Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь

— Сударыни, осторожней. Шестая ступенька расшатана.

— Спасибо, Пьетро.

Вверх так вверх… Хорошо, они в сандалиях, ступени — из металлической решетки, каблук наверняка застрял бы. И тесно, юбки, даже такие, обтирают стены от многолетней грязи. Ну и компания выберется наружу — две грязные мещанки и агнец Создателев.

— У выхода приготовлены плащи, — словно подслушал мысли агнец, вешая фонарь, который теперь светил вверх. Желтый теплый росток напомнил о ночном монстре с нохского двора, воспоминания сплелись с шорохом и скрежетом. Серебристый лучик прыгнул вниз, к золотистому, который тут же поблек.

— Еще день, — тихо сказала поднимавшаяся последней Марианна. Значит, баронесса тоже глядела на светлую полоску над головой и тоже думала, как они пойдут по взбеленившемуся городу.

— Ночь или день — сейчас безразлично.

Полоска стала сперва подковой, потом полумесяцем — Пьетро не спешил не то что вылезать, даже голову высовывать. В дыру лился слабый свет, пахло дымом, в Эпинэ тоже им пахло, но городской мятеж оказался хуже.

— Выходим.

Руку дамам монах не предложил, стоял у края облупленной ниши и озирался по сторонам, но подернутые дымком, будто туманом, задворки не привлекли даже собак. Изгрызенная веками стена, рядом полуразвалившаяся, с деревцами на крыше, церковь, дальше — заваленный мусором пустырь, за ним — почти скрытые белесой мглой дома… Уныло и все равно страшно. Каменная рука с раскрытой книгой — Эсператия? — дернулась и поползла назад: статуя возвращалась на место. Любопытно, что за голова была у каменного ликтора? Книга уцелела, а глаз, чтобы прочесть, и мозгов, чтобы понять прочитанное, не осталось. Аллегория прямо-таки издевательская.

— Пойдемте, — решился наконец Пьетро. — Плащи накиньте.

Пошли. В противоположную от пустыря сторону, вдоль стены, — что там, Арлетта представляла с трудом, но монах шел уверенно, хоть и не быстро. Вокруг было спокойно, вернее, было бы, если бы позади, за стенами, не трещали выстрелы и не поднимался столб, нет — уже два столба дыма.

Они почти добрались до угла, когда Пьетро резко остановился, и тут же навстречу, из-за поворота, выскочила парочка оборванцев самого отталкивающего вида. Первый лохматый, второй лысый, как колено, они очень спешили, о возможных встречах не думали и едва не врезались в застывшего монашка, после чего тоже замерли, дав разглядеть себя во всей красе. Драная одежда, пятна крови, не лица, а настоящие морды, удивление на которых быстро сменилось радостным оскалом.

— Глянь-ка! — Лохмач легонько ткнул своего приятеля шипастой дубинкой в бок. — Там не сдохли, а теперь вот… Ха! Скажи, повезло?

Лысый обошелся без слов: выдернул из-за спины показавшийся огромным нож, и тут же навстречу, ссутулившись сильнее обычного, шагнул Пьетро.

— Братья, — еле слышно прошелестел он, — не творите зла! Дайте дорогу слуге Создателя нашего и добрым дочерям Его и будете спасены. И воздастся вам за кротость вашу жизнью долгой…

— Нам вот прямо сейчас и «воздастся», — осклабился лохматый. Покачивая дубинкой, он уже нависал над монахом. — А тебя, крысеныш…

— Братья, я смиренно про… — резкий взмах руки словно бы рассек слово надвое, — … шу Создателя о милости к новопреставленным грешникам.

Большой нож падает наземь, лысый тоже. Он хрипит и булькает, вцепившись себе в горло, и лапы его стремительно алеют. Бородач озирается… Озирался.

— А-а-ах! Чтоб тебя Лево…

В этот раз Арлетта успела заметить быстрое движение левой руки, и это было отнюдь не благословение.

— Мэратон. — Лохматый владелец дубинки, скрючившись, валится в дорожную пыль, не закончив проклятия, и затихает. Лысый еще бьется в судорогах, но это недолго — Пьетро быстро наклоняется, будто что-то подбирает, и разбойник успокаивается. Навсегда. Теперь можно разглядеть: из горла покойника торчит нечто бурое. Близорукость не дает разобрать подробности, но главное понятно — смиренный брат Пьетро и в метании ножей неплох.

— «И будете спасены», — повторяет, будто заведенная, Марианна, — «спасены…»

Гвардейский патруль, объезжавший прилегающие к дворцу улицы, «обрадовал» Проэмперадора столицы очередной несуразицей — жители оной столицы в большом количестве скапливаются у Старого парка. Новые беспорядки? А что же еще? Не сбор же маргариток! Эпинэ отнял так и льнущие к глазам руки и посмотрел на привезшего новость корнета.

