Татьяна Корсакова - Сердце зверя
– Ты останешься до утра? – спросил мальчик, сам не веря своему счастью.
– Илька, – она присела перед ним так, что глаза их оказались на одном уровне, пригладила растрепавшиеся волосы, – Илька, ты же смелый.
Сердце перестало биться. Уйдет… посидит немного и уйдет. А когда она уйдет, придет ведьма…
Он отчаянно замотал головой. Нет, он не смелый! Ему нельзя одному в темноте…
– Я ее видела, – сказала Софья. – Видела ведьму. Она настоящая. – Она говорила, но объятий не разжимала, не отпускала Ильку от себя. – Но каждую ночь у меня не получится с тобой оставаться. Понимаешь?
Понимает. А дышать снова больно.
– Но я хочу познакомить тебя кое с кем. Она очень необычная, но добрая. Ее не надо бояться. Она присмотрит за тобой, пока меня нет рядом. Не подпустит к тебе ведьму. Она уже здесь, Илька.
Что за глупости она говорит… Нет тут никого, кроме них…
– Посмотри. – Софья взяла его за плечи, развернула к окну. – Это она.
У окна стояла тетенька, на вид строгая, едва ли не более строгая, чем Эмма Витольдовна. В черном платье и в черном же, по-старушечьи низко повязанном платке. Но вид у тетеньки был не злой, это Илька понял сразу, как понял он и то, что тетенька неживая. Как ведьма, но по-другому.
– Это Евдокия, – сказала Софья шепотом. – Она как…
– Как ангел! – Мамка рассказывала Ильке про ангелов, говорила, что у каждого человека есть свой собственный ангел. Только увидеть их тяжело, от людей они прячутся. Своего ангела Илька представлял молодым, безымянным, непременно в белых одеждах. Выходит, ошибался. Ну и пусть!
– Ишь ты, ангел… – Евдокия улыбнулась, и Ильку словно бы солнечный лучик погладил. – А мальчонка с фантазией.
– Меня Илькой зовут. – Раз уж ангел представился по полной форме, то и ему нужно. – А тебя потрогать можно?
Евдокия казалась одновременно настоящей и ненастоящей, словно бы полупрозрачной. Стало любопытно, что будет, если до нее дотронуться.
– Тебе меня нельзя, а вот мне тебя можно, – и потрогала, провела рукой по Илькиным волосам. Ничего этакого он не почувствовал, но страх куда-то ушел, а на его место пришло осознание, что Евдокия, даже такая, не совсем настоящая, не даст его в обиду ни одной ведьме.
– Не дам, – пообещала женщина очень серьезно, и Илька даже не удивился, что она слышит его мысли. Она ведь ангел! – Давай-ка ложись в кровать, я тебе сказку расскажу.
* * *Они сразу нашли общий язык – Илька и Евдокия. Зря Софья беспокоилась, что мальчик испугается призрака. Все-таки в юном возрасте есть и свои несомненные плюсы: в добрых ангелов верится так же легко, как и в злых ведьм. А то, что с ведьмой-албасты Евдокия справится, Софья не сомневалась, была в этой мертвой женщине удивительная сила. И сказок она знала много. Вот только дослушать Софье не дали.
Дверь распахнулась внезапно, так, что Софья с Илькой испуганно вздрогнули. На пороге стояли Раиса с Эммой Витольдовной.
– Вот, я же вам говорила, – сказала Раиса с мрачной удовлетворенностью, – она к нему пробралась.
– Всего лишь зашла пожелать спокойной ночи. – Софья бросила быстрый взгляд на Евдокию, и та успокаивающе покачала головой. По всему выходило, что видели ее только они с Илькой.
– Софья Петровна, – голос пани Вершинской сделался скрипучим от раздражения, – своей излишней заботой вы портите ребенка.
– Я уже ухожу, – произнесла Софья смиренно и украдкой подмигнула Ильке.
– Я буду вынуждена сообщить Сергею Демидовичу.
– О чем? О том, что я зашла пожелать доброй ночи его сыну? – спросила она очень вежливо.
– Раиса, заберите лампу. – На Софью пани Вершинская не смотрела.
– Зачем? Он ведь еще маленький! Ему страшно в темноте.
– Если он сын Сергея Демидовича, – Эмма Витольдовна иезуитски улыбнулась, – то не должен бояться темноты.
А Раиса уже протиснулась в детскую и, словно бы невзначай толкнув Софью бедром, забрала со стола лампу.
– Не волнуйся, – Евдокия погладила Ильку по волосам, – мы с тобой не останемся в темноте. – И на узкой ее ладони заплясал крошечный серебряный огонек.
А Раиса вдруг зябко поежилась, оглянулась испуганно и поспешила прочь. Софья вышла следом и, не прощаясь, направилась к своей комнате.
Вот только на месте ей не сиделось, и сна не было ни в одном глазу. И пусть за Ильку она сейчас могла не волноваться, поводов для беспокойства оставалось еще предостаточно. Рудазов вместе со Злотниковым и профессором отправились в экспедицию на Чернокаменку, и экспедицию эту Софья считала верхом неблагоразумия. Из-за рыщущего по округе волка даже город ночью становился небезопасным. Что уж говорить про лес! Но кто бы ее послушал. Никто! И ведь не объяснить этим самоуверенным мужчинам, что волк этот – тварь необычная, что не бывает у обычных зверей такого яростного, такого осмысленного взгляда. Да Софья бы и сама не поверила, если бы не видела все своими собственными глазами.
