Марк Даниэль Лахлан - Песнь валькирии
Фрейдис взяла парня за рубаху и нежно произнесла:
— Еще раз оскорбишь леди, и я подарю ей твой язык.
Сверху послышался голос, судя по тону — вопрос.
Она услышала «нон», что должно было означать «нет», затем — удар и крик. Еще проклятия. Человек оступался в темноте. У них не было света.
И вновь донеслись какие-то слова.
— Они видят свет! — воскликнула Стилиана. — Он спросил: «Что это?»
— Хотела бы я, чтобы стало темно, — проговорила Фрейдис.
Свет потух, будто по команде.
Мальчишка дышал слишком шумно, хотя и пытался подавлять всхлипы. Она бы задушила его или убила ножом, если бы была уверена, что это будет бесшумно. Но она сомневалась, и поэтому он остался жив.
Они слышали, как наверху сновали люди. Найти факел и обнаружить дыру в полу — это всего лишь вопрос времени.
— Ты поможешь мне вылезти, — прошептала Фрейдис, обращаясь к мальчишке.
— Как? Нас найдут. Нас убьют. Господин Луис — лучший воин, которого я видел, а они легко взяли его.
— Меня они легко не возьмут, — заявила Фрейдис. — Помоги мне выбраться наверх.
Мальчик опустился на четвереньки, и она встала ему на спину сжимая в руке нож. Где-то слабо мерцал факел. Она не высовывала голову из ямы. Свет стал ярче. Послышались голоса. Она поняла, что они увидели дыру. Двое подошли ближе. Один ее не заметил, а другой, заглянув в яму, вскрикнул от удивления. Она сильно ударила его ножом в голень и оставила нож в ноге.
Мужчина снова закричал, теперь уже от боли, и попытался вытащить нож. Плохой воин. Сначала нужно позаботиться о враге, а потом о себе. Боль — это роскошь, которой он не стоит.
Выбравшись, Фрейдис выхватила из ножен свой меч и побежала. Факел упал на пол, по стенам бешено понеслись тени.
Четверо. Теперь уже трое — она сделала бросок в сторону человека с раненой ногой. Если она выживет в этом бою, то сможет гордиться, что выполнила свой долг, подала пример другим воинам. Тогда она сможет сказать: «Он не носил шлема, на нем был только шлем крови» или: «Коготку хотелось полакомиться, невозможно было оторвать его от пиршества». Она могла подать это, как ей захочется, под любым соусом: меч застрял в его черепе, и, падая, он потащил его за собой.
Осталось три противника.
Факел мигнул и погас. Она почувствовала их смятение, они пытались сориентироваться на ощупь. Внутри нее зажглась руна-факел, и для нее, казалось, настал день. Трое воинов вслепую махали мечами во тьме, раскрыв от ужаса рты. Один из них, спокойнее остальных, взмахнув мечом, нащупал ступени в усыпальницу. Надо было спешить. Шум мог привлечь сюда остальных воинов лагеря. Она вынула меч. Коготок — хорошее оружие, его выковал в Дамаске кузнец-волшебник. Нет нужды наносить прямой удар.
Нет. Нет нужды убивать снова. Скорее, она чувствовала нужду больше не убивать. Раненый воин истощал силы врага больше, чем убитый. Спокойный норманн нашел ступени и шагнул, чтобы проверить дорогу. Она опустила меч и сильно ударила его сзади по ноге, нанеся глубокую рану. Он завопил и с проклятиями упал на плиты.
Остальные в панике стали беспорядочно махать мечами, и один ранил другого в руку. Тот мгновенно отреагировал, его меч описал дугу и попал ранившему его товарищу в горло. Держась за шею, он упал, выкрикивая ругательства и проклятия, которых она не могла понять. Может, это была смертельная рана, а может, царапина. Фрейдис знала, что рана в шею вызывает у мужчины панику. Ударь мужчину в руку или грудь, нанеси ему глубокую рану, он только будет яростнее сражаться. Слегка задень шею, пусти кровь, и его руки схватятся за рану. И лишь воспетые скальдами герои могли, улыбаясь, еще неистовее бросаться в бой.
Она вытащила нож из ноги уже мертвого воина, лежавшего у края ямы. И ударила единственного оставшегося на ногах норманна в ягодицы. Он вскрикнул, и она ударом сбила его с ног.
— Быстро, — сказала она, повернувшись к туннелю. — Нам надо идти.
Стилиана взобралась на плечи Гилфе, и она подняла ее, легкую, словно бабочка, вверх. Госпожа дрожала всем телом, потрясенная тем, что с ней произошло. Гилфа был тяжелее, но она успешно вытащила наружу и его тоже. Она не могла понять, почему тратит на него силы. Он был медлительным и неуклюжим, не умел сражаться.
Возможно, именно поэтому. Его легко поймают, и это увеличит шансы ускользнуть для нее и леди Стилианы.
