Ни конному, ни пешему... (СИ) - Костина Надежда
ВСТРЕЧА С ЮСТИНОЙ
— Людоньки!!! Панянка вернулась! — громкий крик гулко разносился в морозном воздухе. Перепуганные голуби поднялись с заснеженной крыши. Дворовые псы подскочили, залаяли, срываясь с цепей. Даже сонные куры всполошились, — глотка у Мартына была луженая.
Ворота поместья медленно открывались, впуская телегу. Конюх, на бегу снимая шапку и кланяясь, подхватил лошадь под уздцы, заводя во двор. Йосип соскочил первым, помог выбраться Ядвиге. Подмигнул, хитро ухмыляясь. Вот же…бисов сын!
На радостный крик сбежались люди. Мужики снимали шапки, кланялись юной панянке, бабы счастливо охали, крестились.
— Матинко божа! Наше дитятко возвернулось!
«Дитятко» стояло посреди родного двора, удивлённо оглядываясь. Сколько ее не было дома? Пять дней! Казалось, целую вечность. Под проливным осенним дождем убегала насмерть перепуганная девчонка. Вернулась в начале зимы — кто?!
Легкий морозец сковал осеннюю слякоть, затянул тонким ледком лужи, присыпал чистым снегом крыши, карнизы, ступеньки, изморозью покрыл голые ветви деревьев, праздничной скатертью выстелил дорожку ясной панне — добро пожаловать, шановна, заждались тебя…
Зима, опередив юную ведьму, выбралась из леса первой, перекинула хрупкий мост через черную речную воду, белой поземкой прогулялась полями, лугами, торными дорогами. Заявила свои права и на старый дом, и на конюшню, и на яблоневый сад, и на низкое темное небо. Будешь знать, глупая, как без присмотра бросать СВОЕ. Вернешься, — а все иначе…
…И еле слышный ехидный смешок за левым плечом.
Лешко?!
Ядвига резко обернулась — Лукаш о чем-то негромко спорил с племянником, кухонный мальчишка набирал воду в колодце, собаки, учуяв своих, виляли хвостами, выпрашивая ласку…
Плечо неожиданно кольнуло холодом. Панночка дернулась, вскинула руку. Едва заметная тень скользнула по рукаву, распушила мех на манжете, свернулась змейкой на раскрытой ладони и стекла невидимой каплей с кончиков пальцев.
Тень скользнула по камням двора, затаилась темным пятнышком под ступенькой. Зеленью мигнули искорки глаз, оскалилась в улыбке зубастая пасть.
«Мелкий дух. Трусоватый, слабый», — вспомнились слова старухи.
— Ну, я тебе устрою! — прошипела Ядвига, глядя прямо в зелёные точки. Тварючка весело крутанулась и… исчезла!
Девочка опомнилась, растерянно озираясь вокруг. Слуги стояли, с любопытством наблюдая за вернувшейся хозяйкой. Вот же ж!!! Всё то они подмечают. Как там дядька Лукаш учил — веди себя обычно.
— Ганька! — сердито рявкнула служанке. — Горячую воду готовь и чистую одежду. Панна Юстина дома?
Холопы дружно закивали. Ганька кинулась выполнять приказ.
— Панна вдома. До вечеру чекаемо пана воеводу с людьми. Дозвольте идти, бо не вспием. Они ж как снег на голову толпой свалятся, — тетка Олена, старшая кухарка, умоляюще сложила ладони.
Ядвига настороженно вглядывалась в знакомые лица. Хромой конюх, которого так ценит пан Лихослав, крикливый Мартын — гроза окрестных девок, кухарки, старая нянька, вечно хмурый сокольничий, дворовые мальчишки… А ведь они и вправду рады ее возвращению, и дело не только в страхе перед отцом!
Девочка неожиданно тепло улыбнулась СВОИМ людям, махнула рукой.
— Та йдить вже, а то панство с голодухи нас с вами схарчат, и не подавятся.
*******
Дом встретил теплом печей, привычным скрипом дубовых полов. К приезду хозяина жарилось мясо, запекалась рыба, подходило тесто на пироги. Запахи дразнили голодную девчонку. Живот урчал. Хотелось отправиться на кухню, стащить самые вкусные кусочки. Тетка Олена завсегда норовила откормить «бидну сиротку, тоненьку, як ота квиточка». Сироткой Ядвига себя не считала, «тоненькой квиточкой» тоже, но случая заглянуть на кухню не упускала.