От тяжелых мыслей ее отвлек женский крик. Он нарушил полуночную тишину, прокатился по замку гулким эхом. Софья выскочила в коридор, осмотрелась. Крик доносился с противоположного конца коридора. Кажется, там были хозяйские спальни. Кричала, нет, скорее даже визжала Мари. Вот только никто не спешил ей на помощь. Дом словно бы затаился. Софья тоже не спешила, по скудно освещенному коридору шла медленно, внимательно оглядываясь по сторонам. От замка, который все больше и больше походил на живое, затаившееся существо, можно было ожидать любого подвоха. Впрочем, как и от всего острова. А крик тем временем становился все отчетливее и громче. Не осталось никаких сомнений в том, что кричит Мари. Тяжелую дубовую дверь, ведущую в ее комнату, Софья толкнула без стука, тут уж не до церемоний.
В царящей в комнате темноте она не сразу разглядела Мари. Понадобилось время, чтобы глаза привыкли к смене освещения. Мари сидела в углу, притянув колени к подбородку, обхватив голову руками. Она уже не визжала, только тихо всхлипывала, а на появление Софьи отреагировала совсем уж странно, выставила руки перед собой, словно бы защищаясь, зашептала:
– Уходи… Я тебя не убивала, это все он… Он, окаянный… Не получил своего, вот и убил. И младенчика твоего убил… А я, думаешь, счастливая?.. Думаешь, меня он любит?.. Никого он не любит! И детей у меня нет. Нет детей… Наказали меня… Без тебя наказали. Слышишь ты?!
Мари, определенно, бредила. Видела в Софье кого-то другого и встрече этой была не рада. На уговоры она не реагировала, кричать перестала, зато начала биться затылком о стену. Софья сделала единственное, что было в ее силах, – схватила с венского столика графин, плеснула водой в лицо Мари. Та взвыла совершенно по-звериному и затихла, захлопала глазами, а потом спросила осипшим от крика голосом:
– Что вы тут делаете?
– Вы кричали. – Софья уже и сама была не рада, что вмешалась. Пусть бы эта женщина сражалась со своими демонами в одиночку. – Никак не могли успокоиться.
– И вы меня водой… – Зубы Мари клацали, но взгляд с каждой секундой становился все более и более осмысленным. – Как посмели?!
Объясняться Софье не пришлось, в комнату вбежала служанка, засуетилась, заохала. А следом за ней вошел майстер Шварц. Выглядел он так, словно бы и не ложился спать. Жидкая его косица была заплетена со всей тщательностью, а медальон на груди хищно поблескивал.
– Мари, голубушка, что случилось? – спросил он холодным, ледяным даже тоном, а сам цепким взглядом обвел спальню. Взгляд его задержался на дальнем углу комнаты, а в глазах появилось что-то этакое, недоброе. Софья тоже посмотрела. Увидеть ничего не увидела, скорее, почувствовала. Ощущение это было ей знакомо по подземным катакомбам – тот же могильный холод, тот же необъяснимый, парализующий страх. Похоже, та, которую Евдокия называла албасты, проявляла интерес не только к Ильке, но и к другим обитателям этого мрачного дома. Не ее ли видела Мари? И чье обличье на сей раз приняла албасты? Вопросов было больше, чем ответов. Да, сказать по правде, Софья и не хотела знать ответы. Воспользовавшись суматохой, она вышла из спальни Мари и, уже оказавшись в коридоре, вдруг подумала, что на крик хозяйки не прибежала ни пани Вершинская, ни Раиса. Да и капитан Пономаренко не спешил на помощь к попавшей в беду даме.
Возвращаться в свою комнату Софья не стала. От случившихся треволнений захотелось есть. Была у нее такая неприятная для барышни особенность: в часы особой душевной смуты на нее нападал просто зверский аппетит, а на кухне, помнится, оставались испеченные еще к обеду пироги.
Она не ошиблась: нашлись и пироги, и кувшин с молоком. Не зажигая лампу, Софья уселась за стол, отрезала большой ломоть пирога, налила в чашку молока, задумалась о том, как быть дальше. То, что в историю она вляпалась прескверную, не оставалось ни малейшего сомнения. Конечно, отправляясь в Чернокаменск, она понимала, что может столкнуться с чем-то достаточно необычным, и даже надеялась на это, но необычного оказалось слишком много. Вот сейчас бы проявить благоразумие, собрать вещички и сбежать. Илька под присмотром Евдокии, ему теперь ничто не угрожает. А у нее есть то, за чем она явилась на этот остров. Софья приподняла подол платья, нащупала под подвязкой чулка прохладное лезвие ножа. Оставлять нож в комнате она не рискнула, такую ценную вещь лучше держать при себе. Вот, спрашивается, почему она до сих пор торчит на Стражевом Камне, если дело сделано и на острове ее больше ничто не держит? Вопрос был скорее риторический, потому что самой себе Софья врать не привыкла и знала, что никуда не уедет, пока не разберется с тем, что же тут происходит. Время еще есть. Не так много, как хотелось бы, но все же.
