Виталий Держапольский - Псарня
— Hallo (Привет)! — дружелюбно улыбнувшись, поздоровался Вильгельм.
— GrЭß Gott! — так же дружелюбно ответил мужичок, признав в Граббе немца.
— О! — воскликнул Вильгельм, в ответ на не слишком распространенное приветствие. — Вы родом из Австрии?
— Нет, Швабия, Гогенцоллерн. Слышал о таком?
— О! Я! — кивнул Грабб. — Моя тетя проживает в Штутгарте…
— Земляк, значит…
— Не совсем, — признался Вильгельм. — Я в Прибалтике вырос. В Эстонии…
— Понятно, довелось и при комиссарах пожить?
— Довелось. — Не стал скрывать Грабб.
— И что, даже в лагеря не загнали?
— Повезло, наверное. Я даже преподавателем в школе работал.
— Хм, действительно повезло, — хмыкнул мужичок. — Постой, мы тут треплемся, а имен не знаем.
— Вильгельм Грабб, буду преподавать историю рейха в вашей школе.
— Максимилиан Мейер, комендант «Псарни», — представился мужичок. — Если что по хозяйственной части нужно — это ко мне.
— Так я тогда к вам, — обрадовался Грабб.
— Давай по-простому, на «ты», — предложил Мейер. — Я мужик простой — две войны за плечами, да и какие между настоящими немцами могут быть счеты? Согласен?
— Конечно, о чем разговор?
— Ты женат? — спросил Мейер.
— Да как-то Бог миловал…
— Вот и здорово! Тогда я тебя в общежитии поселю. Свободных комнат хватает. А насчет этого дела — так у нас здесь недалеко есть отличный бордель! Девочки на любой вкус: хочешь — немки, хочешь — русские, украинки… Даже пару-тройку азиаток недавно завезли, — «просвещал» нового сослуживца комендант. — Экзотика! В общем, расслабиться есть где. Ты, кстати, перекусить не хочешь?
— Какой же солдат от еды откажется? — усмехнулся Вильгельм. — Слона съем!
— Тогда подожди немного, я тебя на довольствие поставлю. А после вместе сходим в столовую — я ведь тоже с утра ничего не ел. За этими охламонами, — он указал на мальчишек, таскающих матрасы, — глаз да глаз нужен!
— Понял, я тогда на улице покурю.
— Отлично! Я быстро.
Грабб вышел из склада и уселся на лавочку, пристроенную к стене барака. Распечатал последнюю пачку папирос и с наслаждением закурил, привалившись спиной к подгнившим доскам хозяйственной постройки. Непривычная тыловая тишина странно действовала на Вильгельма — ему словно чего-то не хватало. Не хватало орудийной стрельбы, трескотни автоматов, разрывов бомб и снарядов. За длительную службу он сроднился с этими звуками, перестал обращать на них внимания. И лишь теперь, лишившись привычного фона, понял, что его жизнь, возможно, изменилась к лучшему. Вместе со звуками боевых действий исчезла неопределенность: сумеешь ли ты выжить после очередной атаки, или тебя зароют в общей могиле?
— Эй, солдат! Ты чего это, уснул с дороги? — оторвал Вильгельма от радужных мыслей скрипучий голос коменданта. — Давай, спать будешь после обеда. Я вот и ключи от комнаты прихватил. Держи. — Комендант всунул в руку учителя небольшой ключик. — Обитать будешь вон в том двухэтажном здании.
Отставник взглянул туда, куда указывал костистый палец коменданта: на небольшом пригорке высился старый особняк с колоннами, поддерживающими классический портик. К особняку вела широкая белокаменная лестница, по обеим сторонам которой стояли изваяния, выполненные в виде оскаленных львов. За строением расстилался обширный яблоневый сад.
— Настоящее русское поместье! — присвистнул Грабб.
— Здесь до революции усадьба помещичья была, — пояснял по ходу движения Мейер. — Комиссары развалить не успели — глубинка. Даже мебель от старых хозяев осталась…
— Райский уголок! — произнес Вильгельм.
— Еще бы! — согласился комендант. — Это ты еще весной здесь не был, когда яблони цвели… Ну ничего, успеешь еще насладиться. А климат какой! — не переставал восторгаться Максимилиан. — Рай, настоящий рай!
— Это точно — не Сибирь! — согласился Грабб. — Вот где мрак!
— Понимаю. Пять лет за Сибирь бодались. Хлебнул, наверное, через край?
— И не спрашивай, — передернул плечами Грабб, вспоминая лютые сибирские зимы, когда пальцы примерзали к спусковому крючку автомата.
— Ладно, теперь отдохнешь, — философски заметил комендант. — Заслужил. По ранению списали?
— Контузия. Зрение село. Стал слепым, как крот.
