Симона Вилар - Ведьма княгини
– Никогда еще волхвы у меня в поводырях не были, – громко сказал Претич, поправляя на буланой княгини расшитый яркими узорами чепрак с длинными кистями. – Ну чисто я сам князь-гость у древлян.
– А ну поди-ка сюда, князь-гость, – приобняв его за плечо, громко сказал Свенельд и увлек молодого воеводу в сторону. Уже тише добавил: – Ты знаешь, зачем едем? Не пировать, а убивать. И возможно, не с такой залихватской удалью, как ты у себя на заставах, соколик, привык. Справишься ли? Нам, возможно, безоружных кромсать тесаками предстоит.
Претич только запихнул под шлем русую вьющуюся прядь, что упала на глаза.
– А тебе такое приходилось, Свенельд? Резать… Гм. Если понадобится, мои справятся.
Больше они не шептались, но Претич уже понял, что другого от его людей не потребуют. И еще понял, что, помогая Свенельду справиться с древлянами, он этим выкажет, что его князь Тудор признал Ольгу правительницей. А ведь его прислали как раз за тем, чтобы мутить бояр в Киеве, Тудор-князь сам о вокняжении на Горе подумывал. Но Претич уже здесь как союзник Свенельда. И если они рядом будут проливать кровь, то по закону воинского побратимства он уже не смеет против него интриговать.
Когда все были готовы и княгиня села верхом, Пущ наконец очнулся, оглядел всех, сорвал пучок травы и, скатав ее в клубок, бросил на тропу перед собой. Тот так и покатился, словно ежик побежал. Пущ двинулся за ним среди расступавшихся слоев тумана. За ним неспешно двинулись остальные. И всем казалось, что идут они через туман, как будто воду собой раздвигая – настолько воздух вокруг был плотен и тягуч.
Ольга ехала на буланой, которую вели под уздцы два дружинника. Она глядела на дорогу между ушей своей лошади, стараясь не озираться по сторонам, хотя все время ощущала рядом, за ветвями и туманом, какое-то шевеление. От напряжения у Ольги ломило спину, но она продолжала сидеть прямо. В ней как будто проснулись неведомые ранее способности: слух обострился, взгляд замечал любое движение в белесой мути, и даже затылком под тяжелым венцом она угадывала всякий проблеск жизни в нависавших над дорогой ветвях. От всего этого мурашки бежали по коже.
И все же они продолжали двигаться вперед. Тихо и скученно, шаг в шаг друг за другом, все – за волхвом. Он же шел широко и размашисто, побрякивая амулетами, стараясь не сводить взгляда с катившегося перед ним пучка трав.
Неожиданно впереди туман как будто стал рассеиваться, появилась широкая проторенная дорога, без всех этих нависающих и наступающих по сторонам деревьев, исчезли то и дело преграждавшие путь похожие на змей коренья. И откуда-то долетал звук била. Бум-бум, бум, – словно стучало огромное сердце.
Волхв Пущ остановился, стоял прямой и достойный, на лице читалось удовлетворение.
Свенельд чуть склонился к Ольге и указал вперед, туда, где за расплывавшимися пластами тумана стали вырисовываться нагромождения бревен большой усадьбы.
– Это Малино – вотчина древлянского князя Мала.
Теперь она сама видела: у небольшой реки столпились строения, окруженные мощным частоколом. А чуть в стороне стояло несколько длинных древлянских изб – селение. Оттуда показался народ – стояли группками, тоже разглядывая прибывших. И еще Ольга отметила, что на шестах над главной вышкой нигде нет изображения привычного у полян петушка – вестника зари, птицы, угодной Даждьбогу и Сварогу жаркому. Даже на стрехах изб нигде не выступали привычные изображения смотревших в разные стороны резных коньков – любимцев Перуна. Ну да и могли ли они тут быть, когда сейчас никто из светлых богов не имел власти в земле древлян? Это было непривычно и как-то неправильно. Ольге сделалось не по себе. И все же она выпрямилась в седле, глядя, как распахнулись в усадьбе ворота и стали выходить ей навстречу люди. Сперва кмети показались, стали рядами, опершись на высокие копья. По виду от киевских не отличить – кольчуги, шеломы остроконечные, щиты с коваными умбонами посредине. Потом появились одетые в богатые меха нарочитые люди.
Свенельд стал пояснять, кто тут бояре, кто волхвы древлянские, а вон и сам жених Мал вышел, тот, что невысокий да полный, в украшенном каменьями венце да опашене черно-бурой лисы на плечах, с богатой гривной на груди. А молодой волхв подле него – его первый советник Малкиня.
– Этот волхв самый опасный, – неожиданно раздался рядом голос Малфриды. – Он мысли угадывать умеет. С ним будьте осторожнее.
