Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь

— Хорошо… — хрипло сказала за спиной баронесса, — хорошо, что мы с собой ничего не взяли. Констанс настаивал… Л мы не взяли.

— Да, — подтвердила Арлетта и прониклась к себе толикой уважения, поскольку голос прозвучал как обычно. — Удачно, что нам нечего спасать.

Драгоценности, которые она привезла, пошли в ход еще до того, как в тайнике Раймонды нашлись блюда с кувшинами, и кино. Подарки Арно она предусмотрительно оставила в Савиньяке, но удирать, бросив фамильные ценности, в любом случае дурной тон. А в том, что удирать придется, Арлетта больше не сомневалась.

— Мы должны слушать Пьетро. — Лучше, чтоб Марианна поняла это прежде, чем все начнется по-настоящему. — Не Габетто, а Пьетро. Он знает, что делать. Поверьте, когда бежишь, главное — не мешать тому, кто тебя выводит.

— Не беспокойтесь, сударыня. — Баронесса нашла в себе силы улыбнуться, в очередной раз доказав мудрость Ро. — Я не буду обузой.

На сей раз она не напоминала ни о своем происхождении, ни о висельниках с Салиганом, и это тоже было достойно.

— Кто-то идет. — Руки красавица все же стиснула. Не забыть сказать ей, чтобы сняла кольца.

— Я слышу. — Спокойно… Спокойно, графиня Савиньяк, урожденная Рафиано, не позорь своих мужчин. — Любопытно, это Пьетро или наш милый теньент?

Скрипнули, почти взвизгнули дверные петли. Как громко… Впрочем, у страха слух, как у кошки, вот мозгов у него куда меньше, значит, долой страх.

— Брат Пьетро, мы в вашем распоряжении. Что нам делать?

— Пока всего лишь ждать.

С четками монашек не расстался, но взор больше не опускал. Таким он еще сильней напоминал Ли и при этом был откровенен, как Райнштайнер в Сэ. Вкратце объяснил: драка за стенами аббатства еще идет и погромщики все прибывают.

— Заблудших уже столько, — длинные пальцы невозмутимо отсчитывали плохонькие жемчужины, — что оставшиеся в Нохе гвардейцы с ними не справятся. Их просто не хватит, чтобы удерживать стены на всем протяжении. Прорыв неизбежен, после чего у гарнизона останется два выхода. Уходить или забаррикадироваться в резиденции его высокопреосвященства.

— Вы думаете, — дала понять, что она еще соображает, Арлетта, — что подмога придет?

— Это маловероятно.

— В таком случае загонять себя в мышеловку нелепо. Если, конечно, Ноха не окружена…

— Нет, сударыня… пока нет. Я согласен с вами, и я посоветовал офицерам, как только бунтовщики преодолеют внешнюю стену, вывести солдат через внутреннюю Ноху к Желтой площади. Непонятно, ради чего защищали аббатство городские головорезы, но у церковных гвардейцев в отсутствие его высокопреосвященства этой причины явно нет.

«Защищали»… Значит, эта защита уже в прошлом.

— Эти головорезы разбежались?

— Нет, сударыня, они погибли.

— Все?

— Насколько я мог понять, все. Если капитан решит уходить, можно будет…

Топот ног по лестнице, распахнутая дверь. Долговязый солдат из десятка Габетто. Значит, уже «не можно».

— Брат, дело плохо…

Уединяться с гонцом Пьетро нужным не счел, выслушал на месте, не стесняясь дам и не пытаясь их обмануть. Оказалось, что где-то с северной стороны больше полусотни одержимых перебрались через стену. Их перебили, но сейчас лезут в других местах, так что всё, считай, внешняя Ноха захвачена. Габетто сейчас будет здесь, он просит поторопиться со сборами. Очень просит.

Солдат выпалил свои новости и с тем же топотом унесся вниз. Правильно, сейчас не до поворотов через левое плечо. И не до слез.

— Сударыня, разумеется, мы дождемся Габетто, тем более что внутренняя Ноха какое-то время еще продержится. — Пьетро все же монах. Мужчина видел бы лишь ставшую снеговой баронессу! — Но я бы вам посоветовал охрану отпустить.

— Хорошо. — Арлетта не колебалась, как не колебалась, вверяя себя Райнштайнеру. — Габетто и его люди останутся с гарнизоном. Марианна, снимите кольца и повяжите голову. Я видела тут почти платок.

Дювье кромсал холодную говядину, клал на хлеб, от души мазал горчицей и передавал сидящему ближе всех Сэц-Арижу. Это было обедом и наверняка ужином, о которых Робер напрочь позабыл, но ввалившийся Карваль сказал, что надо поесть, и вот они сидели, кто на столе, кто на подоконнике — стулья из кабинета коменданта куда-то подевались, и жевали. Проэмперадор, генерал, капитан и сержант. Четверо, счастливое число… А уж какое счастье творится за стенами!

— Монсеньор, — Никола ел быстро и аккуратно, — нужно решать с Багерлее.