— Ну, это ничего. Отдохнешь, подлечишься, глядишь, и зрение восстановиться… — оптимистически заявил Мейер. — Как говорят, все болезни от нервов, а у нас тут тихо, спокойно.
— Хочется верить, — кивнул Грабб.
Здание школьной столовой, спрятавшееся за новенькими, недавно отстроенными интернатскими казармами, сверкающими свежетесанным брусом, было под стать особняку — старое каменное, выстроенное на века. Через распахнуты высокие окна на улицу вырывались чудесные ароматы, от которых у голодного Вильгельма рот мигом наполнился слюной, а в животе утробно заворчало.
— У! — принюхался Мейер. — Пахнет жареными колбасками.
— Что, эту мелюзгу колбасками жареными кормят? — не поверил Грабб.
— Ну, это ты перегнул! — рассмеялся комендант. — Колбаски только для комсостава и администрации. Хотя и малолеткам кое-чего перепадает…
— Ну, это ни в какие ворота не лезет! — возмутился Вильгельм, прибавляя шаг. — Нас на фронте такой иногда дрянью потчевали…
— Ну, за этим проектом из самого Берлина наблюдают. У фюрера далеко идущие планы…
— Не понимаю я, — признался Грабб, — для чего ему эти славянские ублюдки? Неужели у нас не хватает своих?
— Это, мой друг, не нашего ума дело! — произнес Мейер. — Им там, — он ткнул пальцем в небо, — виднее. Ты лучше радуйся, что не на фронте загнулся. Что будешь жив-здоров, сыт, одет и обут. А начальство само разберется, что, кому и как.
— Согласен, — кивнул Грабб, останавливаясь массивных дверей столовой, так же, как и окна, распахнутых настежь.
— Проходи, что встал у дверей, как не родной! — подтолкнул Мейер учителя.
Грабб вошел внутрь и остановился на пороге. Помещение столовой было огромным, а высокие потолки и широкие стрельчатые окна добавляли объема.
— Эрмочка, золотце! — закричал комендант с порога. — Мы пришли!
— Кого это принесло? — раздался низкий грудной голос из кухни. — А? Герр комендант наконец-то соизволили покушать? — Следом за голосом в столовую вплыла необъятных размеров женщина.
— Точно так, душечка моя! — Максимилиан, похотливо ухмыльнувшись, игриво шлепнул повариху по мясистой заднице.
— Ах ты, черт плешивый! — делано возмутилась повариха, но Вильгельм заметил, что ей нравится такое «внимание» коменданта. — Чего ж ты меня перед людьми позоришь? Что он о нас подумает?
— Ой, ой, ой! Какие мы нежные! — Мейер сгреб толстушку в охапку и звонко поцеловал её в щеку. — Так и съел бы сладенькую пышечку…
— Садись уж, едок! — Повариха легонько толкнула коменданта тяжелым задом — субтильный Мейер покачнулся, едва не свалившись.
— Ах, какая женщина! — с чувством произнес он.
«А наш комендант еще тот «ходок», — понял Грабб, вспомнив, с какой страстью расписывал Максимилиан прелести местного борделя. — Значит, будет с кем наверстать упущенное на фронте!».
— Познакомся, Эрма, — произнес Мейер, — это — Вильгельм Грабб, наш новый учитель.
— Ой, какой худенький! — всплеснула руками повариха. — Недавно с фронта?
— Недавно, — ответил Грабб.
— Ничего, я вами займусь, — загадочно пообещала Эрма, тряхнув мощными телесами.
— А мной когда займешься, фрау Херман? — усаживаясь за стол, спросил Мейер.
— На тебя только добро переводить! — прыснула в кулачок Эрма. — Кормишь тебя, кормишь и все коту под хвост!
— Под хвост, говоришь? — Маленькие глазки коменданта маслянисто заблестели. — Тогда я зайду вечерком, моя булочка? — Он вновь игриво хлопнул кухарку по попе.
— Отстань, паразит! — по самые уши залилась краской Эрма. — Герр Грабб, вы не обращайте на него внимания. Герр Мейер у нас известный весельчак.
— Да я уже это понял, — ответил Вильгельм.
— Ой, а что же это я стою? — всплеснула руками кухарка. — Вы же голодные! Сейчас все принесут… — Она с необычной для столь грузного тела резвостью исчезла на кухне.
Через минуту она появилась, держа наперевес поднос, нагруженный парящими тарелками с супом.
— Ну вот, — едва слышно произнес Грабб, — жизнь-то налаживается.
Глава 5
12.06.1962
Рейхскомиссариат «Украина».
«Псарня» — первый детский
военизированный интернат
для неполноценных.
Слегка дребезжащий звук натертой до зеркального блеска морской «рынды», заменяющей школьный звонок, возвестил о конце занятий.
— Die Stunde ist beendet, (Урок окончен) — произнес Вильгельм, убирая методическое пособие в стол.