Ольга с удивлением взглянула на свою колдунью: надо же, с чего вдруг опасаться перестала, наперед лезет? Но Малфрида спешно поясняла: этого читающего помыслы чародея непременно надо отвлечь. Она постарается это сделать, пока они иных отвлекать будут. Но это, похоже, не порадовало Свенельда.
– Что, так и потянуло к дружку твоему?
Малфрида как и не заметила злобы в его голосе. Уже разворачивая свою лошадь, сказала:
– Малкине скажешь, что я с вами. Так надо! – добавила с нажимом. – Иначе он все поймет, как если расскажете ему все, что удумали.
Зыркнула напоследок темными глазами и отъехала. Свенельд еле сдержался, чтоб не сказать чего, но сцепил зубы. Но тут Ольга сжала его руку, посмотрела властно. И Свенельд опомнился. Оставив княгиню один на один с вышедшим вперед древлянским князем, сам быстро проехал вдоль строя своих людей да повелел петь во все горло. Что угодно пусть поют, только бы не думать о предстоящем.
Удивленные таким повелением воины сперва переглянулись, но вот запевала затянул, а там и иные подхватили, сперва нестройно, но потом все более слаженно. Даже вышедший вперед улыбающийся Мал попятился, когда русичи вдруг стали распевать во все горло:
– Ягодка к ягодке,Светик ко светику,Милая к милому,Ой, люшеньки-люли,Ой, гулюшки-гули…
Ну конечно же, такое принято, чтобы при встрече жениха и невесты пели свадебные песни. Однако древлянам больше бы понравилось, если бы эти коварные русичи трепетали после всего увиденного в древлянских лесах. А эти поют, вон присвистывать начали, двое витязей чуть ли не вприсядку пошли перед приближающимся конем княгини. Она сама прибыла сюда к Малу Древлянскому. Такого и волхвы не могли предугадать, когда сватов за ней отправляли. В лучшем случае ожидали посольства с приглашением в Киев, а то и на переговоры на сопредельную межу. И вот же она, Ольга Киевская, княгиня Руси.
Мал потом все же заулыбался, оглянулся на своих ведунов и советников. Молодой волхв Малкиня стоял рядом, хмуря брови под серебряным очельем. Приведший княгиню Пущ выглядел растерянным, бояре из окружения Мала одни улыбаться начинали, другие, наоборот, хмурились.
Еще Мал подумал, что зря из Искоростеня с ним не прибыл верховный волхв Маланич. Тот всегда знал, что делать, однако слишком разъярился из-за того, что Ольга отправила к ним с сообщением христианина Стоюна. А христиан в древлянской земле тут же полагалось сажать на острый кол, чтобы погибали в муках. Этого же Мал велел не трогать, не желая обижать посла княгини. Зато Маланич обиделся, заперся в Искоростене.
Сейчас этот посланец-христианин стоял позади князя Мала и, увидев растерянный взгляд того, постарался приободрить:
– Что же ты робеешь, Мал Древлянский? Иди, встречай суженую.
И сам пошел к своим, никто его удерживать не стал.
Но Мал сперва поглядел на своего верного советника-волхва Малкиню. Тот был напряжен, глаза его скользили по лицам весело распевавших русичей. Взгляд задержался какое-то время на насмешливо прищурившемся Свенельде (этому все нипочем!). А потом он смотрел только на Ольгу. Подумалось, что таких женщин – стать, уборы, непривычно смелый, полный несокрушимого достоинства взгляд, – ему еще видеть не доводилось. Но потом ее внешность перестала для него что-то значить, осталось только стремление угадать ее помыслы… Песни и поднятый русичами шум отвлекали его, но Малкиня пристально смотрел в ее затененные длинными ресницами светло-серые прозрачные глаза… за эти глаза, в ее душу. Ничего особенного княгиня в этот миг не задумывала, просто с чисто женским любопытством оценивала жениха. Она отметила, что и ростом он не вышел, и лицо у него круглое, как луна, и такое же блеклое, да и разъелся, будто хряк. Она так и подумала – хряк. Да, в очах княгини Мал Древлянский и мог показаться не самым пригожим женихом. Особенно в сравнении с Игорем князем – высоким, поджарым, ясноглазым. Его образ вдруг стал таким ярким, что Малкиня даже отвел глаза. Словно увидел того самого Игоря, которому сам вместе с другими выкрикивал на вече смертный приговор. Но тогда иначе нельзя было поступить… Так все решили. И так же тогда думал он сам.
Сосредоточиться Малкине мешали и разговоры стоявших вокруг бояр древлянских. Кто из них негодовал, кто дивился, а кто и посмеиваться начал. Дурмана, что ли, русичи наглотались, раз так веселятся? – гадали древляне. А тут еще Мал на него оглянулся и просто оглушил нетерпеливым стремлением узнать, что же это? Может ли он подойти к Ольге пресветлой, к ладе своей ожидаемой и желанной?