— Что, и там?

— Нет, но мы обязаны принять меры. Арестованных по воле ее величества и графиню Рокслей лучше вывезти, остальных — расстрелять, а тюремщиков присоединить к городской страже. Я узнал, что Перт в ней и начинал. И я бы покончил с барсинцами и дезертирами. С теми, что в Доре…

Робер проглотил слишком большой кусок, а может, это горло вдруг стало уже. Хлебная корка, опускаясь к желудку, царапалась, как угодившая в мешок кошка. Никола сосредоточенно сдвинул брови, готовясь спорить.

— Мародеров и насильников мы вешали, — напомнил Эпинэ. — В Доре те, чья вина не доказана.

— Нам больше некогда доказывать. — Маленький генерал вытер тыльной стороной ладони усы и стряхнул с мундира немногочисленные крошки. — Монсеньор, если мятежники получат вожаков-военных, наше положение станет безнадежным.

А так оно не безнадежно? Хотя Дженнифер и Кракла в самом деле лучше вывезти в Ноймаринен. И свежие люди страже не помешают, но убивать людей, пока они еще не свихнулись… Не разоружить, не запереть — просто прикончить!

— Отправьте, кого считаете нужным, с послами. Проворовавшихся поставщиков разогнать к кошкам! Подстрекателей… Да, расстреляйте. Охрану — в город Франциска.

— А Дора, Монсеньор?

— Пока сидят смирно, будут жить. При попытке бунта — стрелять без предупреждения, но не раньше.

— Монсеньор, — доложил с подоконника Дювье, — из дворца. Вроде не вовсе в мыле…

Бывший гимнет и впрямь дурных вестей не привез. Приказ о вывозе принца выполнялся; как только всё подготовят, немедленно выедут.

— Надо найти Мэйталя… — Робер по примеру Никола смахнул с мундира крошки и понял, что все еще голоден. Нашел время! — Конечно, можно послать и Халлора… Гедлера.

— Мэйталь со своими, как и договаривались, сейчас на Триумфальной и вокруг Ружского, — напомнил Никола, — там пока тихо.

— Вот и прекрасно! Кортеж как раз пойдет по Триумфальной, пусть там церковники и присоединяются. — Да уж, «прекрасно»! Принца собирались отправить завтра, а сегодня рассчитывали на помощь серых в городе. — Никола, я не хочу оставлять те места без присмотра. Выдвинем к Ружскому полсотни наших из тех, что в резерве. И роту гарнизонного полка…

— Монсеньор, мои люди не в резерве. Они сопровождают вас.

— Никола!

— Дювье охраняет вас. И будет охранять, а к Ружскому можно отправить Блора.

— Лэйе Астрапэ, кого?!

— Полковника Блора, Монсеньор. Мне понятно ваше удивление, но после исчезновения Окделла Блор не дал ни единого повода для недоверия. Он был втянут в мятеж так же, как и Халлоран.

— Он сейчас в Новом?

— Да, за Святым Квентином. Там не слишком горячо, стража справится и без северян.

— Хорошо. В случае беспорядков на Золотой и рядом туда можно направить и Блора.

Дювье никуда не уйдет, это ясно. Собственно, Никола о таком предупреждал. Южане будут сперва защищать «Монсеньора» и лишь потом — выполнять его приказы. Кэналлийцы подчинились бы, а эти — нет! Разве что Иноходец станет Вороном, который без раздумий отдаст приказ стрелять по толпе. И под ядра пойдет тоже не оглядываясь.

— Никола.

— Да, Монсеньор?

— Пошлите в арсенал за гранатами.

Глава 2. ТАЛИГ. ОЛЛАРИЯ БЕРГМАРК. АГМШТАДТ

400 год К. С. 7-й день Летних Молний

То, что она висит на руках раненого мужчины, и не абы какого, а самого Проэмперадора, Луиза сообразила, едва открыв глаза. Госпожа Арамона приходила в себя, как и просыпалась, сразу, правда, объятия полуодетого окровавленного Савиньяка на пробуждение походили мало. Стараясь не шевелиться — Лионель казался половчей Эйвона, но страх быть уроненной продрал глаза вместе с хозяйкой, — госпожа Арамона обеспокоенно заметила:

— Сударь, вас надо перевязать!

Граф односложно согласился и, не выпуская ноши, куда-то отправился. Захлюпало — в довершение всего ее тащили по воде. Луиза видела только Савиньяка по грудь и веселенькое синее небо, а вертеться было себе дороже.

— Поставьте меня. Вы ранены, я пойду сама.

— Вы промочите ноги.

Луиза могла бы возразить, что лучше промочить ноги, чем плюхнуться в лужу, но спор был чреват именно плюханьем, и капитанша смолчала. В конце концов, это ее несли, а не она изображала маршальскую лошадь. Путь оказался недолог, через несколько шагов Проэмперадор успешно поставил даму на травку рядом с брошенным мундиром и, достав платок, зажал рану на груди — кажется, неопасную.