Виталий Держапольский - Псарня
— Кх-м! — кашлянул Вахромеев.
— Ну вот, — расстроился Вовка, — и я туда же. В общем, мне так один хороший человек говорил: «мол, мы скобские, мы прорвемся». Когда этот человек был мальчишкой, таким же, как мы, он жил в большом доме, который все называли «Скобский дворец». А пацанов из того дома скобарями кликали… И были те скобари бесстрашными, сильными и смелыми, что не страшились даже против царя, тогда царь, а не фюрер страной правил, — пояснил Путилов, — воевать идти.
— Ну, прямо как ты, Вовка. Ведь тоже не побоялся против Сандлера выйти, — с обожанием произнес Семка Вахромеев. — Мне бы хоть чуть твоей храбрости…
— Все у тебя получится, Сема, — Вовка обнял товарища за плечи, — ты сможешь свой страх побороть. Думаешь, что я ничего не боюсь?
— Конечно!
— Боюсь, Семен, очень сильно боюсь… Ничего не боятся только дураки, а настоящие герои побеждают свой страх!
— Ух, ты, — произнес Вахромеев, — сам придумал?
— Нет, один хороший человек мне это сказал. Когда мне, точно так же, как и тебе было страшно.
— Тот же самый «хороший человек»? — прищурился Емеля.
— Тот же, — ответил Вовка. — Поэтому, Семка, борись и побеждай свой страх! А боятся пусть нас наши враги…
— Тихо! Слышите? — привлек внимание товарищей Поспелов. — Кажись, Ланге чего-то орет!
— Точно, Ланге, — узнал трубный голос кантиненляйтера Вовка.
— Случилось чего, что ли? — озадачился Вахромеев.
— Побежали! — скомандовал Путилов, рванув на рассерженный рев немца.
Выбежав из-за угла, Вовка едва не врезался в стоявшего возле распахнутых настежь складских ворот Ланге. В руках кантиненляйтер держал картонную коробку с надписью, выполненной вычурным готическим шрифтом «Scho-ka-kola» «Die StДrkende schokolade (Укрепляющий шоколад)». Сквозь неровную дыру в коробке, пробитую каким-то любителем сладостей, были видны круглые жестяные упаковки шоколада с оранжевым ярлычком на крышке. Таких шоколадок Вовке довелось повидать, да и покушать преизрядно. Были в его жизни такие моменты, когда он от шоколада морду воротил, натрескавшись трофейных сладостей до тошноты. Когда партизанскому отряду удавалось уничтожать довольно-таки большие группы врага, все лакомства, найденные в ранцах мертвяков, доставались единственному ребенку в отряде — Вовке. И каких только разновидностей шоколада он не пробовал: треугольные дольки «Шо-ка-колы» в кругленькой жестяной банке, и плитки «Нестле», обернутые серебристой фольгой в красочной упаковке. Довелось ему попробовать даже «panzerschokolade» — танковый шоколад, от которого у мальчишки едва глаза на лоб не вылезли, и спать несколько ночей подряд не хотелось. Командир тогда сказал, что в этот шоколад немцы какую-то дрянь добавляют — лекарство, чтобы фрицы меньше уставали, и злее в бою были. После того случая Вовка опасался прикасаться к такому лакомству, если даже и оказия выпадала.
— Герр Ланге, что случилось? — сходу спросил мальчишка, вытянувшись по струнке перед разъяренным немцем.
— Dass (Что)?.. — Ланге выпучил свои маленькие глазки, словно не понял с первого раза, о чем его спрашивает Вовка.
— Что произошло, герр кантиненляйтер? — повторил Путилов.
— Scheiße (Дерьмо)! — прошипел Ланге. — Я спрашивайт, кто есть это mache… Сделайт? — Он так сильно тряхнул разорванной коробкой перед самым носом Путилова, что из нее вывалилось на землю несколько упаковочек шоколада.
— Ищите, кто коробку испортил? — осторожно уточнил Вовка, подбирая с земли оранжевые жестянки.
— Nein, der Dummkopf (Нет, дурак)! Я искать, кто есть вор! — злобно ощерившись, заявил кантиненляйтер.
Вовка с трудом сдержал брезгливую гримасу, едва не появившуюся на лице — изо рта фрица нестерпимо воняло полупереваренными котлетами с чесноком, застарелым перегаром и какой-то гнилью. Вместо этого он глупо улыбнулся, и невинно поинтересовался:
— А разве что-то пропало?
— Ja! — проревел Ланге. — Пропадайт цвай упаковка шоколаде!
— Может, их сразу не было? — выдал свою версию Вовка. — Через дыру по дороге вывались.
— Nein! Он есть быть целый! — Кантиненляйтер вновь встряхнул испорченную коробку. — Кто-то делайт дыра и брать шоколад! — Ланге бросил ящик на землю. От удара тот лопнул и шоколадные кругляки раскатились по всему двору. Кантиненляйтер вытащил из кармана пустую баночку. — Вот, — победно закричал он. — Кто-то съесть! Я найти вор! Если не найти — плохо будет всем!
