судя по всему, герцог Бульонский метил ни много, ни мало как в короли Иерусалима, и благородный Боэмунд готов был ему в этом помочь. Не бескорыстно, конечно.
– В лагере составлен заговор, – сказал Боэмунд, спокойно глядя на жующего племянника. Танкред был высок ростом, но, в отличие от дяди, темноволос. Свой неуживчивый характер он унаследовал от матери, дочери Роберта Гвискара, а красивое лицо и темные глаза – от отца, потомка римских патрикиев. Танкред пользовался большим успехом у дам, но вступать в брак не торопился, памятуя о том, что брачные узы слишком тяжелая ноша для человека, жаждущего свободы. Боэмунд всегда относился к племяннику благосклонно, поскольку не видел в нем серьезного соперника. Танкред хоть и был внуком Роберта Гвискара, но по материнской линии, что значительно снижало его шансы в междоусобной войне.
– Заговор против нас? – насторожился Танкред.
– Нет, – покачал головой Боэмунд, – против великого примикария Татикия. По моим сведениям, двое или трое из близких к нему людей будут убиты в ближайшие дни из-за угла.
– И в чем причина такой ненависти?
– По слухам, гуляющим по лагерю, Татикий сговорился с сельджукским атабеком Кербогой, дабы погубить крестоносцев, – вздохнул Боэмунд. – Слухи эти, скорее всего, ложные. Но, к сожалению, многие им поверили и теперь горят жаждой мести.