— Я ничего не вижу, — сказал Гилфа.
У Фрейдис не было времени раздумывать о причине этого, она просто приняла все как есть. Она сняла с норманнов один плащ для Стилианы и еще один для себя. Леди была без чувств, но дышала. Сейчас руны согревали их, однако долго рассчитывать на это она не могла.
Она подняла Стилиану и понесла вверх по ступеням, оставив Гилфу кричать и скулить в темноте, спрашивать, где она, и причитать, что он умрет.
Глава двадцать восьмая
Огни
Гилфа лежал на полу усыпальницы, вокруг раздавались крики и стоны раненых. Он позвал Луиса, потом Фрейдис и в конце концов проклял обоих за то, что они его покинули.
Особенно он ненавидел женщину, если только можно было ее так назвать. Они так хорошо шли вместе с Луисом, пока не появилась она. Этот человек спас его от преследования, обещал взять с собой на юг, а по дороге рассказать секреты своей силы и воинского искусства.
Гилфа полз по холодным ступеням пола, не в силах найти лестницу наверх и опасаясь наткнуться на раненых норманнов. Они еще могли себя защитить, он не сомневался в этом. Слишком рано он отправился в плавание, и все из-за насмешек братьев. Они выросли высокими и крепкими, легко орудовали копьем и топором. А он рос толстым, хотя ел столько же и то же самое, что и они. Он был опасен для противника с оружием не больше, чем сам для себя, и прозвище, которое они ему дали, мучило его. Девчонка. Поэтому Гилфа упросил их взять его с собой, чтобы доказать, что он способен сражаться.
— Я такого же роста, как любой мужчина, отец, — говорил он. — Дайте мне мужскую работу, возьмите с собой в рейд.
Отец позволил ему плыть с ними, но не из-за нежных чувств к сыну. Гилфа знал почему. Отец стыдился его и думал, что из его сына выйдет если не хороший воин, то хотя бы достойный труп. Они отправились с войском Харальда.
Он помнил, как они плыли. Сотни кораблей, словно сплывающиеся на пир лебеди, как сказал его отец, выходили из спокойных вод Согне-фьорда. Ему же они больше напоминали крыс: темные, низкие, полные коварных планов. Не надо было ему плыть с ними. Не надо было.
— Такой сильный, — похвалил отец, показывая на флот.
«Такой уязвимый», — хотелось ему ответить, но он лишь кивнул.
— Ты правильно делаешь, Гилфа, — сказал отец. — Еще до наступления зимы ты будешь пировать либо за столом Харальда, либо на небесах с Христом.
— Я буду пировать с королем?
— Может быть, если совершишь великие дела. Впрочем, скорее всего, нет. Но ты хотя бы будешь пировать с братьями и сможешь смело смотреть им в глаза, когда будешь пить.
— Буду ли я смотреть в глаза Христу?
— Храбро сражайся — и тогда будешь. Этот бог благословляет тех, кто сражается во имя него.
— Некоторые призывают Одина.
— Один — коварный бог. Христос всегда рядом с тобой. Призови его — и он придаст тебе сил. Один слишком многого требует взамен.
— Ты молишься Одину.
Отец улыбнулся.
— Я молюсь обоим. Я долго был торговцем. Хочу, чтобы они поспорили о моей душе.
Они плыли на веслах не меньше, чем под парусами. Ветер все время был то слишком сильным, то слишком слабым. Шетландские, Оркнейские острова, Шотландия — и везде к ним примыкали новые корабли. Тогда ему казалось, что никто не одолеет такое огромное войско.
Высадка прошла легко. Это была забавная: страна: вместо гор — скалистые холмы со всем свойственным горам коварством, но без их красоты; глядя на горизонт, оц думал, что они похожи на съежившихся, побитых собак. Здесь тоже было холодно. Но это был не жгучий мороз Хордаланда с его слежавшимся снегом и льдом, а раздражающий назойливый холод, не отпускающий полностью даже у костра. Почему они приплыли сюда так поздно? Отец сказал, что на юге орудуют другие мародеры, что если они не поспешат, то им ничего не останется.
— Мы все станем лордами! — крикнул Харальд, обращаясь к армии. Он был великолепен — на голову выше остальных, а руки такие сильные, что, кажется, могли бы запихнуть в ведро целое море.
Они одержали легкую победу при Фулфорде и без боя взяли Йорк, но это ослабило их боевой дух. У Стэмфорд-Бридж — теперь он знал это название — английский король застиг их вдали от кораблей и оружия. Он накрыл их, как прибой накрывает песчаную стену. Они его не ждали — разведчики уверяли, что он еще далеко. Но Гарольд шел быстро.
В тот день Гилфа потерял отца. Он не видел его убитым, и единственное, что он хотел, — это попасть на корабль. Гилфа мечтал только о том, чтобы поскорее вернуться домой, обнять мать, посидеть у огня, рассказывая о войне. Он уже достаточно навоевался.