— Семка, командуй постороение, — тут же сориентировался в ситуации Путилов.
— Отделение, стройся! — во всю глотку завопил Вахромеев по-русски, забыв с перепугу все немецкие команды.
Мальчишки побросали все, что до этого держали в руках и толкаясь принялись выстраиваться в одну линию.
— Нам нужно самим найти того, кто слопал шоколад, — зашептал на ухо Вахромееву Вовка. — Иначе этот кровопивец, — он едва заметно кивнул в сторону Ланге, — действительно всему отделению житья не даст!
— Попробуем, — согласился Семка, краем глаза наблюдая за построением. Когда шеренга сформировалась, Вахромеев вышел из строя.
— Герр обергефрайтер! — отрапортовал он Вовке. — Отделение построено!
Мельком взглянув на Ланге, «играющего» жвалами на костистом лице, Вовка неторопливо прошелся вдоль строя, гадая, кто из ребят мог подложить всем такую свинью.
— Курсанты… — хрипло произнес он, не зная, как начать. — Да, какое, на хрен… — ругнулся Вовка. — Пацаны! — громко крикнул он. — Пусть тот, кто это все сделал, выйдет вперед! Да, его накажут… Но зато не накажут всех остальных! Пусть он подумает о том, как будет после всего этого с нами бок о бок… Я все сказал. Кто виноват — выходи вперед.
Над строем повисла тягостная тишина ожидания. Прошла минута, вторая, третья. Никто вперед так и не вышел. Мальчишки затихли, уткнувшись в землю. Казалось, что они даже дышать перестали, чтобы не ненароком никто их не заподозрил в воровстве.
— Значит, никто так и не признается? — еще раз крикнул Вовка. — Значит, все получат…
Неожиданно Ланге сильно пихнул Вовку в спину, мальчишка едва сумел удержаться на ногах. Разъяренный немец подскочил к Вахромееву, возглавляющему шеренгу, и, вцепившись рукой в гимнастерку в области груди, рявкнул по-немецки:
— Den Mund Жffne (Рот открой)!
— Н-н-нихт ферштеен, — проблеял Вахромеев, так и не поняв, что от него хочет немец.
Тогда Ланге обхватил своей чудовищной волосатой клешней бритую макушку курсанта, а второй рукой дернул за нижнюю Семкину челюсть, едва не вывихнув её.
Семен вскрикнул от боли и открыл рот. Немец внимательно взглянул на язык курсанта, недовольно дернул щекой:
— Rein(Чистый)!
Отпихнув Семена в сторону, Ланге навис над следующим курсантом:
— Du (Ты)!
Емельян Поспелов, стоявший следующим в ряду за Семкой, послушно открыл рот, не дожидаясь, пока его схватит своими лапами страшный фриц.
— Rein! Folgender (Следующий)!
Мальчишки послушно раскрывали рты, а Ланге скрупулезно осматривал состояние языков:
— Rein! Folgender! Rein! Folgender!
Наконец кантиненляйтер остановился перед испуганно-притихшим Буханкиным. Вовка заметил, что отрядного толстячка бьет мелкая дрожь, а по бледному лицу стекают крупные капли пота. Гимнастерка под мышками намокла и потемнела.
— Du! — хищно выдохнул в лицо Караваю Ланге. — Бистро! Бистро!
Буханкин сдавленно пискнул и отшатнулся от нависшего над ним фрица. Штанины в районе ширинки Каравая стремительно темнели, напитываясь влагой.
— Der Mund, schnell (Рот, быстро)!!! — заорал еще громче Ланге, потрясая кулаками. Заметив мокрое пятно на штанах Буханкина, немец негодующе проишипел:
— Harnen (мочиться, ссать)?
Буханкин хрюкнул и кулем осел на землю.
«Буханкину капец, — подумал Вовка, — теперь уже точно!».
— Scheiße (Дерьмо)! — выругался Ланге, однако, не поленившись нагнуться и заглянуть Буханкину в рот. — Rein! — произнес он, брезгливо сплевывая на землю.
Вдруг стоявший рядом с упавшим Караваем Славка Федькин (наверное, самый неприметный в отделении мальчишка, вроде бы и ростом вышел, и статью, но как-то умудрявшийся до сей поры не обращать на себя внимания), резко рванул в сторону — подальше от «метающего молнии» кантиненляйтера. Как Ланге успел среагировать на этот прыжок, Вовка так и не понял — настолько быстро все произошло — но, немец взмахнул рукой и убегающий мальчишка покатился по траве. Победно рыча, Ланге кинулся на свою жертву, придавив пацана коленом к земле. Ударив беглеца тыльной стороной ладони по лицу так, что голова Федькина едва не оторвалась от шеи, Немец залез пальцами ему в рот.
— Wurde geraten, der Bastard (Попался, ублюдок)! — победно захохотал Ланге, заметив на языке Славки коричневые остатки шоколада. — Это есть вор! — во всеуслышание заявил он, поднимаясь на ноги. — Встать, Hundedreck (собачье дерьмо)! — приказал немец, с силой пнув мальчишку по ребрам.