— Кто-то убит? Ранен?

— Нет, что вы! — Офицерик казался слегка растерянным. — Люди ведут себя очень мирно… Очень. Много пожилых и детей, просто все очень хотят в парк, но стражу слушают. И еще, Монсеньор, они с вещами, в каретах, повозках.

— Ладно, идите. Жильбер, что у нас сейчас?.. Можешь не отвечать, разве что-то новое появилось.

— Только про парк, Монсеньор.

— Только про парк… Только… — В Старом парке так спокойно. Шелестят деревья, поет вода, и никого… А если спуститься в нижний храм, к колодцу, сесть на край, опустить руку в воду и хотя бы на полчаса забыть о том, что творится? Нет, не для того он сам врал и подбил Никола с Левием на ложь, чтобы прятаться по подвалам. Вот глянуть на «мирных горожан» не помешает, благо в Старом городе и вокруг дворца все более или менее спокойно. В Новом ребята Халлорана справляются и без полковника, городом Франциска занимается Никола, а где Никола, там сделано все и больше.

— Жильбер, поехали. Посмотрим, кому так нужно в парк. — Да и положение на левом берегу надо бы получше себе представить. — Карваль, если что, пусть ищет нас у Драконьего источника.

Под дверью торчал Салиган, непривычно тихий, синюшный и слегка похожий на удавленника.

— Мы едем кататься? — Неряха чихнул и подхватил Проэмперадора под руку.

— Я еду, — огрызнулся Эпинэ, — а вы сидите здесь и приходите в себя. Что с вами, кстати?

— Чуть не изгадил собой Закат, — едва ли не с сожалением сообщил маркиз, — но кошки такое не едят, и я по-прежнему с вами.

— Сидите здесь и приходите в себя. При казарме должен быть лекарь.

— Врачи, священники и палачи — это для людей приличных, а я уже не помер, в отличие от нашей с вами деточки. Мне ее не хватает, а вам?

— Салиган! — Робер резко остановился. — Что вы несете?!

— Как и в большинстве случаев — правду, что и роднит меня с Вороном. Это вы всю жизнь врете, чужим во спасение, себе во самоуничижение. Куда едем?

— В Старый парк, — сдался Иноходец. — Откуда вы узнали? Про… девочку?

— Оттуда. А вам, выходит, как с гуся вода? Да уж, знатно она вас шуганула… Эпинэ, говорю вам, девчонке конец, и вылижи меня кошки, если это к лучшему.

— Монсеньор, мы готовы.

— Хорошо, Дювье. Салиган, вы точно не свалитесь?

— Если только вы меня не пристрелите, но заряды лучше бы поберечь.

— Заткнитесь.

Усиленный по случаю беспорядков конвой смыкается вокруг особы Проэмперадора и особы Салигана. Кони откровенно на взводе, люди тоже.

— Открыть ворота!

Цокот пары сотен копыт разбивает тишину. Арсенальная площадь, прилегающие улицы и проулки, первая алая прядь на помнящем едва ли не Франциска клене. Покой и безлюдье, едем дальше…

Бегство продолжалось. Оставив за спиной покойников, Пьетро со сноровкой хорошей овчарки быстро погнал своих дам дальше, то и дело прислушиваясь. О разбойниках не было сказано ни слова, но монах счел, что маску смирения можно сбросить, как и стесняющий движения балахон. Под эсператистским одеянием обнаружилась обычная куртка обычного горожанина, разве что с ножнами на предплечье, тут же, впрочем, перекочевавшими на пояс; в них отправился тщательно обтертый кинжал, а куда делся выдернутый из трупа метательный нож, Арлетта не заметила.

Очень хотелось верить, что его высокопреосвященство, где бы он ни был, в своем секретаре не слишком нуждается и что они с Левием еще выпьют шадди с корицей. Она пригубит и скажет, что отнюдь не удивлена талантами Пьетро, ведь возле такого змея, простите, «голубя» должны обретаться отнюдь не воробушки. Да уж… Двое в несколько секунд, и как красиво! Только какого демона эти головорезы позабыли в пустом тупике? «Там не сдохли…» Если «там» — это на площади, то и бежали бы прочь, а не кружили возле Нохи. Повезло им, видите ли!

Снова поворот, но Пьетро шага не замедляет. Переулок, в который выходят глухие задние стены, пуст, за третьим домом уютно зеленеет запущенный сад. Через забор перевешивается все тот же виноград, вдалеке торчит желтая колоколенка.

— Это Ласточки, — узнает Марианна, — дальше — город Франциска, ремесленные кварталы…

Опять отведенные в сторону плети ползучих растений, опять лаз, опять нагибаться. В саду пусто, мушкетная пальба то ли стихла, то ли здесь не слышна, но колокола продолжают вразнобой голосить, а глаза щиплет дурно пахнущий дым.