Лестница злополучная. В груди ёкнуло. Вспомнились крики, кровь, неподвижное тело на темном полу. Ядвига остановилась, унимая дрожь. Юська жива! Жива! Не только слова старого егеря, но и свое чутье шептало — живая, курва! Ну, крепкая порода! Это ж надо! Мордой все ступеньки пересчитала и отделалась сломанным носом!
Эх. Не на кухню за свежими пирогами, а к братовой жене нужно идти. Мириться. Хоть и страшно!
Ядвига стянула с головы лисью шапку, швырнула в сторону. Скинула на пол тулуп. Решительно направилась к лестнице.
Она шляхтянка, ей не пристало бояться.
******
В покоях натоплено, аж душно. В носу защипало от запаха вонючей лечебной дряни. Сумрак затаился в темных углах. Тяжелые шторы плотно задернуты. Свечи горят на столе. Захотелось распахнуть окна, впустить солнечный свет и чистый морозный воздух…
Юстина дремала в низком кресле. Услышав скрип двери, вздрогнула, открыла глаза.
— Ты вернулась! — еле слышно прошептала панна. — Мы везде тебя искали. Думали — сгинула. Матерь божья, как же я боялась за тебя!
Она прижала ладонь ко лбу, часто задышала. Ядвига обомлела — вместо высокой, статной красавицы перед ней была несчастная девчонка, измученная болью и страхом: бледное лицо, под глазами желтели синяки, щеки ввалились, светлые пряди прилипли к влажной коже.
«Да она же всего года на три-четыре старше меня! — мысль была странной, слишком взрослой для юной панянки. — Когда ей рожать? Бабы болтали — березень, квитень! Точно помнится — весной. Черт, ребенок то хоть жив?!»
Юстина откинулась на спину, вымученно улыбнулась, сложила руки на животе.
…пламя свечей ударило по глазам, дышать стало тяжело, голову сдавило тупыми тисками, сердце колотилось невпопад — одно…и… второе… и… третье?! Живот стянуло узлом. Ядвига согнулась от внезапной боли, судорожно хватая ртом воздух, вцепилась рукой в дверь, чтобы не упасть. Колени задрожали, слабость накатила приторной волной тошноты. Стало страшно и… невыразимо тоскливо. Ещё немного, совсем немного и — все. Не будет ясной панны. Потускнеют золотые волосы, погаснут светлые очи…
Ай! Курва!
Острые зубки впились в ухо. Мерзкое хихиканье черной тварючки выдернуло из муторной темноты.
Тень прошлась когтистыми лапками по плечам, нагло цапнула за второе ухо, мазнула хвостом по лицу и, блеснув зелёными точками глаз, пропала…
— Ну, мерзавка, погоди, доберусь я до тебя!
Ядвига помотала головой, стряхивая липкий морок чужой боли и безнадежности. Выпрямилась, все ещё держась за стену. Ошалело уставилась на Юстину. Та испуганно наблюдала за девочкой.
— Ядька, что с тобой? Давай за лекарем пошлем? — она неловко попыталась встать, дотянуться до колокольчика, позвать прислугу.
— Не надо! — вскрикнула панночка, — Не вставай… пожалуйста. Я сейчас помогу. Я попытаюсь…
Ядвига упала на колени к ногам невестки, накрыла ледяные ладони Юстины своими. Зажмурилась, прислушиваясь. Два крохотных сердечка стучали быстро-быстро. Две жизни, готовые вот-вот оборваться. Дети Януша, внуки пана Лихослава. Им было тоскно. Очень плохо и очень страшно. Ядвига чуяла приближение новой мучительной боли. Ее нельзя подпускать ни в коем разе! Иначе — все!
Жар разгорался в середине груди, по коже потекли огненные струйки, в ушах зашумело. Руки жгло огнем. Его было так много, что казалось, ещё мгновение — и вспыхнут волосы. Как тогда в черной жуткой степи, среди высохших трав и мертвых голосов. Матинко Божа, что же делать-то…
В самом сердце заповедной чащи маленький леший сидел на выворотне и чуть слышно наигрывал зимнюю колыбельную. Белые волки у ног лесного хозяина чутко дремали под тихие звуки сопилки. Мелодия внезапно прервалась — леший поднял голову. Тревожно прислушался. Сердито нахмурился, зыркнул на заснеженную избу. Дверь со скрипом распахнулась.
— Играй, негодник. Играй громче!!! Я одна такую ораву с Той стороны не выведу, — заорала старуха с порога.
Лешачек ловко спрыгнул с высокого пня, скинул с плеч волчью шубу и, осторожно ступая босыми ногами по свежему снегу, медленно пошел в темноту…
